Он крикнул на бегу. —
Склон почернел от их кольчуг»,
«Вперед! И смерть врагу!»
Небольшое общество замка собралось к ужину рано, в восемь часов. Сэр Генри Ли, не обращая внимания на накрытый стол, стоял у камина и при свете лампы с мрачным видом внимательно читал письмо.
— Что, вам мой сын пишет подробнее, чем мне, доктор Рочклиф? — спросил баронет. — Здесь он только говорит, что, вероятно, вернется сегодня ночью и что мистер Кернегай должен быть готов немедленно выехать вместе с ним. Что означает эта спешка? Не ищут ли опять бедных роялистов? Не слыхали? Хоть бы один день мне дали спокойно провести в обществе сына.
— Когда покой зависит от нечестивых, он длится не часами, а минутами, — сказал доктор Рочклиф. — Кровь, которой они наглотались под Вустером, на мгновение насытила их, но теперь у них опять разыгрался аппетит.
— Значит, вы получили такое известие? — спросил сэр Генри.
— Ваш сын, — ответил доктор, — и мне прислал письмо с тем же гонцом; Альберт мне часто пишет — он понимает, как важно, чтобы я знал обо всем, что происходит. На побережье все обеспечено, и мистер Кернегай должен быть готов ехать с вашим сыном, как только он явится.
— Удивительное дело, — сказал баронет, — вот уже сорок лет я живу в этом доме, и мальчиком и мужем, и всегда мы заботились лишь о том, как нам провести время; если я не затевал псовой либо соколиной охоты или чего-нибудь в этом роде, я мог хоть круглый год сидеть в своем кресле, как спящий сурок, а теперь я больше похож на зайца в поле — он спит с открытыми глазами и улепетывает, едва лишь ветер зашумит в папоротнике.
— Странно, — сказала Алиса, взглянув на доктора Рочклифа, — что круглоголовый секретарь ничего вам не сообщил. Он всегда охотно рассказывает обо всем, что делается у его сообщников; а сегодня утром, я видела, вы сидели с ним рядом.
— Сегодня вечером я буду с ним совсем рядом, — мрачно сказал доктор, — но он не станет болтать.
— Вы ему не очень доверяйте, — ответила Алиса. — У этого человека такое хитрое лицо, на меня оно производит неприятное впечатление; мне кажется, я читаю предательство даже в его глазах.
— Будь спокойна, я за этим слежу, — сказал доктор тем же мрачным тоном.
Никто ему не ответил; леденящее и тоскливое предчувствие сразу охватило всех — так бывает, когда люди, особо подверженные влиянию электричества, чувствуют приближение грозы.
Переодетый король, получив предупреждение о том, что он должен быть готов в короткий срок покинуть свой временный приют, тоже почувствовал тоску, одолевшую маленькое общество. Но он первый стряхнул ее; она не соответствовала ни его нраву, ни положению. Главной чертой его характера была жизнерадостность, а положение требовало сохранять присутствие духа и не унывать.
— Нам будет еще тяжелее, если мы впадем в меланхолию, — сказал он. — Не лучше ли вам, мисс Алиса, на прощание спеть вместе со мной веселую песнь расставания Патрика Кэри?.. Ах, ведь вы не знаете Пэта Кэри, младшего брата лорда Фолкленда?
— Брат бессмертного лорда Фолкленда, и пишет песни! — воскликнул доктор.
— Ну, доктор, музы берут десятину, так же как И церковь, — сказал Карл, — и собирают дань в каждой выдающейся семье. Вы не знаете слов, мисс Алиса, но все-таки можете спеть со мной, подхватите хоть припев:
Друзья, мы расстаемся, грядущее темно,
И вряд ли в милый Вудсток вернуться мне дано;
Так будем веселиться и лихо пить вино,
Пока чаша гуляет по кругу.
Начали петь, но без увлечения. Это было натянутое веселье, которое еще больше выдает отсутствие настоящей радости. Карл перестал петь и начал укорять своих друзей:
— Что это вы, милая мисс Алиса, словно тянете покаянный псалом, а вы, достойный доктор, точно панихиду служите?
Доктор вскочил из-за стола и подошел к окну — слова Карла странным образом напомнили ему обязанность, которую предстояло исполнить вечером.
Карл посмотрел на него с легким удивлением: среди опасностей своей жизни он привык замечать малейшие движения окружающих; затем, повернувшись к сэру Генри, король продолжал:
— Почтенный мой хозяин, вы можете как-нибудь объяснить причину уныния, которое так странно напало на всех нас?
— Нет, не могу, дорогой Луи, — ответил баронет, — я не разбираюсь в этих философских тонкостях. С таким же успехом я мог бы пытаться объяснить вам, почему Бевис три раза кружится на месте, прежде чем улечься. Про себя я могу только сказать, что если преклонный возраст, горе и тревога могут сокрушить жизнерадостную натуру или по крайней мере иногда согнуть ее, то на мою долю выпало все это; так что я, например, не стану утверждать, что мне грустно только потому, что мне невесело. У меня достаточно причин для грусти. Если бы мне хоть на минуту увидеть сына!
Фортуна на этот раз, казалось, была расположена угодить старику: как раз в этот момент вошел Альберт. Он был в костюме для верховой езды, и, по-видимому путешествие его было нелегким. Он торопливо обвел глазами комнату, посмотрел на переодетого принца и, удовлетворенный его ответным взглядом, поспешил, по старинному обычаю, стать на колени перед отцом и попросить у него благословения.
— Благословляю тебя, мой мальчик, — воскликнул старик, и слезы выступили у пего на глазах, когда он положил руку на длинные локоны — признак звания и образа мыслей молодого кавалера; обычно они были старательно расчесаны и завиты, а теперь растрепались и в беспорядке свисали на плечи.
С минуту отец и сын оставались в этой позе; вдруг старик вздрогнул и снял руку с головы Альберта, словно устыдясь того, что обнаружил свои чувства при стольких свидетелях; он провел тыльной стороной руки по глазам и велел Альберту встать и поужинать.
— Наверно, ты немало проскакал с тех пор, как последний раз закусывал… И давайте выпьем круговую чашу за его здоровье.., если будет угодно доктору Рочклифу и всей компании… Джослайн, ты, дурень, поворачивайся… Что ты глядишь, точно привидение увидел?
— Джослайну, — сказала Алиса, — нездоровится из сочувствия к Фиби Мейфлауэр. Сегодня она испугалась оленя; хорошо еще, что Джослайн помог ей отогнать зверя — у нее нервные припадки с тех пор, как она пришла домой.
— Глупая девчонка! — сказал старый баронет — Ведь она дочь егеря!.. Но, Джослайн, если олень становится опасным, ты должен пустить в него добрую стрелу.
— Не понадобится, сэр Генри, — ответил Джослайн, с большим трудом выговаривая слова, — теперь он успокоился, больше ни на кого не будет нападать.
— Тем лучше, — заключил баронет, — но помни, что мисс Алиса часто гуляет в парке. А теперь пусти круговую, да и себе налей чарку, чтобы закрасить страх, как говорит весельчак Уил. Брось, брат, у Фиби все в порядке… Она вопила и бежала только для того, чтобы доставить тебе удовольствие ее выручить… Да смотри, что делаешь, и не расплескивай вино… Ну-ка, давайте выпьем за здоровье нашего путешественника. Поздравим его с приездом!
— Я первый с охотой подниму за него бокал, — сказал переодетый монарх, невольно приняв важный вид, совсем не соответствовавший роли, которую он разыгрывал.
Но сэр Генри очень полюбил мнимого пажа со всеми его странностями и лишь слегка пожурил его за чрезмерную живость.
— Ты веселый, добродушный юноша, Луи, — сказал он, — но удивительно, как у нынешнего поколения бойкость сменила сдержанность и почтение, которое в моей молодости всегда соблюдалось по отношению к людям более высокого ранга и положения: я ни за что не посмел бы давать волю своему языку в присутствии доктора богословия, как не стал бы разговаривать в церкви во время богослужения.
— Вы правы, сэр, — поспешно вмешался Альберт, — но у мистера Кернегая есть все основания говорить
