– Антоша, слышишь? – спросила Гудаевская, подымая Антошу за уши. – Ардальон Борисович тебя прощает. Благодари, шаркни ножкой, шаркни. Шаркни и одевайся, Антоша, рыдая, шаркнул ножкой, оделся, мать взяла его за руку и вывела в коридор.
– Подождите. – шепнула она Передонову, – мне еще надо с вами поговорить.
Она увела Антошу в детскую, где уже няня уложила Лизу, и велела ему ложится cпать. Потом вернулась в спальню. Передонов угрюмо сидел на стуле среди комнаты. Гудаевская сказала:
– Я так вам благодарна, так благодарна, не могу сказать. Вы поступили так благородно, так благородно. Это муж должен был бы сделать, а вы заменили мужа. Он стоит того, чтобы я наставила ему рога; если он допускает, что другие исполняют его обязанности, то пусть другие имеют и его права.
Она порывисто бросилась на шею Передонова и прошептала:
– Приласкайте меня, миленький!
И потом еще сказала несколько непередаваемых слов. Передонов тупо удивился, однако охватил руками ее стан, поцеловал ее в губы, – и она впилась в его губы долгим, жадным поцелуем. Потом она вырвалась из его рук, метнулась к двери, заперла ее на ключ и быстро принялась раздеваться.
11. Антоша Гудаевский уже спал, когда отец вернулся из клуба. Утром, когда Антоша Гудаевский уходил в гимназию, отец еще спал. Антоша увидел отца только днем. Он потихоньку от матери забрался в отцов кабинет и пожаловался на то, что его высекли. Гудаевский рассвирепел, забегал по кабинету, бросил со стола на пол несколько книг и закричал страшным голосом:
– Подло! Гадко! Низко! Омерзительно! К чорту на рога! Кошке под хвост! Караул!
Потом он накинулся на Антошу, спустил ему штанишки, осмотрел его тоненькое тело, испещренное розовыми узкими полосками, и вскрикнул пронзительным голосом;
– География Европы, издание семнадцатое!
Он подхватил Антошу на руки и побежал к жене. Антоше было неудобно и стыдно, и он жалобно пищал.
Юлия Петровна погружена была в чтение романа. Заслышав издали мужнины крики, она догадалась, в чем дело, вскочила, бросила книгу на пол и забегала по горнице, развеваясь пестрыми лентами и сжимая сухие кулачки.
Гудаевский бурно ворвался к ней, распахнув дверь ногою.
– Это что? – закричал он, поставил Антошу на пол и показал ей его открытое тело. – Откуда этакая живопись! Юлия Петровна задрожала от злости и затопала ногами.
– Высекла, высекла! – закричала она, – вот и высекла!
– Подло! Преподло! Анафемски расподло! – кричал Гудаевский, – как ты осмелилась без моего ведома?
– И еще высеку, на зло тебе высеку, – кричала Гудаевская, – каждый день буду сечь.
Антоша вырвался и, застегиваясь на ходу, убежал, а отец с матерью остались ругаться. Гудаевский подскочил к жене и дал ей пощечину. Юлия Петровна взвизгнула, заплакала, закричала:
– Изверг! Злодей рода человеческого! В гроб вогнать меня хочешь!
Она изловчилась, подскочила к мужу и хлопнула его по щеке.
– Бунт! Измена! Караул! – закричал Гудаевский. И долго они дрались, – все наскакивали друг на друга. Наконец устали. Гудаевская села на пол и заплакала.
– Злодей! Загубил ты мою молодость, – протяжно и жалобно завопила она.
Гудаевский постоял перед нею, примерился было хлопнуть ее по щеке, да передумал, тоже сел на пол против жены и закричал:
– Фурия! Мегера! Труболетка бесхвостая! Заела ты мою жизнь!
– Я к маменьке поеду, – плаксиво сказала Гудаевская.
– И поезжай, – сердито отвечал Гудаевский, – очень рад буду, провожать буду, в сковороды бить буду,. на губах персидский марш сыграю.
Гудаевский затрубил в кулак резкую и дикую мелодию.
– И детей возьму! – крикнула Гудаевская.
– Не дам детей! – закричал Гудаевский. Они разом вскочили на ноги и кричали, размахивая руками:
– Я вам не оставлю Антошу, – кричала жена.
– Я вам не отдам Антошу, – кричал муж.
– Возьму!
– Не дам!
– Испортите, избалуете, погубите!
– Затираните!
Сжали кулаки, погрозили друг другу и разбежались, – она в спальню, он в кабинет. По всему дому пронесся стук двух захлопнутых дверей.
Антоша сидел в отцовом кабинете. Это казалось ему самым удобным, безопасным местом. Гудаевскнй бегал по кабинету и повторял:
– Антоша, я не дам тебя матери, не дам.
– Ты отдай ей Лизочку, – посоветовал Антоша. Гудаевский остановился, хлопнул себя ладонью по лбу и крикнул:
– Идея!
Он выбежал из кабинета. Антоша робко выглянул в коридор и увидел, что отец пробежал в детскую. Оттуда послышался Лизин плач и испуганный нянькин голос. Гудаевский вытащил из детской за руку навзрыд плачущую, испуганную Лизу, привел ее в спальню, бросил матери и закричал:
– Вот тебе девчонка, бери ее, а сын у меня остается на основании семи статей семи частей свода всех уложений.
И он убежал к себе, восклицая дорогой:
– Шутка! Довольствуйся малым, секи понемножку! Ого-го-го!
Гудаевская подхватила девочку, посадила ее к себе на колени и принялась утешать. Потом вдруг вскочила, схватила Лизу за руку и быстро повлекла ее к отцу. Лиза опять заплакала.
Отец и сын услышали в кабинете приближающийся по коридору Лизин рев. Они посмотрели друг на друга в изумлении.
– Какова? – зашептал отец, – не берет! К тебе подбирается.
Антоша полез под письменный стол. Но в это время уже Гудаевская вбежала в кабинет, бросила Лизу отцу, вытащила сына из-под стола, ударила его по щeке, схватила за руку и повлекла за собою, крича:
– Пойдем, голубчик, отец твой – тиран. Но тут и отец спохватился, схватил мальчика за другую руку, ударил его по другой щеке и крикнул:
– Миленький, не бойся, я тебя никому не отдам.
Отец и мать тянули Антошу в разные стороны и быстро бегали кругом. Антоша между ними вертелся волчком и в ужасе кричал:
– Отпустите, отпустите, руки оборвете.
Как-то ему удалось высвободить руки, так что у отца и у матери остались в руках только рукава от его курточки. Но они не замечали этого и продолжали яростно кружить Антошу. Он кричал отчаянным голосом:
– Разорвете! В плечах трещит! Ой-ой-ой, рвете, рвете! Разорвали!
И точно, отец и мать вдруг повалились в обе стороны на пол, держа в руках по рукаву от Антошиной курточки. Антоша убежал с отчаянным криком:
– Разорвали, что же это такое!
Отец и мать, оба вообразили, что оторвали Антошины руки. Они завыли от страха, лежа на полу:
– Антосю разорвали!
Потом вскочили и, махая друг на друга пустыми рукавами, стали кричать наперебой:
– За доктором! Убежал! Где его руки! Ищи его руки!
Они оба заерзали на полу, рук не нашли, сели друг против друга и, воя от страха и жалости к Антоше, принялись хлестать друг друга пустыми рукавами, потом подрались и покатились по полу. Прибежали горничная и нянька и розняли господ.
