собирались вместе и принимались за работу.
Нам с Мекаре удалось добиться «ливня» всего трижды. Но как приятно было видеть, как над долиной собираются тучи, и опускается ослепительная пелена дождя. Вся деревня выбегала под струи; казалось, земля набухает, открывается, благодарит нас.
«Дождиком» мы занимались часто – для других и для собственного удовольствия.
Но тем, что слава о нас распространилась так широко, мы обязаны «ливню». Нас всегда знали как ведьм с горы; теперь же к нам стали приходить люди с далекого севера, из неведомых нам стран.
В деревне люди ждали своей очереди, чтобы прийти к горе, выпить зелье и попросить нас истолковать их сны, испросить совета или же просто увидеться с нами. Конечно, в деревне им давали мясо и питье, они платили за это, и все, казалось, получали только выгоду. В этом отношении мы занимались примерно тем же, чем занимаются современные психологи: мы изучали видения, интерпретировали их, искали в подсознании зерно истины; а чудеса – «дождик» и «ливень» – укрепляли веру людей в наши способности.
Однажды, думаю, примерно за полгода до смерти нашей матери, к нам в руки попало одно письмо. Принес его посыльный от царя и царицы Кемета – так называли египтяне свою страну. Это письмо было написано на глиняной табличке, как писали в Иерихоне и Ниневии, – маленькие рисунки на глине и зачатки того, что люди позже назовут клинописью.
Конечно, прочесть письмо мы не могли; мы даже испугались и решили, что в нем содержатся проклятия. Мы не хотели прикасаться к нему, но нам пришлось это сделать, если мы хотели выяснить то, что следовало знать.
Посыльный сказал, что его повелители Акаша и Энкил наслышаны о нашей великой силе и почтут за честь, если мы явимся к их двору; они прислали большой эскорт, который будет сопровождать нас в Кемет, а потом они отправят нас домой с обильными дарами.
Все мы трое почему-то не доверяли этому посыльному. Он говорил правду, насколько она была ему известна, но здесь явно крылось что-то еще.
Поэтому наша мать взяла глиняную табличку в руки. Она сразу же что-то почувствовала и забеспокоилась. Поначалу она не хотела рассказывать нам то, что увидела; но потом, отведя нас в сторону, сказала, что царь и царица Кемета злые люди, они любят проливать чужую кровь и пренебрегают чужими верованиями. И со стороны этих людей на нас обрушится великое зло, что бы ни говорилось в письме.
Потом и мы с Мекаре дотронулись до письма и тоже уловили присутствие зла. Но здесь была какая- то тайна, темный клубок, в котором зло переплелось с элементом мужества, и это было неплохо. Короче говоря, речь не шла о заговоре с целью похитить нас и нашу силу, но присутствовали и искреннее любопытство, и уважение.
Наконец, мы обратились с вопросом к духам – к тем двум духам, кого мы с Мекаре любили больше всего. Они приблизились и прочли письмо – для них это было вовсе не сложно. Они объяснили, что посыльный сказал правду. Но если мы отправимся к царю и царице Кемета, нас ждет ужасная опасность.
«Почему?» – спросили мы духов.
«Потому что царь с царицей станут задавать вам вопросы, – отвечали духи, – а если вы ответите правду, царь с царицей разгневаются и предадут вас смерти».
Конечно, мы в любом случае не поехали бы в Египет. Мы никогда не покидали свою гору. Но теперь мы точно знали, что поступаем правильно. С надлежащим уважением мы сказали посыльному, что не можем уехать из того места, где родились, что ни одна ведьма из нашей семьи никогда отсюда не выезжала, и просили его передать это царю и царице.
Итак, посыльный уехал, и жизнь вернулась в привычное русло.
Разве что через несколько ночей к нам пришел один злой дух – мы называли его Амель. Громадный, могущественный, полный злобы, танцевал он по поляне перед нашей пещерой, пытаясь обратить на себя наше с Мекаре внимание, и говорил, что скоро нам может понадобиться его помощь.
Мы давно уже привыкли к льстивым речам злых духов; они впадали в ярость из-за того, что мы не разговариваем с ними, как другие ведьмы и колдуны. Но мы знали, что им нельзя доверять, что они не поддаются контролю, и мы никогда не испытывали искушения воспользоваться их силой и полагали, что такой момент никогда не наступит.
Этого Амеля особенно раздражало наше «пренебрежение», как он выражался. И он без конца объявлял себя Амелем Могущественным или Амелем Непобедимым, требуя от нас проявлений уважения. Потому что в будущем он может нам понадобиться. Больше, чем мы можем себе представить, ибо грядет опасность.
В этот момент из пещеры вышла наша мать и спросила духа, какие он видит неприятности.
Это нас потрясло, так как нам всегда запрещалось разговаривать со злыми духами и, обращаясь к ним, она обычно либо проклинала их, либо прогоняла, либо сбивала их с толку загадками и хитрыми вопросами, чтобы они злились, чувствовали себя глупцами и уходили.
Амель Ужасный, Порочный, Вездесущий – как бы он себя ни называл, а хвастовству его не было предела – заявил лишь, что грядет великая опасность и нам стоит проявить мудрость и отнестись к нему почтительно. Потом он начал похваляться всеми злыми выходками, которые совершал ради колдунов из Ниневии. Он может мучить людей, изводить их и даже пронзать их кожу, как рой мошек! Он умеет высасывать из людей кровь, заявил он, ему нравится ее вкус и ради нас он тоже смог бы высасывать кровь.
Мать посмеялась над ним. «И как тебе это удается? – спросила она, – Ты дух, у тебя нет тела, ты не чувствуешь вкус!» Именно такие слова всегда приводят духов в ярость, ибо они, как я уже говорила, завидуют тем, у кого есть плоть.
Итак, этот дух, чтобы продемонстрировать свою силу, вихрем набросился на нашу мать; ее добрые духи оказали ему сопротивление; и поляну охватило ужасное беспокойство, но, когда оно стихло и наши духи-хранители прогнали Амеля, мы увидели на руке матери следы крошечных уколов – будто бы ее покусал рой мошек. Амель, злой дух, пил ее кровь, как и обещал.
Мать осмотрела ранки; добрые духи обезумели, увидев, что с ней обошлись с неуважением, но она попросила их успокоиться. Конечно же, она размышляла, как это могло произойти и как получилось, что дух может чувствовать вкус крови.
Именно тогда Мекаре объяснила, что у духов есть крошечное материальное ядро в самом центре невидимого тела, и, возможно, он пробует кровь этим самым ядром. Представьте себе, сказала Мекаре, фитиль лампы, фитиль может впитывать кровь. То же самое и с духом, который весь как бы состоит из пламени, но в глубине его – маленький фитиль.
Наша мать исполнилась презрения, но ей это не понравилось. Они иронично сказала, что в мире и так полно чудес, не хватало еще злых духов, пристрастившихся к крови. «Сгинь, Амель», – сказала она и наложила на него проклятия: он пуст, неинтересен, не имеет значения, с ним не считаются, его не признают. Иными словами, почти то же, что до сих пор в несколько иной форме говорят священники, когда изгоняют дьявола из одержимых детей.
Но еще больше, чем выходки Амеля, нашу мать беспокоило его предупреждение: грядет зло. Беспокойство, которое она почувствовала, прикоснувшись к глиняной табличке, усугубилось. Но она не искала у добрых духов ни совета, ни утешения. Может быть, она все предвидела. Не знаю. В любом случае мать знала, что произойдет нечто такое, чего она не в силах предотвратить. Возможно, она понимала, что иногда, пытаясь противостоять злу, мы только играем ему на руку.
Как бы то ни было, в последующие дни она заболела, ослабла, а потом онемела.
Так она лежала несколько месяцев, парализованная, в полусне. Дни и ночи мы сидели рядом и пели ей песни. Мы приносили цветы и пытались прочесть ее мысли. Духи ужасно волновались, потому что любили ее. Они устраивали на горе ветер и срывали с деревьев листья.
Вся деревня опечалилась. Потом как-то утром мысли матери снова приняли определенные очертания; но то были лишь фрагменты. Мы увидели солнечные поля, цветы и вещи ее детства; а далее – только блестящие краски.
Мы понимали, что наша мать умирает; понимали это и духи. Мы изо всех сил пытались успокоить их, но некоторые все же впали в ярость. Когда она умрет, ее призрак поднимется и перейдет в царство духов,
