После кофе Давид исчез. Я даже не успела спросить, когда вернется. Вчера был такой чудесный вечер. А сегодня – в наш последний день! – ему даже не хочется побыть со мной…
Кот зеленый, дуб ученый. В Давид летит Стокгольм…
Нет, нужно уметь справляться с собой! Как вчера, как третьего дня! Потерпи, осталось немного.
Я вытащила гуся из холодильника (все-таки праздник, Рождество!). Пока он будет оттаивать, посмотрю телевизор. Все равно больше нечем заняться.
По «Культуре» показывали Грецию.
«Дорические колонны, кариатиды, белый мрамор, – с достоинством вещал голос за кадром. – Не одно поколение поэтов воспело в своих стихах знаменитый Акрополь. Осип Мандельштам писал в начале XX века:
Отреагировать на это зловещее пророчество мне не дали – в коридоре зазвонил мобильный. На бегу я пыталась вспомнить, вытащила ли вчера телефон из сумки. Нет, вроде не вытаскивала.
Телефон валялся на полочке под зеркалом. Значит, вытащила. На автопилоте. В последние дни со мной такое не редкость.
– Алло! – весело и нетерпеливо зазвучало из трубки, едва я поднесла ее к уху.
Голос был незнакомый, женский, юный, мелодичный.
– Слушаю вас, – холодно отозвалась я.
– Можно Давида? – спросила трубка по-прежнему оживленно, нисколько не смущаясь моей холодностью.
– Давида? – опешила я. – Его нет… Кто говорит?
Ева, – сообщила трубка простодушно. И Добавила вкрадчиво, как будто объясняла прописные истины темному, непосвященному человеку: – Ева Амиранашвили.
Я стояла как громом пораженная. Младшая сестра? Дальняя родственница? А если не то и не другое, то кто же тогда? Мысли вихрем носились в моей и без того измученной голове. И вдруг в этот сумбур врезалась мелодия битловской «Мишели».
Ну конечно! «Мишель» – рождественский подарок Дениса! Вчера я поставила ее на телефон, с тех пор мне никто не звонил. Телефон благополучно лежит в сумке, а с Евой я говорила по мобильнику Давида. Естественно. С какой стати Ева будет названивать мне? Господи, но что же я стою? Это, наверное, мальчики. Звонят, думают, мама волнуется. А маме-то не до них…
Я судорожно принялась рыться в сумке, одновременно настраиваясь на разговор с Денисом, но вместо сына услышала Ленку Власову.
– Марина, нам нужно встретиться, – решительно начала она, как всегда игнорируя приветствия.
– Зачем? – невежливо уточнила я.
– Мне нужно отдать вам деньги.
– Вы же платили недавно. К чему такая спешка?
– Это не по телефону. Продиктуйте адрес, я пишу.
– Большие Каменщики… – нехотя заговорила я.
– Все. Буду через двадцать минут. Счастливо, – добавила Ленка, чем-то чрезвычайно довольная.
Ну вот! Через двадцать минут неизвестно зачем приедет Ленка, Давид вообще может вернуться в любой момент, а праздничный гусь по-прежнему стынет в раковине. Я метнулась на кухню. Пока занималась гусем, вспомнила, что так и не поговорила с сыновьями. Торопливо сунув гусятницу в духовку, набрала номер Дениса. Телефон не отвечал. Тогда я позвонила маме. Трубку взяли мгновенно.
По голосу невозможно было понять, довольна моя мамочка или нет. Я решила спросить прямо.
– А чем быть недовольной? Кормят, поят, развлекают, номер шикарный.
– Значит, все хорошо? – осторожно уточнила я.
– А Илюшка сегодня на завтрак ел одни бутерброды с беконом, – невинным тоном сообщила мама. – От фруктов и творога отказался, потом убежал в бассейн, хоть я и возражала.
– А Денис? Они звонили тебе?
– И тебе, между прочим, тоже. Но ты спишь до двенадцати и о детях не беспокоишься.
– Мы вчера поздно легли, – машинально стала оправдываться я.
– «Поздно легли»! – передразнила мама, давая волю своему раздражению. – Что за барская привычка?
Наверное, у Дениса с Олегом все нормально, решила я, отключившись. Но времени подумать не было совершенно. Сейчас же запиликал домофон, и одновременно кто-то затрезвонил по городскому телефону.
– Маришка! – Я узнала голос Аньки. – С праздником тебя, с Рождеством!
