приказ <организации> и организует убийство Гаузнера (<уборка дома>) после того, как тот сделает свою работу. Поскольку Гаузнер приехал сюда, значит, он автоматически перешел в его, Кемпа, подчинение и, следовательно, изложит в подробностях, что ему предстоит сделать; ох, лучше бы мне не знать этого, подумал Кемп; будь все трижды неладно; не жизнь, а какое-то глумление над тем, что есть в человеке божеского... Хотя есть ли? Все выжгло, век жестокий, не на милосердие рассчитан.
- Ну что ж, - сказал он, поднявшись в кафе и медленно опустившись за мраморный столик рядом с Гаузнером. - Все сходится. Рассказывайте д е л о, я получил необходимые указания, помощь обеспечу.
- Как со временем? - снова поинтересовался Гаузнер. - Поверьте моему чутью, со временем дело обстоит крайне напряженно. Мне надо срочно увидеть ту женщину, которую я вам передал на связь...
- Кристину?
Гаузнер машинально оглянулся, кивнул, устало продолжил:
- Я должен встретиться с нею немедленно. Человек, которого вы мне передадите, обязан увезти ее из города и надежным образом постеречь, пока я не проведу беседу с Роумэном.
- На предмет?
- Его вербовки.
- Это нереально.
- <Организация> считает это трудной задачей, но тем не менее вполне реальной. Это мнение генерала, а он не ошибается. Вы убеждены в точности той информации, которую вам передавали?
- Мне передают довольно много информации, - грустно усмехнулся Кемп. - Какую именно вы имеете в виду?
- Об отношении Роумэна к моему агенту... к Кристине?
- Информация абсолютна, - Кемп хотел было добавить, что слушал запись их разговоров, начиная с самого раннего утра и до того момента, когда ночью они начинали заниматься любовью, но отчего-то не стал этого делать; за несколько минут я уже свыкся с мыслью, по-прежнему с ужасом подумал он, что говорю с покойником, понимая, что перед гибелью Гаузнера может случиться такое, что вынудит его заговорить. Здешние парни на Пуэрта-дель-Соль заставят даже труп шевелить серыми, холодными губами.
Он представил себе этот ужас: желтоватое лицо мертвого человека; прозрачные, словно обтянутые папиросной бумагой, глазные яблоки, заострившийся хрящеватый нос (отчего у всех покойников нос делается хрящеватым, словно все усопшие - евреи; ах, если бы) и оттопыренные, с синевой уши.
- Информация вполне надежна, дорогой Гаузнер...
- Я - Морсен. Пожалуйста, забудьте то имя.
- Хорошо. Что вы намерены делать после вербовочной беседы?
- Либо я ломаю его и он дает согласие на работу по заданиям <организации> и тогда мы снабжаем его такой информацией, которая будет способствовать его карьерному росту и переводу в Вашингтон, либо устраняю его.
- Второе ясно. Какую информацию вы можете ему пообещать?
Гаузнер закурил и, откинувшись на спинку кресла, ответил:
- Я отдаю ему вас.
- Вы с ума сошли.
- Я - нет. Мерк - может быть.
- Вы сошли с ума, - повторил Кемп. - Я же держу все нити!
- В Буэнос-Айресе вы явитесь по известному вам адресу, - монотонно, как-то даже торжествующе продолжал Гаузнер, - и передадите там все связи, пароли, доверенности на счета. Там же вам вручат новые документы; место вашей будущей работы - Парагвай с выходом на северные районы Аргентины. Меня уполномочили вам передать именно это...
- Это все?
Гаузнер достал из кармана маленькую английскую книгу. Кемп успел заметить надпись на корешке - О. Генри:
- Здесь паспорт, деньги и шифры; телефонная связь запрещена категорически, только переписка.
Кемп посмотрел на часы; надо успеть снять мои деньги в <Банк де Мадрид>, подумал он, не оставлять же их здесь? Какая все-таки глупость, черт возьми! Где-то что-то с кем-то случилось, а ударяет меня... Впрочем, нет; я улетаю в Аргентину, а Гаузнера укладывают в гроб, не надо мне гневить бога, со мной не так уж плохо...
Между тем Гаузнер продолжал тягуче говорить заученное:
- <Организация> полагает, что в ближайшие часы Роумэн начнет проявлять активность, если уже не начал. <Организация> предполагает, что одним из объектов его активности может стать некий доктор Брунн, он же Штирлиц. Вас просили, перед тем как вы, не заезжая домой, отправитесь на аэродром, обратиться к вашим друзьям за содействием в постановке наблюдения за Брунном, а также Роумэном. Вас также просили локализовать тех знакомых Роумэна в местной секретной службе, с которыми он поддерживает должностные отношения; назвали имя полковника Эронимо; мне поручено передать: уже предприняты шаги, чтобы вам оказал полное содействие полковник Фернандес. Меня также просили передать: задача заключается в том, чтобы не дать доктору Брунну исчезнуть, поскольку <организация> предполагает, что после шагов, предпринятых ею, Роумэн сделает все, чтобы содействовать доктору Брунну в отъезде из Испании. Факт возможного содействия должен быть соответствующим образом зафиксирован...
- Но этого я уже не успею сделать, - заметил Кемп. - Кому передать документы, если кто-то из моих людей сможет содействовать выполнению этого указания?
- Мне, - ответил Гаузнер. - Как только Брунн поедет на вокзал или аэродром, я должен получить сведения о том, кто и как помогал ему в этом. Они должны быть у меня во время разговора с Роумэном.
Они должны быть при тебе, когда тебя убьют, сказал себе Кемп. Бедный Гаузнер. А я еще более бедный, потому что меня сделали христопродавцем. Меня не распинали, не мучили в катакомбах, не угрожал и лишить жизни родных, мне просто передали слова генерала, и я начал заученно действовать, то есть лгать, заказывать кофе, заинтересованно слушать и спокойно смотреть в глаза коллеги, которого убьют люди из группы Берндта <Пепе>.
Ну, хорошо, спросил он себя, а что, если я сейчас все открою Гаузнеру? Возьму и скажу ему: <Друг, ты обречен. Тот, кто отправил тебя сюда, отдает тебя на закланье. Ему нужно - в какой-то сложной комбинации, не известной ни тебе, ни мне, - чтобы ты имел при себе документы о связи Штирлица с Роумэном. Когда твое тело, мертвое, податливое и тяжелое, станут переворачивать - после того как обмеряют его и сделают фотографии залезать в карманы, снимать часы и туфли (каблуки - прекрасные контейнеры для тайной корреспонденции), при тебе должны быть именно эти документы. Не зря мне поручали внимательное наблюдение за Роумэном, не зря я получил указание <организации> вступить в контакт с доктором Брунном перед тем, как Роумэн начнет с ним свои игры, не зря мне поручили провести эту операцию так, чтобы Брунн ощутил постоянную заботу о нем и наше тайное могущество, которое ничего не просит взамен за свое добро, и я провел ту операцию, но я был маленькой пешкой в большой игре, задуманной к о м б и н а т о р а м и; теперь-то ясно, что они не зря приказали мне организовать знакомство девки бедного Гаузнера с этим американцем, неспроста именно я должен был привести Штирлица к Эрлу Джекобсу, все это неспроста, и мне не дано понять последующие ходы комбинации, и тебе, несчастный, доверчивый Гаузнер, не дано понять, во имя чего ты должен умереть>. Ну и что? - спросил себя Кемп. Что произойдет, если я скажу ему это? Он же не поверит мне. Или передаст по какой-нибудь запасной линии они могли дать ему запасную ц е п ь - сигнал тревоги: <Кемп сошел с ума>. Или - что еще хуже: <Кемп продался врагу и клевещет на братство нашей <организации>.
- Хорошо, - сказал Кемп, ощутив тяжелую усталость, даже плечи опали, - я сделаю все, что могу. Едем на телеграф, оттуда легче связаться с кем надо, телефоны ресторанов на подслушке, здешние оппозиционеры ресторанные, они затевают дворцовые перевороты в ресторанах, понятно? Хотите выпить перед дорогой?
- Я пью после окончания работы, - ответил тот. - Большое спасибо.
После окончания работы ты будешь лежать на асфальте, подумал Кемп. Или на паркете. Лучше бы на
