- Здесь передо мною все отроки,- ответил он невозмутимо.- Издалече идёшь, молодец?
- Из Нового Града, - сказал прибылой и перестал скалиться.- Думал хоть у тебя правды сыскать.
Из Нового Града!.. Двадцать лет прожила я в знакомом лесу, путешествие в Нета-дун казалось походом за край света, да я сказывала. Старград варяжский был мне вовсе где-то за звёздами, слишком далеко, чтобы уразуметь. Новый Град и стольная Ладога помещались чуть ближе, но тоже у кромки, под самым пологом тьмы. Возле белого камня, скрепившего древние заговоры... Мы переглянулись с Яруном. Мы были двумя синицами, выпугнутыми из куста. Варяги, залётные соколы, знали, как выглядит земля из-под облаков. Их смутить было труднее.
- Как величать-то? - спросил вождь. Он смотрел на Нежату: привёл, отвечай, - но Нежата как раз увидел меня и, если судить по лицу, почти испугался, и мне прыгнуло в душу что-то холодное, а новогородец немного повременил и откликнулся с вызовом:
- Блудом люди рекут.
Блуд - Ходящий Опричь! Хорошее назвище. Другое уже навряд ли пристанет.
- А князя что бросил, Блуд? - продолжал допрос воевода. Это он говорил о храбром Вадиме, который вышел из Ладоги и выстроил Новый Град, поссорясь с варягами, и о том слыхали даже мы в нашей чащобе.
Дерзкий Блуд показал разом сорок зубов:
- Вадиму в горохе только стоять. И людям его с ним.
Хаген, уже привыкший держать меня за плечо, покачал седой головой:
- Беда, коли язык проворней ума. Он опять видел недоступное зрячим. Расспросить тотчас я не успела. А после - забыла.
- Князя лаешь, болячка тебе! - проворчал хромоногий Плотица. Юные воины перед ним трепетали, но тут коса напала на кремень. Блуд выхватил оружие с такой быстротой, что лезвие очертило в воздухе золотой полукруг.
- Ты меня не учи. Я тебя под стрелами не видал. Бесстрашия, наглости и насмешки в нём было поровну. Причём на десятерых. Плотица потемнел, косолапо шагнул навстречу. Зоркий Блуд опустил меч.
- Две с одной не дерутся, слава не та.
- Достанет одной пнуть тебя за ворота, - пообещал воин. - Думай, щеня, где славы искать!
Вождь его удержал. Вожди не бывают гневливыми, скорыми на расправу. Гнев вождей превращается в чёрные тучи, разящие невидимым громом. Раньше это могло случиться с гневом каждого человека, и люди были ласковее друг к другу. Ныне благая вера ослабла, но не про вождей. Кмети не помнили, чтобы Мстивой Ломаный кричал или бранился. Он и теперь продолжал по-прежнему ровно:
- Чем же светлый князь перед тобой оплошал? Блуд ответил немедленно:
- А хоть тем, что датчан прежде нас потчевать стал. Почему-то эти слова прозвучали как заклинание. Кмети сдержанно загудели, вождь сжал зубы, как в судороге, потом бросил, более не раздумывая:
- Отроком будешь.
- У Вадима я повыше сидел, - сказал Блуд уже ему в спину. Воевода как не услышал. Нравится - оставайся, не нравится - уходи, а спорить без толку. Какое-то время Блуд стоял неподвижно. Потом с видимым усилием обуздал бесновавшуюся гордость, убрал меч и стал снимать лыжи. Припал на колено и начал казаться крепко избитым, и тут я заметила, что отчаянный малый на самом-то деле был бледен и тощ, тёмные усы выделялись, словно приклеенные, нарядный полушубок глядел чужим, слишком просторным, и даже лыжный бег по морозу не раскрасил молодца, только зажёг на скулах багровые пятна. Мы с Яруном дошли сюда крепкими и краснощёкими. А у него глаза глядели будто из темноты, и тлела в глазах волчья готовность лязгать зубами и огрызаться, пока не вшибут в глотку копья...
Возле двери вождь взял Нежату за плечо, и мой слух, отточенный на охоте, донёс сказанное в треть голоса, но с клокочущей яростью:
- Ты, беспутный, девку привабил? Румяный Нежата дернулся из его кованых пальцев:
- Да ну её!.. Чего ещё наплела?
Вот оно - белым личиком об морской лёд. Я совсем не ждала радостной встречи, не думала снова сумерничать с ним на крыльце, позовёт - не пошла бы... Так, но я задохнулась от обиды и предательства, хотя какое предательство, если ни в чём друг другу не обещались?..
А потом схлынула первая горечь, и я поразмыслила и решила: всё к лучшему. Знать, хранило меня, глупую, дедушкино громовое колесо. Не был Нежата Тем, кого я всегда жду. А иным не для чего меня обнимать. Смейтесь, если смешно. Сестрица Белёна уж точно животик бы надорвала. Она там небось замуж вылетела - дверь скрипнуть вслед не успела. Белене жилось на свете повеселей моего. А впрочем, не знаю.
Но воевода!.. Решил, что Нежата сманил меня в Нета-дун, и съесть готов был Нежату! Насмешек боялся? Хорош вождь с дружиной, в которой девки хоробрствуют?.. Я так и этак вертела подслушанный разговор, и за ворот сыпались муравьи. Сколь веселей было бы, стой во главе дружины хоть Славомир. У Славомира солнце было в глазах. Светел весь, как речная струя над чистым песком. Брат вождю, а сколь непохож. На того солнышко совсем не светило. Омуты были в нём, тёмные омуты. И студенцы, плещущие со дна.
Едва ли не в тот самый вечер я поднялась в горницу спать и в дверях занесла ногу повыше - перешагнуть девку. И не увидела знакомой овчины.
- А чернавушка где? - зевая и почесывая шею, спросила я хозяйку. Велета подняла глаза со странным смущением:
- Её... Бренн сказал, я теперь... теперь мы... Беспомощно смолкла и процвела такой отчаянной краской, как будто не я - грозный брат вошёл и застиг её за поцелуями с каким-нибудь кметем. Эта краска лучше речей втолковала мне приговор воеводы. На что ей чернавка, отроковицу заставит сказки сказывать на ночь... яблочки сушёные подносить...
- Мне как - у порога ложиться? - спросила я сипло.- Или ино где?..
А тут ещё попался на глаза плотно крытый горшочек, казавший краешек из-под лавки, - чернавкина первая утренная забота. Велета перехватила мой взгляд. Всплеснула руками, вскочила... бросилась ко мне, отшатнулась... залилась слезами и накрепко обхватила за шею, так что мне стало смешно сквозь обиду и, нечего делать, её же пришлось утешать. Улеглись мы, конечно, бок о бок. И во сне я в который раз гладила пышное одеяло, помстившееся родным загривком Молчана. И кто-то другой тотчас будил меня, и я убирала руку с плеча крепко спавшей Велеты и лежала с открытыми глазами, глядя во тьму.
Так поселились мы с побратимом в воинском доме, у варяга Мстивоя Ломаного в дружине. Жить начали, а вот добра нажить повезёт ли? Там поглядим.
Я уже говорила: для новой жизни надо снова родиться, а перед тем умереть. Родится мужняя женщина - девушка умирает. Родится кметь - отроком меньше. Воины помоложе, только что опоясанные и хорошо помнившие собственный страх, всласть нас пугали. Ничего прямо не сказывали, намекали намёками, и у меня волосы шевелились: неужто вроют в землю по пояс и трижды тремя копьями уязвят, это сколько живы останутся? А потом заведут в лес, велят бежать что есть мочи да первому, кто попадётся, кровь отворить - хоть своей сестрице брюхатой?.. Где сыскать удальство такое, безжалостность?.. А как третий страх хуже первых двух, самому Перуну в очи глядеть в святой храмине, за дверью с личинами...
Да. Однако всё это нас ждало не завтра, и сказывать наперёд ни к чему, сказ не белка туда-сюда по древу скакать. И хватало нам, если честно, во всякий день и забот, и хлопот, и синяков со ссадинами. Скоро я поняла, отчего улыбался мой Хаген, говоря, мол, пищами не утолстеешь. В прежней нашей жизни хватало трудов, суди сам, кто вскакивал ни свет ни заря и спешил на репище, на покос, к недоенным коровам в хлеву. А охота на лося, на яростного кабана! А сеть, что ведут из проруби в прорубь обледенелым норилом!.. Только прежние тяготы против новых были уже и легки, и привычны, и одолимы чуть ли не с песнями. Так рука, давно вроде упрятанная в мозоли, встречает вдруг дело, от коего снова вспухают нежные волдыри... Яруну приходилось хуже, чем мне. Меня всё-таки боронила моя девичья особость, и радоваться ей или клясть, решить я не могла.
Дома особость эта нередко мне досаждала. Весело ли тянуть равную ношу, притом хорошо зная - у глуздыря-сорванца испросят совета скорей, чем у меня. Мужу будущему с детства почёт, мне же, девке, ума словно бы не положено, за меня и подумают, и рассудят, и судьбу решат, не спросив... и кто же станет решать - боявшиеся схватиться со мной! Загадок моих не умевшие раскусить!..
Я надеялась: здесь судили не по одёжкам, не по тому, корел или весин, усатый или безусый и даже -
