груди золотом тисненную черную папку. Он так нежно обнимал ее, словно хотел сообщить ей хоть частицу нежности и благоговения к тому, перед кем эта папка должна была лечь на стол.
- Хорошо бы,- мечтал он вслух,- чтобы в тот момент, когда я приближусь к губернаторским покоям, небо явило милость и господин генерал-губернатор оказался на балконе... Конечно, он издалека различит своим зорким оком, что к нему направляется верный слуга с важнейшим делом - и, сразу это разобрав, он отдаст распоряжение челяди:
- Пропустите, пропустите почту! Препроводите этого господина прямо ко мне... Может, он несет новые указания от самого государя императора! И как я мог столько дней не вспоминать о том, что ко мне могут поступить важные и даже необходимые известия? Конечно, это лишь потому, что я был крайне удручен смертью моего храброго офицера, и все остальное просто выпало из моего круга внимания. Ну, да самое тяжелое в этой грустной истории позади, обратимся к сегодняшнему дню!
Рассуждая так, почтмейстер мелкой рысцой добрался до губернаторского дома и поднял глаза лишь в последний момент, у дверей, уверенный, что господин генерал уже давно его заприметил и ждет. Однако на балконе никого не было.
'Наверно, его превосходительство спит,- подумал тогда начальник почты,- а что ему делать, как не спать? Дело его такое, он не то, что наш брат уездный чиновник. Он - захотел, поехал, куда глаза глядят, захотел - спать лег посреди дня. На то он сам себе головам.
Да и то сказать - нелегкий путь проделал господин губернатор. Бросил свои роскошные апартаменты в Гяндже и вот уже который день мучается здесь, в провинциальном Гёрусе. Его ли это дело, скажите на милость? Да... А кто виноват?
Тут ответ один - виноват Сережа, то бишь его благородие уездный начальник полковник Белобородое Сергей Иванович. Лично. И никто больше.
Разве дело уездного начальника рассуждать о величии декабристов, вместо того, чтобы ловить государственных преступников? Будь он попроворнее, пооборотистей - не пришлось бы самому генерал- губернатору брать на свои плечи чужие труды и болеть в дороге...
Собственно, надо сказать, хитрый почтмейстер был во многих делах куда осведомленней, чем он хотел бы это показать. И даже сам с собой он несколько хитрил, произнося такие сладкие и высокопарные монологи. Дело в том, что почтмейстер был неописуемо любопытен, и когда желание одолевало его со страшной силой, он, приговаривая: 'Прости, господи, согрешил!' - открывал весьма искусно приглянувшееся ему послание. Так что...
Очнулся чиновник от своих раздумий на самом пороге дома, уже в парадном, куда он сунулся, не спросясь. Но тут его грубо остановил казак, заслонивший карабином вход:
- Куда? Не велено...
- Як его превосходительству!
- Бумага есть?
- Какая?
- Пропуск!
- Да у кого взять?
- Там,- мотнул головой казак на дверь, в которую ввалился почтмейстер.Идите отсюда, господин хороший, я на посту, мне с вами гутарить не положено.
Чиновник вывалился за дверь, обескураженный более чем холодным приемом и пустился на поиски адъютанта. Не прошло и получаса, как он отыскал его во флигеле, стоявшем особняком в заднем дворе.
- Ничем не могу вам помочь,- ответил тот почтмейстеру сухо, невнимательно выслушав его сбивчивую речь.- Нет указаний принимать кого бы то ни было.
- Но у меня почта для господина губернатора! В том числе из Петербурга!
Адъютант задумался.
- А от кого?
- Ну, вам-то, господин штабс-капитан, наверняка прекрасно известно, из каких высоких инстанций пишут его высокопревосходительству! - ответил чиновник с угодливой улыбкой.
Это подействовало. После долгих раздумий офицер произнес:
- Хорошо-с. Оставьте бумаги, я передам губернатору.
- Невозможно, сударь! Я должен те письма, что собраны в этой папке, вручить лично. Такова инструкция.
Конечно, никакой такой инструкции не было, но очень уж почтмейстеру хотелось предстать перед высоким начальством. Он не ошибся в своих расчетах. Услышав магическое слово, адъютант спасовал.
Недовольно сморщившись, он все же отправился в губернаторские покои, чтобы получить указания. Но, передумав, свернул в комнаты Клавдии Петровны, которая в эти дни сама, по сути дела, правила всеми делами губернии. Княгиня соизволила дать согласие чтобы почтового чиновника допустили в губернаторский кабинет.
Адъютант вернулся:
- Прошу вас следовать за мной!
И отправился по высокой лестнице на второй этаж. Еле поспевая за молодцеватым капитаном, почтмейстер, тем не менее, успел спросить, подавляя одышку:
- Говорят, господин генерал-губернатор хворает?
- Кто говорит? - через плечо поинтересовался офицер.
- Да вот, верноподданные чиновники сокрушаются...
- Глупости! - оборвал адъютант.- Нечего вам сплетни собирать, милостивый государь.
Но назойливый посетитель не унимался, полагая выслужиться своей озабоченностью о губернаторском здоровье:
- Немудрено здесь и заболеть! Дороги у нас известно какие, ухаб на ухабе. Кого угодно измотают.
- Наше дело военное, нам ли ухабов бояться.
- А, может, он из-за этого ужасного убийства слег?
- Вы мне надоели, сударь! - рявкнул штабс-капитан, и чиновник, наконец, примолк.
На верхней площадке лестницы было две двери. Одна из них оказалась отворена, и в проеме, словно картина в раме, застыла прекрасная княгиня Клавдия Петровна. Почтмейстер склонился перед ней.
- Что за нетерпение, сударь? Что за срочность?
- Депеши из Петербурга, ваше превосходительство! С пометкой: 'весьма срочно!'
Клавдия Петровна молча наблюдала, как адъютант препроводил посетителя в кабинет мужа. И, проводив его взглядом, осталась стоять в дверях, покусывая алую губку.
Губернатор сидел за широким столом и не поднял глаз на вошедших. Потом сказал нервно:
- Ну?
Не так представлял себе почтмейстер встречу! Но выбирать не приходилось, и он с низким поклоном положил перед начальством черную папку и развязал шнурки, затянутые хитрым узлом.
Губернатор неторопливо и без признаков заинтересованности перебрал письма, мельком взглядывая на адреса отправителей. Потом спросил неожиданно бесцветным голосом:
- Что, небось половину писем вскрывал?
- Как можно, ваше превосходительство! - пролепетал тот, потея от ужаса.
- Знаю вас...- продолжал генерал также без выражения.
- Закон не дозволяет, ваше превосходительство! Губернатор скривился:
- Господи! Да какой же может быть закон в этом богом проклятом крае?
- Что вы изволили сказать? - переспросил посетитель растерянно.
- Говорю, что вы здесь все - разбойник на разбойнике!
- С вашим приездом, ваше превосходительство, все в этом, воистину диком крае, придет в надлежащий порядок.
Губернатор впервые поднял глаза на собеседника, стоявшего навытяжку, словно новобранец перед фельдфебелем.
- Вы действительно в это верите? - переспросил он, изрядно помолчав.
- Весь Зангезур только о том и говорит.
