И мы замолчали, каждый о своем. У меня слипались глаза, но я сопротивлялась – не хотела, чтобы Давид чувствовал себя одиноко на темном шоссе. Потом поила его кофе, кормила грейпфрутами. Он быстро уничтожил все мои запасы.
Я достала салфетки и тоном заботливой мамаши произнесла:
– Давид, вытри руки, после еды они липкие.
Он серьезно взял салфетку, не заметил шутки.
– С тобой мама в детстве так не разговаривала?
– Да нет. Она все время работала. У нас была домработница, но мной она особо не занималась.
– Значит, ты был предоставлен самому себе?
– В некотором смысле – пожалуй. Но за школьные оценки с меня спрашивали строго. Родители считали: главное карьера.
– А ты?
– До определенного момента – тоже. Но карьеру хорошо делать в стабильной стране. В новых условиях все достигнутое при Советах быстро превратилось в ничто.
– Ты многого достиг?
– Как сказать… Защитил кандидатскую, а через полгода пришлось поменять работу. Потом и вовсе уезжать.
– Но ехал-то ты не в никуда?
– Почти в никуда. Отец как раз Попробовал открыть свое предприятие. И я оказался кстати. Дело было совершенно безнадежным, просто мрак. Но потом жизнь дала нам шанс, и мы его не упустили.
– А как ты попал в Москву?
– Грубо говоря, приехал искать рынки сбыта. Сначала это были наезды. Я чувствовал себя гражданином вселенной: Стокгольм – чужой город, Москва – и подавно.
– Но осел ты все-таки в Москве?
– Только из-за работы. В Москве оказалось много интересного.
– В каком смысле?
– В деловом. Вскоре у меня появилась самостоятельность, я перестал зависеть от отца. Можно сказать, вышел на новый уровень.
– А в Стокгольм ты всегда будешь ездить?
– Ну, в обозримом будущем.
– И когда теперь?
– Наверное, в июле. Но до этого мы съездим к теплому морю. Хочешь?
– Не знаю. Мне больше нравятся холодные моря. – Я прикусила язык – вдруг он подумает, что я напрашиваюсь в Швецию. – Если хочешь, поедем к теплому.
– Денис говорил про Турцию.
Значит, он собирается ехать с Денисом. Всей семьей. Интересно… Неожиданно начало светать.
– Этот час – самый опасный на дороге, – заметил Давид. – После ночи борьбы ужасно хочется спать.
Кругом все расплывалось в сумерках наступающего утра, свет фар встречных машин казался зыбким и ненастоящим. У обочины я заметила старенький «мерседес». Поодаль трое, судя по всему его пассажиры, присели над разгорающимся костром.
– Шашлычок спозаранку, – шутливо бросил Давид.
Но через пять минут нас сзади осветили фары. Давид всмотрелся в зеркало. «Мерс» быстро приближался.
– Странно… – озадаченно произнес Дод и прибавил скорости.
Но «мерседес» не отставал, скоро его длинное тело выползло слева, он поравнялся с нами – я увидела сухие кавказские лица. Преследователи глядели неподвижно, точно целясь. Обойдя нас, автомобиль вильнул направо и преградил путь.
– Козлы! – Дод резко затормозил. Дверцы «мерса» распахнулись – все трое выскочили на шоссе. Давид лихорадочно жал на педали. Один из бандитов ухватился за дверцу с моей стороны, закрытая ручка защелкала, и в это время мы дали задний ход. Рука бандита соскользнула. Они было побежали за машиной. Давид жал на газ – бандиты отстали, попрыгали в свой «мерс». Он взвыл, разворачиваясь. Давид газанул до отказа, мы, вильнув, успели проскочить вставшую поперек машину и устремились вперед.
– Вот так. – Дод перевел дыхание. – Наша тачка им приглянулась.
– Нас не догонят?
– Нет, можешь вздремнуть. Досадный эпизод. Ребята, видно, промышляют здесь. Сто километров до Питера – и недалеко, и все концы в воду.
Но тут из-за поворота опять вывернул «мерс».
– Что за движок у них? – удивленно присвистнул Давид.
– Давид! – отчаянно взмолилась я.
