— Я обязан сказать вам правду прямо в глаза. Потому что никто вам этого не скажет. Вы — глупы. И песни ваши глупые, и поете вы глупо, и когда-нибудь вы это поймете сами и умрете от стыда, но будет уже поздно!
— Что же мне делать? — спросил опечаленный певец,
— Не петь больше никогда!
— Но я не могу не петь! — воскликнул певец. И вдруг покраснел, потому что в глазах Лукина увидел, как глуп он в этом восклицании.
И этого дня он перестал петь, он стал жить, работать на работе и уважать себя ровно настолько, насколько был этого уважения достоин. Он женился на хорошенькой, хоть и глупой, девушке, они родили хороших, хоть и глупых, детей, а потом состарились и умерли в один день. Лукин порадовался бы за них, но он умер раньше, в тот самый день, когда сказал Эхову правду, — эту правду слышали охранники и поклонники Эхова и, отведя в сторонку Лукина, убили его.
Смысл жизни
17 сентября 1993-го года Евгений Александрович Федоров, бульдозерист 3-й Строймехколонны города Саратова, шел по улице Лермонтова и между домами № 17 и № 19 вдруг остановился и подумал: а в чем смысл жизни?
Тогда он купил бутылку вина «Анапа» и пошел на Набережную Космонавтов, к Волге, там он сел на лавку и, глядя на волжскую воду, речной транспорт и проходящих мимо туда и обратно людей, стал пить вино и думать о смысле жизни. Он выпил вино, и на душе полегчало, но уму сделалось еще тяжелее. Заболела голова.
Тогда он пошел и купил две бутылки водки, потом пошел домой, приготовил себе ужин, стал есть его, пить водку и продолжать думать о смысле жизни.
К полуночи он понял, что в одиночку ему этого вопроса не осилить.
Тогда он взял телефон и стал звонить наугад, доверяя пальцам самим выбрать номер. И всем, кто снимал трубку, Федоров очень вежливо говорил:
— Вы, пожалуйста, извините за столь незнакомый звонок в полночь, но повод для него есть уважительная причина, которая побуждает меня задать вам странный, но жизненно необходимый вопрос, на который, возможно, у вас есть готовый ответ, и вы поможете мне этим ответом. В чем смысл жизни?
Почему-то ему отвечали грубо, с руганью и угрозами.
Федоров уже устал. Он откупорил вторую бутылку и решил сделать последний звонок, а потом алкоголем придушить беспокойство мысли и заснуть.
Ему ответил свежий мужской голос, ответил четко и ясно, словно ждал звонка Федорова.
— В чем смысл? А вот скажи, гад, где ты живешь, я тебе лично объясню и про смысл жизни и про все остальное.
— Улица Мичурина, дом сорок четыре, квартира два, вход с улицы, только на кнопку жмите подольше, звонок плохо работает! — радостно ответил Федоров.
— Я стучать буду, — обнадежил человек с четким голосом.
— Соседей разбудите. Я лучше дверь буду приоткрытой держать.
— Ну-ну, — сказал человек с четким голосом.
Через двадцать минут к дому подъехала большая красивая машина иностранного производства. Из нее вышел высокий мужчина с чем-то в руке.
Когда он вошел в квартиру, обнаружилось, что в руке у него милицейская дубинка.
— Тебе сразу объяснить или как? — поинтересовался он, хлопнув по ладони дубинкой.
— Зачем же сразу? — приветливо улыбнулся Федоров, кивнув на рюмочку, которую загодя налил для гостя. — Вопрос слишком сложный, выпьем сперва, познакомимся.
...И вот уже утро брезжит, гость Федорова, оказавшийся Петром Ильичом Егоровым, начальником охраны фирмы «Старт», в очередной раз набирает номер и говорит:
— Ты только, гад, не ложь трубку, замри, не дыши и слушай, падла, а потом ответь. В чем смысл жизни?
Это — мужчинам. Женщинам он говорит мягче, но тоже просто и прямо.
А потом очередную попытку делает Федоров.
И опять Егоров.
И опять Федоров.
Но ни тот, ни другой не добились ответа.
Правда, иногда к телефону никто не подходил. Федоров и Егоров, выпивая (перейдя при этом на коньяк, который Егоров принес из машины), говорили меж собой, что, может быть, как раз того, кто знает про смысл жизни, нет дома, шляется где-нибудь. Всегда так! — нужен человек, а его нет на месте. Егоров по несколько раз вызывает не отвечающий номер, подолгу слушает гудки.
— Сволочь! Где его носит? Люди дома должны быть! — сердится Егоров.
— Может, он просто заболел и в больнице, — успокаивает его Федоров.
— Разве что, — смягчается Егоров. — Твоя очередь крутить.
— А вдруг никто не знает?
— Не может быть! — не хочет допустить этого Егоров. — Кто-то должен знать! Хоть кто-то — должен! Крути!
Часы
Касьянов терпеть не мог часов.
Его раздражало: только отвлечешься, забудешься, глянешь на часы, а там уж целый час прошел.
Он старался не глядеть на часы.
И вот, кажется, существует совсем как нормальный человек, становится ему почти легко и свободно, но словно бес нашептывает ему: глянь на часы-то, глянь! Он глянет, а там за полночь уже, спать давно пора — в то время как он только-только разжился, разохотился.
И не то чтобы он что-то важное делал, он, в общем-то, ничего, собственно, и не делал, и, тем не менее, время уходило, убегало, утекало прямо на глазах.
Он перестал носить наручные часы, и его выводило из себя, когда его спрашивали, который час.
— А вам зачем? — невежливо отвечал он. — Зачем вам-то? Может, вам и не надо время знать, а просто так спрашиваете? А если и надо, то вам же хуже, потому что всегда оказывается, что времени больше или меньше, чем вы предполагали. И если уж вам так необходимо знать точное время, то носите часы и не приставайте к людям, не отнимайте у них этим самым это самое время. Что же касается часов, то я их не ношу!
Но дома у него был-таки будильник, чтобы не проспать на работу, потому что хотя он ничего и не делал, но на работу ходил. Дома у него было еще радио (на работе тоже), был телевизор — и все эти устройства и механизмы постоянно напоминали о времени. «Местное время восемь часов тридцать минут!» — злорадно говорила дикторша то и дело. «Чтоб ты подавилась!» — сулил ей всякий раз Касьянов.
А был он, несмотря на то, что жил, как вы сами понимаете, в Саратове, абсолютно непьющий человек. Это даже непонятно почему и доискиваться причин не хочется, да и зачем время тратить. Не пил — и все тут.
И от однажды он выпил.
Как-то вот так случайно произошло, как-то машинально получилось: взял да и выпил. Выпил первую рюмку и посмотрел на будильник. И — ничего. Выпил еще четыре рюмки — опять на будильник. Два часа прошло. А в нем ни злости, ни раздражения. Бутылку выпил — четыре часа прошло, а ему хоть бы хны, ничуть не печалится!
И стал он пьяницей.
Пропил телевизор, радио, будильник — и не знает времени теперь. Знает только: утро, полдень, вечер. Ночи не знает, ночью спит.
Пьет и думает: «Эх, как хорошо-то мне!»
Рассказ с моралью
Макаров и Костров выпивали, а Макарова и Кострова вышивали.
Макаров и Костров выпивали на кухне, а Макарова и Кострова, их жены, вышивали в комнате: Макарова
