Абсолютно все немцы Никарагуа - вне зависимости от того, были они членами НСДАП или антифашистами-эмигрантами, - были насильственно депортированы в США. Их дома, кофейные плантации, магазины и отели захватил президент Сомоса.
Таким образом, среди никарагуанских немцев мы вправе искать тех, кто сможет оказать посильную помощь в нашей деятельности по выявлению всей нацистской цепи на юге континента.
Всякий деловой контакт с немецкими антифашистами, бежавшими в Аргентину еще в начале тридцатых годов, невозможен, поскольку за ними поставлена слежка, как за красными. Материалы о никарагуанских немцах после того, как закончу сбор данных и обработаю их, - будет отправлен Вам.
2. Во время посещения местной библиотеки я натолкнулся на дело о похищении ребенка великого американского летчика Чарльза Линдберга. Сначала я прочитал это как забытую сенсацию, а потом начал мучительно вспоминать, в связи с чем я так хорошо помню эту фамилию. Не могу утверждать наверняка, но мне кажется, что Мюллер имел к этому какое-то отношение, что-то проскальзывало в архивах криминальной полиции за тридцать третий или тридцать четвертый годы. Там же, в архивах, которые хранятся на западе Германии, скорее всего в Мюнхене, должны быть документы, также касающиеся Мюллера, в связи с делом Кисселя, личного охранника фюрера, а также материалы по убийству министра иностранных дел Веймарской республики Вальтера Ратенау. Эти дела - если их найти в архивах и заполучить в нашу собственность - произведут шок на каждого, кто с ними ознакомится. Такого рода документы - если они сохранились - позволят нам выйти на самую верхушку нацистов, скрывшихся здесь.
Более того.
В нацистских, эмигрантских кругах говорят, что могила в Берлине, на которой выбито имя Мюллера, является фикцией: либо гроб пуст, либо в нем покоятся останки совершенно другого человека. Полагаю целесообразным сообщить об этом в Лондон Майклу Сэмэлу.
Написано: <во многие знания многие печали>. Позволю себе перефразировать: <во многие знания - динамит>.
Если бы мы смогли поработать в Европе, - по тем направлениям, которые я обозначил, - убежден, информация окажется безмерно полезной делу борьбы против последышей фюрера.
3. Адрес и телефон Риктера я выяснил. Считаю преждевременным проводить с ним беседу, поскольку жду Ваших данных из Европы, они позволят мне осуществить задуманное, если, конечно, я нахожусь на верном пути в моем поиске.
4. Все более и более загадочной становится для меня Вилла Хенераль Бельграно. Об этом месте в горах, неподалеку от Кордовы, здешние нацисты говорят шепотом, с особым почтением.
Полагаю возможным встретить там кого-то из прежних знакомых, но делать это можно и нужно лишь после того, как мы получим информацию из Европы. Такого рода <архивная информация> станет оружием более действенным, чем пулемет или даже орудие; повторяю: <во многие знания динамит>.
5. Более всего я страшусь того, что Вы решите - после нокаута, нанесенного нам, - считать всю схватку проигранной. И отойдете от дела. Тогда, конечно, моя миссия здесь кончена. Один я ничего не смогу сделать.
Убежден, что, несмотря на тот удар, который нам смогли нанести, ситуация не безнадежна, шансы на победу есть, и они отнюдь не малые.
6. Поскольку в ближайшие месяцы предполагается новый тур переговоров между <Дженерал электрик> и службами Перона, я очень жду Ваших материалов из Европы именно в течение этого времени, чтобы иметь возможность оперировать ими с сотрудниками <Дженерал электрик>, которые не могут быть равнодушны к <атомному проекту> Риктера.
7. Что же касается самого <проекта>, то он закамуфлирован так надежно и охраняется столь квалифицированно, что я не имею возможности к нему приблизиться, не расшифровывая себя. Порою я чувствую за собой слежку, но, полагаю, это профилактика, проводимая секретной службой Перона по отношению ко всем иностранцам, проживающим в стране. Тем не менее я проявляю крайнюю осторожность и всю информацию получаю в ночных барах и пивных, вслушиваясь в разговоры эмигрантов: <во многие знания - динамит>. И, увы, печали.
Буду рад получить от Вас известие.
Очень жду.
Искренне
<М>.
РОУМЭН (Голливуд, сорок седьмой) __________________________________________________________________________
В Голливуде теперь чувствовалось ощущение чего-то безвозвратно утерянного: редко появлялся на людях Чаплин, не было ни Брехта, ни Эйслера, ни Марлен Дитрих; перестал приезжать Фейхтвангер, хотя раньше был здесь частым гостем. И хотя каждый день то в <Плазе>, то на <Биверли хилз> устраивались приемы, где блистали звезды экрана во главе с Адольфом Менжу, Джеймсом Кегни и Робертом Тейлором, того постоянного праздника, который царил здесь раньше, не было, он казался безвозвратно утерянным.
Все было, как прежде, казалось бы, - и безудержное веселье во время полуночных гала-концертов, и блицы фотокорреспондентов, и песни Фрэнка Синатры, прерывавшиеся визгом и свистом собравшихся (визжали женщины, свистели - высшая форма похвалы - джентльмены во фраках), и танцы негритянского трио <Старз> из Нью-Орлеана, - но в городе, тем не менее, царило таинственное ощущение п о т е р и. Песни были чересчур сентиментальны, танцы излишне экзальтированы, веселье грубо показным, п р у щ и м. Так бывает на православных поминках, когда выпили по третьей и слезы уступили место смеху, который - если внимательно всмотреться в него и вслушаться - был истеричным, н а п р е д е л е.
Роумэн теперь бывал практически на всех гала-приемах, - Спарк пристроил его на киностудию <Юниверсал> ассистентом продюсера, платили вполне сносно, дом арендовывать не стал, поселился с Кристой в Лос-Анджелесе, на третьем этаже большого, но, тем не менее, вполне престижного дома.
Когда Спарк позвонил ему и сказал, что можно взять в рассрочку коттедж на сто двадцатой улице, Роумэн усмехнулся:
- Знаешь, старик, поскольку любимая поехала за покупками, скажу тебе честно: праздник кончился, начались будни, песня сделалась бытом. Я благодарен Кристе, только из-за нее я снова стал мужиком, и я хочу тот к о н ч и к, который мне отпущен, прожить в свое удовольствие... Наш друг сломал меня, понимаешь? Я треснул. Пополам. Вот так. И я хочу класть в кровать девок, пить виски на приемах и ждать, когда перевалю за пятьдесят... К старости надо готовить себя загодя... Я бы продолжал делать м о е дело, но я подписал капитуляцию, и ты знаешь, почему... А те, которые разгромлены, имеют право на все. <Дорога из Голливуда в Лос-Анджелес трудная, пробки, задержался, что делать, прости, родная...> Только не строй брезгливую гримасу, ладно?! Не надо, ты рожден святым, ну и будь им. А я из породы хулиганов, не устраиваю, порви со мной отношения...
- Ты думаешь, я поверил хоть одному твоему слову, Пол? Ты просто крепко жахнул и несешь чепуху.
- Готов тебе поклясться, что сегодня еще не пил...
- Значит, перепил вчера.
- Тебе хочется, чтобы было так?
- Да, мне так хочется.
- Ну и считай, что это так на самом деле... Чего не сделаешь для друга...
- Ты плохо говоришь. Пол.
- Ну и что?
- С твоим делом не все потеряно...
- С <моим>. Значит, твоим оно никогда не было?
- Я плохо сказал, не сердись... С н а ш и м делом не все еще потеряно...
- Ты хочешь, чтобы мальчики исчезли снова? Только если это случится, ты их больше никогда не увидишь. Фото убитых младенцев напечатает пресса, после того как исполнители передадут Макайру подлинники!
- Что ты болтаешь?! - разъярился Спарк. - Мы же говорим по телефону!
- Я понимаю, что мы не шепчемся! И я знаю, что мои разговоры прослушиваются! Тем лучше! Значит, эта свинья Макайр торжествует победу! Значит, он не будет строить мне пакостей! И тебе, кстати говоря, тоже!
- Я думал, что после пережитой трагедии мы станем еще ближе друг другу. Пол...
