просто невероятных размеров портфель с ручкой, укрепленной алюминиевой проволокой, вытер руки об одежду и сказал Алексею Тихоновичу:
— Не лезь вперед батьки в пекло!
И ушел, а Алексей Тихонович долго еще размышлял, почему щетинистый человек считает себя батькой, а цель свою — сходную, наверное, с мечтой Благодурова, — пеклом.
Другой раз он увидел сразу два кирпича. Новехонькие, с иголочки, силикатные, большие, белые, четко- ребристые и гладкогранные, искрящиеся на солнце крупинками кварца, они были как два брата-близнеца и лежали рядышком прямо посреди проезжей части. Он направился к ним — и тут заметил человека, тоже к ним явно стремящегося с противоположной стороны, человека с маниакальными глазами грибника или охотника. Алексей Тихонович рванулся.
Взвизгнула машина.
Взвизгнул женский голос.
Потемнело в глазах, удар же воспринят был тупо — словно сперва Алексей Тихонович потерял сознание, а потом на него наехала машина.
Очнулся он на тротуаре, над ним хлопотал тот самый человек.
Алексей Тихонович приподнялся на локте, жадно глядя на дорогу.
— Вот он, вот он, ваш кирпич, — успокоил его человек. — Зачем вы так спешили? Кирпичей — два, поделили бы по интеллигентному. Зачем на гибель идти из-за этого?
В разговоре выяснилось, что человек этот, по фамилии Хлопцев, тоже собирает кирпичи — на дачу. Не имея машины, он ежевечерне отвозит на автобусе за 35 километров десяток кирпичей, но не складывает на участке, где запросто растащат, а закапывает каждую новую партию в окрестных лесах, разнообразно помечая эти тайники и нанося на карту. Он показал Алексею Тихоновичу эту карту — без опаски, потому что она была насквозь зашифрована, показал также и план-проект дачи, которую собирался выстроить. План явно имел позднейшие добавления. Дело в том, что Хлопцев сперва хотел построить одноэтажную дачу из 5 тысяч кирпичей, собрал эти пять тысяч и решил продолжить, чтобы дача была двухэтажная, собрал и десять, и пятнадцать, и двадцать уже, в плане пририсованы были бассейн, баня, гараж, теперь ему вполне хватало на все, но он наметил достичь цифры двадцать пять тысяч — чтобы, когда начнется горячка строительства, не испытать разочарования при неожиданной нехватке материала. Занимался он этим восемнадцать лет.
Говорить с единомышленником было интересно, но Алексей Тихонович чувствовал усиливавшуюся боль в ноге. С помощью Хлопцева он добрался до больницы. Оказалось: перелом.
Он вынужден был потерять из-за этого почти месяц, но через месяц, даже еще не сняв гипс, уже вновь ходил по улицам, собирая всякий раз на кирпич больше нормы — чтобы наверстать упущенное время.
И вот настал момент, когда он пересчитал кирпичи и обнаружил, что их даже больше пятнадцати тысяч. Тогда он взялся за остальное: доски, шифер и толь, цемент, песок (ведрами), щебенку и керамзит (с помощью тачки), — и при этом ни Боже мой не посягал на государственное или чужое, пользовался лишь явно брошенным, никому не принадлежащим, чего в миллионном городе Саратове (где, как вы, конечно, сами догадались, и разворачивались события) вполне достаточно на любой вкус и выбор.
Он соорудил на своем участке сарайчик, ночуя в нем, чтобы не разворовали богатства, днем же дежурство поочередно несли его дети, понуждаемые и уговорами, и иногда окриками, но более всего их покоряла и подавляла воля отца, неугасимо горевшая в исхудавших глазах.
И вот все было готово.
Зван был школьный друг детства Витя Рукомойников и подтвердил: да, все готово. Можно начинать. Это был май месяц одна тысяча девятьсот девяносто третьего года.
Наметив с утра приступить к работе, Алексей Тихонович на радостях немного выпил и уснул в своем сарайчике с желанием поскорей проснуться.
Проснувшись же, увидел, что возле его подворья стоят две большие грузовые машины и одна легковая. Возле легковой, прищурясь, стоял молодой человек в элегантном светлом костюме, а к грузовым, мелькая, как муравьи, множество крепких бритоголовых пареньков в спортивных одеждах подтаскивали стройматериалы, кучи и штабеля которых таяли на глазах. Алексей Тихонович бросился к одному из них, отнимая доску (доска была памятная, с общеизвестной надписью белой краской, он выловил ее из Волги во время ледостава, простудившись чуть не до смерти), — но получил по зубам и упал на землю. Вскочив, он подбежал к молодому человеку и задыхаясь, спросил:
— Вы кто? Бандит? Мафия?
— Бандит и мафия, — даже без всякой гордости согласился молодой человек.
— Это... мой... дом! — выдавливал сквозь горловые спазмы Алексей Тихонович.
— Зачем тебе такой дом? — добродушно удивился молодой человек. — У тебя уже есть дом! — и указал на сарай.
Алексей Тихонович схватил было его за грудки, но молодой человек стряхивающим движением пальцев отбросил его от себя на несколько метров.
Дом — ДОМ! — ДОМ! — ДОМ! — ДОМ! — пусть нерожденный еще, но Дом, — исчез в мгновенье ока.
— Только не связывайся с ними, — сказала жена Лариса и он с трудом посмотрел на нее, вспоминая, что она у него есть.
— Это такие люди... — подтвердил и друг школьного детства Витя Рукомойников.
— Убью... Убью... — в беспамятстве шептал Алексей Тихонович почерневшими губами.
Трое суток он пролежал без движения, без сна и без пищи в своем сарайчике, а на четвертый день встал и отправился к другому другу своего школьного детства — Семену Семенову, которого частенько видел в большой черной машине, рассекающим городские пространства так, словно на этих пространствах вовсе нет людей.
— Подскажи, как выйти на них, на этих — сказал он Семену Семенову.
Семен Семенов сразу все понял. Он долго притворялся, что ничего и никого не знает, но, наконец, по чувству давней дружбы, дал Алексею Тихоновичу сведения о людях средних, но имеющих выход к большим.
Алексей Тихонович пришел к этим средним людям и потребовал встречи с самым главным, какой только есть. Средние смеялись, шутя били его руками и плевали в лицо. Он терпел и настаивал. Тогда шутки ради позвонили кому-то и получили добро: Алексея Тихоновича повезли в самое что ни на есть логово, оказавшееся обычным домом, правда, очень большим, с башенками и готическими окнами, которые показались Благодурову безвкусными.
Человек с приятными ореховыми глазами и в белой рубашке спросил, чего ему надо.
Алексей Тихонович объяснил.
— Уйди, — сказал ему человек с ореховыми глазами, — и радуйся, что остался жив. Из-за такого пустяка меня беспокоить! — удивился он.
— Это пустяк? — спросил Алексей Тихонович. И, подскочив к человеку с ореховыми глазами, ударил его по щеке и закричал, что он всех тут измордует, перережет и перестреляет, если ему не вернут все в целости и сохранности до последнего гвоздика.
Человек с ореховыми глазами был в той стадии пресыщенности жизнью, что ему хотелось от самого себя поступков парадоксальных и непредсказуемых. Челядь ждала ужаса и жадно смотрела, любя видеть, как живое превращается в мертвое, смотрели на Алексея Тихоновича.
Но человек с ореховыми глазами приказал:
— Ладно. Узнайте, кто это сделал и разберитесь.
Кто-то из приближенных даже хихикнул от неожиданности, человек с ореховыми глазами посмотрел на него с легким раздражением и убил его.
На следующий день те же грузовики привезли все обратно, те же парни сгружали стройматериалы под присмотром того же мафиозного бандита в светлом костюме.
И строительство началось.
Алексею Тихоновичу помогали и жена, и дети, и друг детства Витя Рукомойников — и к осени были возведены стены, накрыта крыша, оставалась лишь внутренняя отделка. Мимо же строительства, начиная еще с весны, похаживал некий товарищ административного вида с жизнерадостной лукавинкой во взгляде.
