Исхлестанный ветками Тарх даже не заметил, когда прекратились бесконечные толчки и прыжки. Кобылица была покрыта пеной, тяжело дышала и гнула гордую шею до земли. Парень выпрямился и пнул пятками крутые бока:
— Живо вези меня к чародею!
Кобылица почти застонала, пошатнулась, но Тарх кольнул ее ножом в бок, и она была вынуждена подчиниться. Непрестанно подгоняя ее ножом, Тарх гнал кобылицу через лес.
Испуганная, исцарапанная, та мчалась вперед.
Лес раздался так резко, что Тарх не успел как следует рассмотреть выдающийся в море одинокий голый утес, казавшийся мрачным даже при ярком солнце. Море билось о камни. Самые большие валы почти достигали сложенной из валунов и стволов старых деревьев ограды. Неровный, кое-где устроенный поверх ограды тын был украшен странно знакомыми предметами, но Тарх рассмотрел их позже — когда кобылица поднесла его к распахнутым настежь воротам и мостку, перекинутому через ров с отвесными стенками. За миг до того, как кобылица одним прыжком влетела в ворота, парень успел узнать странные предметы.
Это были человеческие черепа.
Тарх почувствовал тревогу, но было поздно — он уже оказался во дворе, где замученная кобылка упала на колени.
Парень спешился, оглядываясь.
Во дворе царил ужасный беспорядок — какие-то кости, части доспехов и конской упряжи, исковерканная домашняя утварь, ржавое оружие. В центре двора стоял сложенный наполовину из камней, наполовину из бревен приземистый грубый дом, украшенный черепом твари, которую Тарх никогда раньше не видел. Дом издалека напоминал чудовище, присевшее и распахнувшее крылья — скаты крыши.
У высокого узкого крыльца-влазня толпились давешние лошади, со страхом глядя на изнемогающую подругу. Удивляясь, как это они оказались здесь раньше его, Тарх не увидел хозяйки здешних мест, пока она не подошла ближе.
Это была женщина высокого роста. Годы согнули ее, и все-таки она была огромна — плотная, сильная, закутанная в шкуры диких зверей и кованые доспехи. Густая грива волос окутывала ее до пояса. Грубое лицо напряглось, маленькие глазки под тяжелыми веками полыхнули ненавистью, когда она посмотрела на кобылицу.
Тарх решительно заступил ей дорогу.
— Ты не причинишь ей вреда, — заявил он, сунув нож под нос женщине. — Иначе я разрежу тебя на кусочки. Но я не трону тебя, если ты согласишься помочь мне!
Женщина проворно отпрянула. Глаза ее забегали, словно в испуге.
— Помочь тебе? — хрипло буркнула она. — Не много ль просишь, молодец? И того ль, чего тебе нужно? Обычно у меня иного просят — чтоб смилостивилась и отпустила живым и здоровым!
Она презрительно усмехнулась, но Тарх только подбоченился.
— Не пугай меня! — заявил он. — Если захочу — я в любой час отсюда выйду!
— Ты в этом уверен? — Женщина показала ему рукой за спину. Тарх мгновенно обернулся — для того, чтобы увидеть, как ворота с треском захлопнулись.
Он развернулся к хозяйке, сжимая кулаки. В глазах его загорелось бешенство.
— Немедленно прекрати издеваться! — крикнул он. — И отвечай: согласна ты помочь мне?
Кобылицы шарахнулись в стороны с ужасом. Женщина тоже отпрянула.
— О помощи, стало быть, просишь? — выдавила она. — Только с тебя за нее кое-что потребую!
— Я готов! — пылко воскликнул Тарх.
Грубые пальцы тут же вцепились ему в запястье:
— Пошли!
Женщина потащила гостя через двор. Кобылицы смотрели ему вслед, и Тарх был готов поклясться, что в их ржании слышалась насмешка.
Хозяйка подвела Тарха к низкой деревянной дверке в стене у самого пола и пинком распахнула ее.
— Иди, — приказала она. — Внизу увидишь кадку. Сможешь ее поднять да на свет вынести — считай, половину отработал.
— Раз плюнуть! — фыркнул Тарх и прыгнул вниз. Ступеней не было. Охнув от неожиданности, парень упал на ворох соломы.
Здесь было темно, хоть глаз коли. Привстав, Тарх повел протянутыми руками по сторонам, ища ощупью кадку, и вздрогнул, когда что-то щелкнуло и холодные железные обручи сомкнулись на его руках.
Рванувшись назад, Тарх обернулся ко входу.
— Хозяйка! — позвал он. — Хозяйка! Здесь…
Но голос его осекся — дверь захлопнулась, и он услышал, как на нее снаружи повесили замок. Затем раздалось довольное хихиканье женщины.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В ту ночь Дива не спала. Которую уже ночь она проводила без сна — только под утро усталость заставляла ее задремать, но лишь для того, чтобы тут же вскочить и не присесть до самого вечера.
Ох и шумно стало в северной твердыне с некоторых пор! Вернулись Смаргл и Стривер — оба с молодыми женами. Смаргл, правда, вскоре покинул замок — его ладная маленькая жена больше любила берега рек и тенистые рощи. Пока еще было тепло, супруг разыскал неподалеку брошенную несколько лет назад заставу. Она стояла на островке посреди устья одной из речек, берега которой густо поросли лесом. Луне с первого взгляда понравилось новое место, и молодая семья на лето и осень переселилась туда. В замке остались Стривер и Мера.
Оба Сварожича, конечно, в первые же дни рассказали Диве о Перуне — он покинул Синегорье первым, но до сих пор от него не было ни слуху ни духу. И чем больше проходило дней, тем тревожнее было на душе у Дивы.
Но не только одиночество томило ее и мешало жить — за десять дней до возвращения братьев она в очередной раз стала матерью. И снова родилась двойня, как и предсказывал Перун, и снова мальчики. Оказавшаяся связанной по рукам и ногам шестью детьми, Дива сбивалась с ног и от души благодарила Меру, которая, чуть обжившись, принялась ей помогать. Молодая женщина тоже мечтала иметь много детей. Целые дни она проводила с малышами — старшие дети полюбили ее как сестру.
Теперь только отсутствие мужа тревожило Диву, но в ту ночь он явился.
Комната была погружена во мрак. Огарок свечи разгонял тени по углам, бросая загадочные отсветы на стены, своды потолка, дверь в нише, постель под пологом и узкое окно. Дива сидела на лавке подле колыбельки, где спали близнецы, борясь с дремотой. В противоположность остальным, эти малыши росли беспокойными — подолгу не засыпали, часто капризничали и хныкали. Лада, мать Перуна, тоже имевшая шестерых детей, уверяла, что дети здоровы — их беспокоит что-то другое. Возможно, этих двоих ждет особая, ни на что не похожая судьба.
Уставшая за день кормилица давно спала на лавке, а Дива все не могла сомкнуть глаз. Тревога не давала ей покоя — что ждет ее детей? Она задумалась так крепко, что не заметила, как подкралась дрема…
Крик ребенка пробудил ее мгновенно. Женщина бросилась к колыбели, ожидая самого худшего, но мальчики были на месте и лишь ревели в два голоса. Еще не прикоснувшись к ним, Дива поняла, что они голодны — как и их старшие братья в этом возрасте, близнецы постоянно хотели есть.
Разбудив кормилицу, Дива передала ей одного сына и взяла другого.
Накормив детей, обе женщины принялись их успокаивать, но близнецы не желали засыпать. Они расшумелись так, что грозили разбудить и старших братьев.
— Подумать только, — вдруг встрепенулась кормилица, — за окном-то что творится! Настоящая буря!
Дива сердито обернулась, собираясь урезонить женщину, но ее взгляд упал на окно, и она поняла, что та права.
Снаружи бушевала летняя гроза, гневная и жуткая, какая бывает только в горах. Молнии сыпались, как горох из мешка. Гром ревел непрерывно, и монотонный гул дождя заглушал все прочие звуки. Казалось, что вот-вот не выдержат и треснут стены замка или рухнет разбитый молниями утес.
— Неудивительно, что они не могут заснуть, — ворчала кормилица.
