именно рейхсмаршал порекомендовал папе уехать сюда, в немецкую колонию.
- Отец жив?
- Он еще работает в авиапорту...
- Сколько ж ему?
- Шестьдесят. Он очень крепок. Он налаживал первые полеты через океан, из Африки в Байрес...
- Куда?
- Буэнос-Айрес... Американцы любят сокращения, экономят время, они называют столицу <Байрес>. Приживается...
Мюллер усмехнулся:
- Отучим.
Пилот ничего не ответил, глянул на группенфюрера лишь через минуту, с каким-то, как показалось Мюллеру, сострадательным недоумением.
- Вы член партии?
- Да. Все летчики должны были вступить в партию после двадцатого июля.
- <Должны>? Вы это сделали по принуждению?
- Я не люблю показуху, все эти истерики на собраниях, лизоблюдские речи... Я Германию люблю, сеньор Рикардо... С фюрером, без фюрера, неважно...
- Как вас зовут?
- Фриц Циле.
- Почему не взяли испанское имя?
- Потому что я немец. Им и умру. Я был солдатом, мне нечего скрывать, за каждый свой бомбовый удар по русским готов отвечать перед любым трибуналом.
- А по американцам?
- Америка далеко, не дотянулись... Болтали о мощи, а как дело коснулось до удара, так сели в лужу...
- Отец состоял в партии?
- Конечно. Он старый борец, ветеран движения.
- Дружите с ним?
- А как же иначе? - пилот улыбнулся. - Он замечательный человек... Я преклоняюсь перед ним. Знаете, он готовил самолеты французам, которые шли из Байреса на Дакар... Очень любил одного пилота, Антуана Экзюпери, нежен, говорит, как женщина, и смел, как юный воин... Отец работал с ним по заданию, надо было понять, не военные ли открывают эту трассу под видом пассажирских самолетов, рейхсмаршала это очень интересовало, вот отец и получил указание с ним подружиться... Отец говорит, он книжки какие-то писал, этот Экзюпери, не читали?
- Даже не слышал.
- Очень много рассказывал, доверчив, отец говорит, как ребенок, ничего не стоило расшевелить... Пьяница, конечно, как все французы... Бабник... Отец пытался найти его в концлагерях, думал, сидит после поражения Франции... Так вот он рассказывал папе, что высшее наслаждение лететь через океан одному, ты, небо и гладь воды... Я его понимаю, в этом что-то вагнеровское, надмирное... Странно, что это мог почувствовать француз...
- А Гюго? - усмехнулся Мюллер. - Бальзак? Мопассан? Золя? Они что, не умели чувствовать?
- Я не люблю их. Они пишут как-то облегченно. А я предпочитаю думать, когда читаю. Я люблю, чтобы было трудно... Когда мне все видно и ясно, делается неинтересно, словно обманули. Писатель особый человек, я должен трепетать перед его мыслью...
- Он должен быть вроде командира эскадрильи, - вздохнул Мюллер.
Фриц обрадовался:
- Именно так! Необходима дистанция, во всем необходима дистанция! Иначе начинается хаос...
<Откуда в нем эта дикость, - подумал Мюллер. - Не вступал в НСДАП, оттого что не нравилась истерика на собраниях, значит, что-то чувствовал, самостоятелен. Почему же такая тупость и чинопочитательство, когда заговорил о писателе? Тебе это не по нутру? - спросил он себя. Не лги, тебе это очень нравится, а особенно то, что мы летим над безлюдьем, ни одного дома, какое же это счастье - одиночество...>
- Знаете, а было бы славно, долети мы с вами до этой самой Виллы Хенераль Бельграно без ночевки на промежуточных пунктах...
- Не устанете?
- Нет, я хорошо переношу полет.
- Зато я устану. Нам запрещено лететь на этих малютках больше восьмисот километров. Тем более ночью...
- А что такое Асуль?
- Не знаю. Мы сядем на аэродроме нашего друга, он руководит химическими предприятиями, живет в Байресе, здесь у него дом, земля, аэродром и радиостанция... Дом очень хороший, я ночевал там, прекрасная музыка, бассейн, лошади...
- Кого-нибудь везли?
- Даже если бы это было и так, я бы не ответил вам, сеньор Рикардо. Я дал клятву молчания. Простите, пожалуйста.
- Нет, нет, молодчина, Фриц... Просто мне не терпится оказаться на месте, понимаете?
- Понимаю. Попробуем. Если я почувствую, что могу лететь, - полечу. Только надо запросить центр, позволят ли мне продолжать путешествие без отдыха.
- Да, конечно, все надо делать как положено. Не думайте, что я толкаю вас на нарушение инструкции.
- Это не инструкция. Это приказ.
- Тем более. А как зовут хозяина аэродрома в Асуле?
- Под Асулем. Километров пятнадцать, не долетая до города. Я не знаю, как его зовут. Лишнее знание обременяет. Хочу жить спокойно. Пережду трудные времена, скоплю денег и вернусь в Германию.
- Как скоро?
- Думаю, года через два всех солдат будут просить вернуться.
- Да? Экий вы оптимист. Прямо-таки зависть берет. Молодец. Буду рад, если вы не ошибетесь в расчетах.
Фриц снова улыбнулся своей мягкой улыбкой, столь странной на его лице:
- Так ведь не зря я здесь летаю...
Человеком, который встретил Мюллера на зеленом поле аэродрома, возле маленького домика радиостанции, построенного чисто по-баварски, с мореными бревнами, которые держали каркас, был СС штандартенфюрер профессор Вилли Курт Танк, шеф конструкторского бюро <Фокке-Вульф>; они были знакомы с лета сорок третьего, когда Мюллер приехал на озеро Констанц, где располагалась штаб-квартира фирмы, чтобы обсудить с Танком возможность использования на работе ряда французских и чешских инженеров, арестованных гестапо за участие в Сопротивлении и находившихся в концентрационных лагерях рейха.
Договорились, что инженеры будут использованы по назначению, на определенный срок, не больше года, потом их следует ликвидировать, дабы не произошла утечка информации.
Танк тогда заметил: <Мне сразу будет ясно, кто на что способен; те, которые не имеют идеи, могут быть ликвидированы сразу же; месяц, от силы два совершенно достаточный срок, чтобы разобраться в их потенциале. А к наиболее талантливым надо относиться по-хозяйски; давайте подумаем, как можно их обратить в нашу веру>.
...Танк вскинул руку в нацистском приветствии; Мюллер, испытав в себе поющую радость, обнял его; они постояли недвижно, замерев; Танк вытер глаза ладонью, кивнул на домик радиостанции:
- Там накрыт стол, Рикардо...
- Спасибо... Как мне называть вас?
- Доктор Матиес. Я главный инженер завода военной авиации в Кордове, вполне легален, прилетел, чтобы засвидетельствовать вам мое уважение и рассказать кое о чем.
Стол в особнячке был накрыт на две персоны: колбасы, немецкое пиво, жареное мясо, ветчина холодного копчения, много зелени, фрукты.
