прокуратуры, когда вы отпустили Голодкина.
Аркадий не верил собственным ушам. Подумать только, этот безумец следил за ним, топал за Фетом в учреждение Приблуды, видел Зою. Когда они с Пашей стояли в очереди у пивного ларька, он, может быть, стоял позади них.
— Почему вы решили приехать в Москву именно в это время?
— Когда-то же надо было приехать. Весна — хорошее время. Трупы обычно всплывают со дна реки на поверхность.
— Так вы считаете, что Джеймса Кервилла убил я?
— Может быть не вы лично, но убийцы — вы и ваши дружки. Какая разница, кто нажал на спусковой крючок?
— Откуда вы знаете, что его застрелили?
— По поляне в парке. Там все перерыли. Искали гильзы, верно? Да и троих сразу не зарежешь. Знал бы я тогда в парке, что это вы, Ренко, я бы вас убил.
В голосе сожаление с примесью легкой иронии. Говорил он по-русски без акцента, но с типично американскими интонациями. Он небрежно сложил руки на груди. От человека таких огромных размеров, если к тому же он умен, исходит какое-то притяжение, он буквально подавляет собой, особенно в небольшом помещении… Аркадий уселся на тумбочку у противоположной стены. Как он мог не заметить такого человека, как Кервилл?
— Вы приехали в Москву расспросить об убийстве у постоянно проживающих здесь иностранцев, — сказал Аркадий. — Привезли с собой рисунки с рентгеновских снимков и зубные формулы. Должно быть, вы собирались помочь следствию.
— Если бы вы были настоящим следователем.
— Имеются документы о выезде Джеймса Кервилла из Советского Союза в прошлом году, но отсутствуют документы о его возвращении. Почему вы считаете, что он был здесь, и почему вы считаете, что его нет в живых?
— Вы же не настоящий следователь. Ваши сотрудники работают на КГБ не меньше, чем на вас.
Не объяснять же американцу, кто такой Фет.
— В каком родстве вы состоите с Джеймсом Кервиллом?
— Сами знаете.
— Господин Кервилл, я подчиняюсь московскому городскому прокурору, и никому больше. Я расследую убийство трех лиц в Парке имени Горького. Вы привезли из Нью-Йорка информацию, которая может оказаться полезной. Передайте ее мне.
— Нет.
— Вам же нельзя отказываться. Вас видели переодетым в русского. Вы контрабандой провезли огнестрельное оружие и стреляли из него в меня. И вы утаиваете имеющуюся у вас информацию, а это тоже преступление.
— Слушайте, Ренко, вы нашли здесь русскую одежду? И вообще, разве это преступление — одеваться по-вашему? Что касается оружия, если его можно так назвать, которым вы целитесь в меня, то я его впервые вижу. Вы забрались в мой чемодан, и я не знаю, что вы туда подсунули. И о какой информации вы говорите?
Аркадий на минуту растерялся от такого нахальства.
— Ваши высказывания о Джеймсе Кервилле… — начал было он.
— Какие еще высказывания? Микрофон же в телефоне, а вы позаботились его укутать. Надо было прийти с друзьями, Ренко. Как следователь, вы не слишком сильны.
— Вы привезли с собой план места убийства в Парке Горького, рентгеновские снимки и зубную формулу, а это устанавливает вашу связь с Джеймсом Кервиллом, если он один из убитых.
— Рисунки и план сделаны русским карандашом на русской миллиметровке, — ответил Кервилл. — Рентгеновских снимков нет, есть только кальки. Теперь вам следует подумать, Ренко, о том, что скажет американское посольство по поводу того, почему русский легавый нападает на ни в чем не повинных американских туристов, когда его застают с поличным, — Кервилл покосился на открытый чемодан, — во время кражи со взломом. Вы, конечно, не собирались ничего взять?
— Господин Кервилл, если вы сообщите что-нибудь вашему посольству, вас первым же самолетом отправят домой. Ведь вы же не за тем приехали, чтобы тут же вернуться домой? Думаю, вы также не захотите провести пятнадцать лет в советском исправительном учреждении.
— Это я улажу.
— Господин Кервилл, почему вы так хорошо говорите по-русски? Где я мог еще раньше слышать ваше имя? Теперь оно мне о чем-то напоминает.
— Прощайте, Ренко. Ступайте к своим друзьям в секретной службе.
— Расскажите мне о Джеймсе Кервилле.
— Убирайтесь!
Аркадий сдался. Он стал выкладывать на тумбочку паспорт, бумажник и кредитные карточки Кервилла.
— Не беспокойтесь, — съязвил Кервилл, — я за вами уберу.
Бумажник был увесистый и не гнулся даже без кредитных карточек. Один его край был зашит вручную. Кервилл качнулся вперед. Аркадий взмахнул оружием. «Неужели, шпион? — подумал он. — Какая-нибудь нелепость вроде тайного послания, зашитого в бумажник, а потом героическая облава на изменников и иностранных агентов, и он, старший следователь, в центре всей суматохи?» Не спуская глаз с Кервилла, он распорол шов и вынул из бумажника позолоченный полицейский знак с выпуклыми голубыми фигурками индейца и колониста. Поверху надпись: «Город Нью-Йорк» и снизу «Лейтенант».
— Вы полицейский?
— Детектив, — поправил Кервилл.
— Тогда вы должны мне помочь, — как само собой разумеющееся, сказал Аркадий, потому что сам в этом не сомневался. — Вы видели, что Голодкин выходил от меня с нашим сотрудником, моим другом Пашей Павловичем. (Это имя ничего ему не говорит, подумал Аркадий.) Во всяком случае, он был очень хорошим парнем, мы часто работали вместе. Час спустя их убили в квартире Голодкина. Бог с ним, с Голодкиным. Но чего бы это мне ни стоило, я разыщу негодяя, который убил Пашу. Вы сами детектив и понимаете, что значит потерять такого друга…
— Ренко, идите вы… знаете куда?
Аркадий машинально поднял самодельный пистолет. Он увидел, что целится между глаз Кервилла, и почувствовал, что нажимает на спуск, так что сложенная вдвое резиновая лента и стержень начали плавно двигаться. В последний момент он отвел ствол. Шкаф подпрыгнул, и в его дверце за ухом Кервилла появилась дыра размером два сантиметра. Аркадий застыл от неожиданности. За всю свою жизнь он не был так близок к тому, чтобы убить человека, а если еще учесть «точность» оружия, он вполне мог и не промахнуться. На побледневшем лице Кервилла было написано крайнее изумление.
— Убирайтесь, пока еще можете, — промолвил он.
Аркадий бросил пистолет. Не спеша взял из чемодана рисунки рентгеновских снимков и зубные формулы. Оставив у себя значок, бросил бумажник.
— Значок мне нужен, — поднялся со стула Кервилл.
— Не здесь, — Аркадий направился к двери. «Это мой город», — сказал он про себя.
Вечером в лаборатории никто не дежурил. Аркадий сам сравнил рисунки на кальке и зубную формулу с материалами, что были у Левина. Он был уверен, что Уильям Кервилл, скорее всего, бродит по городу, избавляясь от своего оружия — здесь бросит ручку, там — ствол. К тому времени, когда он добрался до Новокузнецкой и написал докладную Ямскому, по его представлениям выходило, что Кервилл, вероятно, уже просит убежища в американском посольстве. Прекрасно — тем больше доказательств для прокурора, потому что теперь было вполне ясно, что третьим убитым в Парке Горького был Джеймс Кервилл. Аркадий оставил докладную на столе у заместителя Ямского — до завтрашнего утра.
Яркий луч прожектора столбом стоял в центре Москвы. Нет, двигался. Послышался звук, будто
