ФИЛАТОВ И ОСОКИН
После окончания первого своего дрейфа Филатов работал в мастерских Института. Шла подготовка к очередной антарктической экспедиции, сроки были сжатые, приходилось авралить, и он задерживался допоздна. В тот день закончили ремонтировать тягач для Новолазаревской, куда Филатова прочили механиком, все разошлись, а он остался — для себя хотелось отделать машину поаккуратней. А в полночь, возвращаясь домой, услышал чьи-то крики и увидел в свете уличного фонаря девушку, которая прижалась к забору новостройки и отбивалась спортивной сумкой от трех явно подвыпивших парней.
Охоты ввязываться в потасовку у Филатова не было: парни здоровые, намнут бока, но девушка крикнула: 'Помогите!' — и теперь уже мимо не пройдешь. Ощущая знакомую дрожь в мускулах, он подошел поближе.
— Бросьте, ребята, — дружелюбно предложил он, и тут же получил сильнейший удар в челюсть, от которого шлепнулся на тротуар.
— Отдохнул? А теперь проваливай!
Ощупав гудящую голову, Филатов поднялся, попятился от стоявшего наготове рыжего детины с веселыми навыкате глазами и, сделав простоватую испуганную физиономию, вдруг резко ударил его носком ботинка под колено. Боль от такого удара дикая, детина заревел, и двое дружков, оставив девушку, бросились ему на помощь.
Дрался в своей жизни Филатов часто, дрался жестоко и беспощадно, особенно с теми, кого считал подонками; много коварных приемов, которые он сначала испытал на себе, а потом искусно перенял, сделали его опасным противником, и редко кто из ребят, знавших его, по своей охоте с ним связывался. А тут подонки были темные, у одного в руке блеснул кастет, другой щелкнул ножом, и с ними Филатов считал себя вправе драться без всякого кодекса. Того, что с кастетом, Филатов ударил ногой в пах — страшной жестокости удар, после которого человек превращается в извивающегося червяка; от взмахнувшего ножом ловко увернулся и, подпрыгнув, саданул ему ребром ладони по переносице.
Постоял, удовлетворенно слушая рев, проклятья и угрозы подонков, подумал, стоит ли добавить, и решил, что на сегодня они свое получили.
— Бежим, крошка!
Он схватил за руку девушку, которая замерла у забора, и силой потащил ее за собой по пустынной улице.
— Сюда!
Они нырнули в подъезд и тихо поднялись на пятый этаж панельного дома. Филатов долго шарил ключом по замку, открыл наконец дверь и кивком пригласил девушку войти. Она колебалась.
— Да входи!
— Меня в общежитии ждут, — нерешительно сказала она.
— А мне какое дело? Иди, если хочешь.
— Я одна боюсь.
— Ну, а с меня тоже хватит, — буркнул Филатов, косясь в зеркало на распухшую щеку.
Девушка вошла, осмотрелась.
— Вы здесь один живете?
— Один. Ужинать будешь?
— Нет.
— Ну, а я голодный как волк. — Филатов повесил на вешалку пиджак, исподлобья посмотрел на девушку. Невысокая, но складная, короткие, под мальчишку, волосы, голубые глаза. Ничего себе. — Между прочим, Веня.
— Надя. А ловко вы их! — Она еще не остыла от волнения, и голос ее вздрагивал. — Я думала, у меня сердце выпрыгнет. Одного, второго, третьего — как в кино!
— Лучше бы в кино, — возразил Филатов. — Если б тот, длинный, воткнул в бок перо…
Он пошел на кухню, поставил на плиту сковородку, достал из холодильника яйца и колбасу.
— Входи, не съем.
— У вас губа разбита и щека синяя. Больно? Холодный компресс нужно сделать.
— До свадьбы заживет.
— А вы вообще кто?
— Механик.
— А я студентка второго курса института физкультуры.
— По ночам зря ходишь, студентка.
— Я с тренировки, нам зал дают поздно.
— Так яичницу на тебя жарить?
— Спасибо, не хочу.
— Не хочешь — иди спать, вон в комнате кровать.
— А если я останусь, вы… вы…
— Еще чего! — презрительно бросил Филатов. — Вот что, крошка, топай в комнату и можешь забаррикадировать дверь комодом. А проснешься рано — дверь без ключа захлопывается. Вопросы есть?
— А вы где спать будете?
— Не твоя забота, шагай, шагай!
Поужинав, Филатов постелил себе в кухне на полу, улегся и долго не мог заснуть. Ныла челюсть, мешал полувыбитый зуб, и никак не проходило возбуждение после нежданного и опасного происшествия. Лежать на пальто было жестко и неудобно, и он злился на девчонку, из-за которой не отдохнет как следует: не будь у нее такое перепуганное лицо, мог бы лечь в комнате на диване. Зал им поздно дают, шастают по ночам, и поэтому люди должны в больницах лежать, хотя не люди, поправил себя Филатов, а подонки, особенно этот, с глазами навыкате, рыжий, с кулаком что свинчатка…
Когда в половине седьмого Филатов проснулся от звонка будильника, в дверях кухни, одетая, стояла Надя. Теперь она выглядела куда уверенней, и Филатов еще раз отметил, что девчонка складненькая и что ей очень идет короткая юбка.
— Не выспались? — сочувственно спросила Надя.
— Ерунда. — Филатов встал и натянул брюки. — Извиняюсь,
— Так я пошла, — глядя чуть в сторону, сказала Надя.
— Будь здорова, крошка. — Филатов кивнул и поставил на плиту чайник.
— Могли бы хоть чашку чаю предложить… спаситель!
— Считай, что предложил. Только мне некогда, сама пошуруй в холодильнике.
Филатов пошел в ванную.
— Не очень-то вы любезны.
Филатов остановился и положил руку ей на плечо.
— Послушай, крошка, я в кавалеры не набивался и с цветами тебя не караулил. С чего мне расшаркиваться? Шуруй.
Вернувшись через несколько минут на кухню, он увидел на столе тарелку с бутербродами, чашки с кофе и одобрительно кивнул.
— Молодец, крошка.
— Убедительно прошу вас отныне не называть меня этим дурацким словом!
— Почему это 'отныне'? — весело удивился Филатов, осторожно откусывая от бутерброда. — Ты что, жизнь со мной собралась вместе прожить?
— А разве вы после всего не захотите больше со мной встретиться?
Филатов присвистнул.
— После чего это — «всего»? После того, как я на полу, как собака, дрых?
— Если б захотели, легли бы на диване.
— Спасибо за разрешение. Тебе сколько лет?
— Девятнадцать.
