Володин письму поверил, но вот вопрос: стоит ли итти? И кто такая эта Ж? Какая-нибудь Женя? Или это фамилия начинается с буквы Ж?
Володин показал письмо Рутилову.
– Иди, конечно, иди! – подбивал Рутилов, – посмотри, что из этого выйдет. Может быть, это богатая невеста, влюбилась в тебя, а родители препятствуют, так вот она и хочет с тобою объясниться.
Но Володин подумал, подумал да и решил, что не стоит итти. Он важно говорил:
– Вешаются мне на шею, но я таких развратных не хочу.
Он боялся, что его там поколотят: Солдатская баня находилась в глухом месте, на городской окраине.
Уже когда толпа во всех помещениях в клубе теснилась, густая, крикливая, преувеличенно-веселая, в зале у входных дверей послышался шум, хохот, одобрительные возгласы. Все потеснились в ту сторону. Передавали друг другу, что пришла ужасно оригинальная маска. Человек тощий, длинный, в заплатанном, засаленном халате, с веником подмышкою, с шайкою в руке, пробирался в толпу. На нем была картонная маска, – глупое лицо с узенькою бороденкою, с бачками, а на голове фуражка с гражданскою круглою кокардою. Он повторял удивленным голосом:
– Мне сказали, что здесь маскарад, а здесь и не моются.
И уныло помахивал шайкою. Толпа ходила за ним, ахая и простодушно восхищаясь его замысловатою выдумкою.
– Приз, поди, получит, – завистливо говорил Володин.
Завидовал же он, как и многие, как-то бездумно, непосредственно, – ведь сам-то он был не наряжен, что бы, кажись, завидовать? А вот Мачигин, так тот был в необычайном восторге: кокарда особенно восхищала его. Он радостно хохотал, хлопал в ладоши и говорил знакомым и незнакомым:
– Хорошая критика! Эти чинуши много важничают, кокарды любят носить, мундиры, вот им критику и подпустили, – очень ловко.
Когда стало жарко, чиновник в халате принялся обмахиваться веником, восклицая:
– Вот так банька!
Окружающие радостно хохотали. В шайку сыпались билеты.
Передонов смотрел на веющий в толпе веник. Он казался ему недотыкомкою.
“Позеленела, шельма”, – в ужасе думал он.
XXX
Наконец начался счет полученным за наряды билетикам. Клубские старшины составили комитет. У дверей в судейскую комнату собралась напряженно ожидавшая толпа. В клубе на короткое время стало тихо и скучно. Музыка не играла. Гости притихли. Передонову стало жутко. Но скоро в толпе начались разговоры, нетерпеливый ропот, шум. Кто-то уверял, что оба приза достанутся актерам.
– Вот вы увидите, – слышался чей-то раздраженный, шипящий голос.
Многие поверили. Толпа волновалась. Получившие мало билетиков уже были озлоблены этим. Получившие много волновались ожиданием возможной несправедливости.
Вдруг тонко и нервно звякнул колокольчик. Вышли судьи: Верига, Авиновицкий, Кириллов и другие старшины. Смятение волною пробежало в зале, – и вдруг все затихли. Авиновицкий зычным голосом произнес на весь зал:
– Приз, альбом, за лучший мужской костюм присужден, по большинству полученных билетиков, господину в костюме древнего германца.
Авиновицкий высоко поднял альбом и сердито смотрел на столпившихся гостей. Рослый германец стал пробираться через толпу. На него глядели враждебно. Даже не давали дороги.
– Не толкайтесь, пожалуйста! – плачущим голосом закричала унылая дама в синем костюме, со стеклянною звездочкою и бумажною луною на лбу, – Ночь.
– Приз дали, так уж и вообразил о себе, что дамы перед ним расстилаться должны, – послышался из толпы злобно-шипящий голос.
– Коли сами не пускаете, – со сдержанною досадою ответил германец.
Наконец он кое-как добрался до судей и взял альбом из Веригиных рук. Музыка заиграла туш. Но звуки музыки покрылись бесчинным шумом. Посыпались ругательные слова. Германца окружили, дергали его и кричали:
– Снимите маску!
Германец молчал. Пробиться через толпу ему бы ничего не стоило, но он, очевидно, стеснялся пустить в ход свою силу. Гудаевский схватился за альбом, и в то же время кто-то быстро сорвал с германца маску. В толпе завопили:
– Актер и есть!
Предположения оправдались: это был актер Бенгальский. Он сердито крикнул:
– Ну, актер, так что же из того! Ведь вы же сами давали билеты!
В ответ раздались озлобленные крики:
– Подсыпать-то можно.
– Билеты вы ведь печатали.
– Столько и публики нет, сколько билетов роздано.
– Он полсотни билетов в кармане принес.
Бенгальский побагровел и закричал:
– Это подло так говорить. Проверяйте, кому угодно, – по числу посетителей можно проверить.
Меж тем Верига говорил ближайшим к нему:
– Господа, успокойтесь, никакого обмана нет, ручаюсь за это: число билетов проверено по входным.
Кое-как старшины с помощью немногих благоразумных гостей утишили толпу. Да и всем стало любопытно, кому дадут веер. Верига объявил:
– Господа, наибольшее число билетиков за дамский костюм получено дамою в костюме гейши, которой и присужден приз, веер. Гейша, пожалуйте сюда, веер – ваш. Господа, покорнейше прошу вас, будьте любезны, дорогу гейше.
Музыка вторично заиграла туш. Испуганная гейша рада была бы убежать. Но ее подтолкнули, пропустили, вывели вперед. Верига, с любезною улыбкою, вручил ей веер. Что-то пестрое и нарядное мелькнуло в отуманенных страхом и смущением Сашиных глазах. Надо благодарить, – подумал он. Сказалась привычная вежливость благовоспитанного мальчика. Гейша присела, сказала что-то невнятное, хихикнула, подняла пальчики, – и опять в зале поднялся неистовый гвалт, послышались свистки, ругань. Все стремительно двинулись к гейше. Свирепый, ощетинившийся Колос кричал:
– Приседай, подлянка! приседай!
Гейша бросилась к дверям, но ее не пустили. В толпе, волновавшейся вокруг гейши, слышались злые крики:
– Заставьте ее снять маску!
– Маску долой!
– Лови ее, держи!
– Срывайте с нее!
– Отымите веер!
Колос кричал:
– Знаете ли вы, кому приз? Актрисе Каштановой. Она чужого мужа отбила, а ей – приз! Честным дамам не дают, а подлячке дали!
И она бросилась на гейшу, пронзительно визжала и сжимала сухие кулачки. За нею и другие, – больше из ее кавалеров. Гейша отчаянно отбивалась. Началась дикая травля. Веер сломали, вырвали, бросили на пол, топтали. Толпа с гейшею в середине бешено металась по зале, сбивая с ног наблюдателей. Ни Рутиловы, ни старшины не могли пробиться к гейше. Гейша, юркая, сильная, визжала пронзительно, царапалась и кусалась. Маску она крепко придерживала то правою, то левою рукою.
– Бить их всех надо! – визжала какая-то озлобленная дамочка.
Пьяная Грушина, прячась за другими, науськивала Володина и других своих знакомых.
– Щиплите ее, щиплите подлянку! – кричала она.
