Оказалось, он КВАЗИ-однородный, как бы. Это обнаружилось при попытке первых отстрелов одичавших овец, коз и быков (как им было не одичать, если людей не видят годами!). Прибыли кто с двустволкой, кто с мелкокалиберным ружьем, а полковник Волков так даже со снайперской винтовкой. И... мазали все подряд. С позорно близких расстояний, с десятка метров. Даже не ранили ни одно животное. Не помог Волкову и оптический прицел.
- Э, здесь что-то не так! - сказал Миша Панкратов, человек с исследовательской жилкой.
Оставили бедных скотов в покое, нарисовали на глухой стене фермы огромную мишень - в нее вместились контуры быка; принялись прицельно палить в бок, как в 'яблочко' с перекрестием, каждый из своего ружжа. И... на побеленной стене образовалась картина попаданий, немыслимая на Земле: широкий круг точек, а в середине пусто. Метровое пустое 'яблочко'!
- Флюктуации, - смекнул Миша. - Малые НПВ-флюктуации. Размером с пулю, или чуть больше. Они и отклоняют. Хорошо еще, друг в дружку не попали!
- Распротакую мать! Вот это обетованность так обетованность! - умилился Дусик Климов. - Мир без огнестрельного оружия. Ничего больше не надо, лишь бы этой гадости не было...
И грохнул свою мелкокалиберку стволом и затвором о камень.
- А как же нам со скотиной быть? - спросил полковник. - Отстреливать-то нужно. И на мясо, и больных...
- Лук и стрелы, - сказал Панкратов. - Они попадут, длинные. И арбалеты.
Разрешили благодарным тварям пастись, жить свой жизнью и умирать своей смертью. В башне наверху, вернувшись, изготовили, собрали по старинным рисункам арбалеты, наготовили длинных стрел. Вернулись через три часа-года.
Да, эти стрелы попадали, били наповал или ранили с сотни метров. Асканию наполнили предсмертные блеяния, мычания; полилась кровь. Заготовили мясо.
- А хорошо бы и для Земли обустроить такое пространство, - сказал потом полковник Панкратову, - с НПВ-флюктуациями. Нельзя это, Миш? В Шаре его вдоволь...
- Не-ет, - Миша помотал головой. - Планета наша открыта со всех боков в однородный космос. Не удержится. Да и как заменить?
От той же неполной однородности пространства в Аскании были зыбки цвета. Устойчиво держались только самые яркие и плотные краски; полутона менялись. Глаз переставал их замечать. Мелкие предметы-горошины и мелкие детали крупных как бы оставались вне раскраски. В итоге выделялись луговые травы, рощи, кроны деревьев - особенно в золотую осень, воды в прудах, отблескивающие в свете МВсолнц.
- Рерих!.. - приговаривал с удовольствием ГенБио, озирая свой мир. - Рерих и Ван Гог!..
- Ван Гог и Гоген здесь есть, - возражал Любарский. - А для Рериха горы надо.
- Не понимаете вы Рериха, Варфоломеич. Не в горах его сила, в цветах и линиях. Вспомните его монгольский цикл. Да и старорусские тоже. А поглядите туда! - Иорданцев указал на километровую гору Сорок Девятого.
Да, блеск спектрально смещенного МВ-солнца в зубьях Шестеренки на фоне фиолетового неба со звездами - это был Рерих. Пророческий, беспощадно космичный Николай Рерих.
Новым был вид крон выросших здесь деревьев. Ореховых, хвойных, фруктовых всех. Как и всюду, они тянулись к солнцу. Но здесь солнце всегда светило с одного места и одного направления; и они тянулись туда, гнали в ту сторону листву и ветви. От этого и стволы, особенно высокие, изгибались немного дугой - в ту же сторону.
Таков был пейзаж в третий век Аскании 2, когда выросли большие деревья: все кроны с солнечной стороны были гуще, ветви длиннее. Орехи, клены, тополя, даже сосны склонялись все в одну сторону, будто под сильным ровным ветром.
Хотя ветров-то в Аскании как раз и не было.
И плодоносили растения с этой стороны раньше - и крупнее, сочнее, спелее. И падали деревья, когда приходил их срок, под тяжестью крон и ветвей в ту же сторону.
Для Зискинда, зачастившего сюда, его впечатления оформились в интересную задачу: архитектура зданий при постоянном направлении света солнц. Особенно для жилых. С одной стороны нужны навесы и лоджии, с другой ничего, хватит окон.
Практически это воплотилось в большие навесы с МВ-солнечной стороны для всех зданий усадьбы. До лоджий дело не дошло.
- А как выглядел бы здесь ваш проект Шаргорода, Юрий Акимыч? поинтересовался Любарский. - Не примеряли к Аскании?..
- Тот проект рассчитывался для среднего ускорения К600... и то раздолбали, мол, не наберут столько людей. А здесь тем более - кто жить-то будет?
Желающих переселиться и жить действительно не находилось. Побывать да, отбою не было.
Новой была и Проблема НПВ-транспорта в полигоне и на Аскании-2.
Если смотреть прямо, то не было здесь с этим вообще никаких таких проблем: десять на одиннадцать километров, в любую сторону пешком за пару часов дойдешь прогулочным шагом. А еще удавалось приручить полудиких коней, поскакать на них. Шпортько-старший и вовсе тряхнул стариной: выложил с помощью сына пяток молодых бычков - и в следующий заезд через К-год были в их распоряжении волы, серые, черные и пятнистые. Могучие и флегматичные. Сработать ярма, дышло да телегу на скрипучих колесах-дисках и вовсе им было одно удовольствие.
- Цоб, чалый! Цабе, серый!.. - везли на НПВ-причал свежее мясо или корзины грецких орехов. Там грузили все на баржу.
Но оставалась нерешенная проблема НПВ-транспорта вообще - для людей, для живого. Было несоответствие: мертвые-то предметы вон откуда можем переместить, из астероидного пояса; не говоря уже о земных - через облака. А для себя вот только НПВ-баржа да такие же катера в полигоне. Но и то специфично, привязано к крутому барьеру у поддона. Это не решение.
Миша Панкратов вспомнил о своей первой попытке, доставил на остров тот похищенный в ночь после Шаротряса 'Иж-350', переделанный тогда в нечто НПВ-реактивное. Почистил, смазал, опробовал. Летать было можно - вытерпеть звук нельзя. От воя трех сопел разбегалась, пряталась под деревья, в кусты и даже в ставки скотина; потом переставала есть, стояла, сбившись в кучи и дрожа всей кожей.
Любарскому этот сверлящий душу вой реактивного 'Ижа' напомнил детство: как немцы бомбили такими завывающе-улюлюкающими бомбами с 'Мессершмитов' его окраину в Саратове; он едва сдержался, чтобы, как тогда, мальчишкой, не броситься наземь.
Тем не менее эта затея... не сказать, исследование - нашла сторонников. Нашли и выход: летали не над Асканией, удалялись в пустые К-просторы полигона - а их было гораздо больше. Там пробовали на дальность и длительность полета.
Особенно отличилась Людмила Сергеевна. Она в танкистском шлеме и джинсах, сидя на этом 'Иже' без колес, пересекла полигон по воздуху под солнцем и МВ-звездами, высадилась на НПВ-причальной площадке в Восточном Приовальи (неподалеку от контейнеров для сжигания мусора). Шуму, конечно, наделала на всю зону; настолько, что потом долго вспоминали, как с неба сюда опустилась Люся Малюта в 'ведьминой К- ступе с НПВ-помелом'.
В целом это было, скорее, соревнование, игра: кто дальше залетит да скорее обратно прилетит. Для нее изготовили еще пару мотоциклов и один велосипед без колес, с НПВ-дюзами. Но и все.
5.
Но еще более отличилась Людмила Сергеевна, главкибернетик Люся, она же 'зверь-баба Малюта Скуратовна' (по Иерихонскому), по своей женской части. Когда даме под сорок (а может, и за, в НПВ это размыто...), это непросто, но ей удалось. Все произошло 24 октября, в первую 'годичную высадку' в Асканию 2.
... Задержаться там на год оказалось предельно просто: надо только не успеть на посадку, или отпустить НПВ-баржу. 'Бригантину' с обтекателями. Пока она домчит до края полигона, пока причалит, пока там сгрузятся, погрузятся, соберутся, потом снова 'Кормовые отдать!.. Носовые трави!' - в зоне пару часов, на островке Аскании год. Годичный отпуск, К-'зимовка', НПВ-робинзонада - как угодно.
И вот через пару зонных часов, через земной единственный - с 13.23 до 14.27 этого дня - Люся вернулась оттуда с дитем. Загорелая, располневшая, с материнским сиянием в лице и глазах.
Естественно, в Аскании она сей К-год провела не одна.
Днем позже, 25 октября, там так получился 'медовый год' секретарши Нюси с Васей Шпортько.
Наибольшее впечатление он произвел, конечно, на Давыда Никитича. Он только перед этим наведался в
