Вперед только государь ваш не сведет с Дону козаков, и я вам говорю по богу: не только крымскому и ногаям велим ходить, но сами пойдем своими головами со многою ратью сухим путем и водяным, с нарядом и городом, хотя и себе досадим, а уж сделаем это, и тогда миру не будет'. Нащокин отвечал: 'Дал бы бог, чтоб между государями вперед братская любовь утвердилась; а теперь если крымский хан и пойдет на государевы украйны, то воля божия: государя нашего рать против него готова, и не угадать, кому что бог даст. Лучше бы крымского унять, чтоб вперед между государями братская любовь не рушилась'. Визирь сказал на это: 'Правда: когда люди с людьми сшибутся, то будет убыток на обе стороны, да уже не воротишь. А нам стало досадно, что сделали ваши козаки. За такие дела над послами опала бывает; но государь наш над вами за это ничего сделать не велел, потому что у нас того в обычае не ведется, и отпустит вас к вашему государю по прежнему обычаю, а с вами вместе посылает своего посланника'.
Когда Нащокин дал знать об этом в Москву, то на Дон отправлена была царская грамота: 'Если вы начнете с азовскими людьми какой-нибудь задор и между нами и турским сделаете этим недружбу, то вам от нас быть в опале и в Москве вам никогда уже не бывать; пошлем на низ Доном к Раздорам большую свою рать, велим поставить город на Раздорах и вас сгоним с Дону: тогда вам от нас и турского султана где избыть? Так вы бы службу свою показали: перебрав лучших атаманов и молодцов конных, послали на Калмиус, на Аросланов улус, улус его погромили бы, языков добрых добыли и к нам с этими-языками товарищей своих прислали, чтоб нам про ханское умышленье и про его поход ведомо было. Если же до приходу в Азов нашего и турского посланников хан или царевичи его пойдут на наши украйны и с ними азовские люди, то вы бы все на конях шли под них на перевоз и на дороги и на Донец Северский, и над ними нашим делом промышляли; а где сойдетесь на Донце с нашими людьми путивльскими и с запорожскими черкасами, которые придут по нашему указу под хана на Донец (а велено черкасам запорожским, гетману Христофу Косицкому и всем атаманам и черкасам быть на Донце на дорогах и за ханом идти к нашим украйнам), то вы бы промышляли с ними, с нашим дворянином, который с ними будет вместе заодно'.
Но козаки не только не хотели показать своей службы по царским требованиям, даже не хотели дать провожатых для послов. Князь Волконский, отправленный встречать турецкого посланника под Азов, доносил царю: 'Донские атаманы и козаки о провожанье нам отказали, что им неволею послать провожатых нельзя, а которые охотники сами захотят ехать, то они им не запрещают; но охотников с нами идет только человек с тридцать. Хотели с нами идти в провожатых атаманы и козаки многие: но приехал с Украйны на низ в войско козак Нехорошко Картавый, который сбежал с твоей государевой службы из Серпухова, и сказывал козакам, что на Москве их товарищам нужда большая, твоего государева жалованья им не дают, на Дон не пускают, служат на своих конях, корму им не дают, а иных в холопи выдают. Услыхавши это, многие атаманы и козаки с нами ехать раздумали, а которые охотники с нами едут, и тем мы не верим, потому что побежали от донских козаков 40 человек, думаем, что пошли к черкасам'.
Турецкий посланник, Резван, приехавши в Москву, объявил те же требования, о которых Нащокин слышал уже от визиря в Константинополе, то есть, чтоб донские козаки были сведены и крепости на Дону и Тереке разрушены. Государь приговорил с боярами: 'Турского посланника отпустить, а с ним вместе к Амурату султану отправить своего посланника для того, чтоб ссылка вперед не порвалась; против грамоты султановой отписать, что государь чрез Кабардинскую землю турецким людям, которые станут ходить в Дербент и Шемаху, дорогу отворяет; а про козаков отписать по-прежнему, что на Дону живут воры, беглые люди и, соединясь с литовскими черкасами, турецким городам тесноту делают без государева ведома; а городов государевых на Дону нет'. Новым послом был назначен дворянин Исленьев, который отправился в июле 1594 года. Исленьев должен был отдать грамоту и жалованье терновскому митрополиту и сказать ему: 'Как был посланник Нащокин, то ты государю служил, и эта твоя служба государю известна, послужи и теперь'. К патриарху повез Исленьев паробка для наученья греческому языку. Подробности переговоров этого посла нам неизвестны; из сношений с Австрийским двором узнаем, что Исленьев был задержан в Константинополе новым султаном, Магометом III.
Изо всех этих переговоров мы видим, что султан, кроме сведения козаков с Дону, требовал еще уничтожения крепости московской на Тереке. Мы видели, как после взятия Астрахани Московское государство должно было войти в сношения с народцами кавказскими, которые, враждуя друг с другом, боясь турок и крымцев, требовали его покровительства, предлагали подданство; Иоанн IV вошел в родственный союз с черкесскими владетелями и построил крепость на Тереке, которую потом оставил по требованию султана. При Феодоре, в 1586 году, явились в Москве послы от кахетинского князя Александра, который, угрожаемый с одной стороны турками, с другой - персами, бил челом со всем народом, чтобы единственный православный государь принял их в свое подданство, спас их жизнь и душу. Царь принял Александра в подданство: отправлены были в Кахетию учительные люди, монахи, священники, иконописцы, чтоб восстановить чистоту христианского учения и богослужения среди народа, окруженного иноверцами; дана была и помощь материальная: отправлен снаряд огнестрельный. Терская крепость исправлена и занята стрельцами. Из Москвы требовали, чтоб Александр доставил в эту крепость запасы на 2500 человек, но он отказался: 'Для дальней дороги, для гор высоких, да и запасу собрать столько нельзя'. Московскому войску легко было защитить Александра от владельца тарковского (Шевкала), сделать последнему утеснение великое и отнять у него реку Койсу, вследствие чего он и бил челом государю, но нельзя было решиться за Кахетию вступить в явную борьбу с страшными турками: турки требовали от Александра запасов и пропуска войскам их чрез его землю в Дербент и Баку; Александр отвечал: 'С запасом чрез свою землю не пущу, и своих запасов не дам: я холоп царя русского, а турского не боюсь'. Но из Москвы дали ему знать, чтоб он жил с турским, переманивая его, пока промысл над ним учинится. Александр видел, что чрез подданство Москве он не достиг главной цели своей, не может надеяться скорой и сильной обороны, видел, что ему советуют по-прежнему, как слабому, хитрить с сильными, переманивать их, и потому не мог быть усерден. Он бил челом, чтоб государь опять послал на Шевкала большую рать, взял Тарки и посадил тут из своих рук свата Александрова, Крым-Шевкала. Из Москвы отвечали, что рать будет отправлена, но чтоб и он с своей стороны послал туда же свою рать с сыном и сватом; московский воевода, князь Хворостинин, действительно вошел в землю Шевкалову и взял Тарки, но понапрасну дожидался полков кахетинских; вместо них явились неприятели, разные горские народцы; Хворостинин принужден был разорить Тарки и выступить оттуда; но он возвратился на Терск с немногими людьми: 3000 человек было у него истреблено горцами. Было ясно, что Московское государство в конце XVI века еще не могло поддерживать таких отдаленных владений; но Феодор уже принял титул государя земли Иверской, грузинских царей и Кабардинской земли, черкасских и горских князей.
Ведя переговоры с императором немецким о союзе всех христианских государей против турок и приказывая послам говорить султану, что царь из дружбы к нему не слушает предложений императора, королей и папы, Годунов в то же время вел переговоры с Персиею о том же самом союзе против турок, и также московские послы утверждали в Константинополе, что царь не слушает предложений шаха. Неудачная борьба с турками заставила шаха Годабенда в 1586 году предложить царю союз против султана; шах не щадил обещаний, говорил, что отдаст русским Баку и Дербент, если даже и сам возьмет их у турок. Сын его, Аббас Великий, продолжал сношения все с тою же целию; этот, кроме Дербента и Баку, уступал царю Кахетию, владение русского присяжника Александра; посол его, склоняя Годунова к союзу, говорил, что такие два великие государя, как царь и шах, не только смогут стоять против турского, но и сгонят его с государства. От этого нового союзника московскому правительству нечего было позаимствовать хорошего в нравственном отношении. Аббас велел сказать Годунову, что перемирие, заключенное им с султаном, есть только хитрость, что он отдал туркам в заложники шестилетнего племянника своего - и это ничего: 'Ведь племянника своего мне убить же было'. Посол персидский также говорил Годунову: 'Один племянник шахов у турского, а двое у шаха посажены по городам и глаза у них повынуты; государи наши у себя братьев и племянников нс любят'. И переговоры с Персиею о союзе против турок кончились так же, как и переговоры с Австриею), ничем.
Но если Московское государство не могло утвердить свою власть на юго-востоке, в странах кавказских, по условиям местным и по столкновению там с государствами магометанскими, бывшими тогда еще во всей силе: то оно могло беспрепятственно распространять свои владения в обычном направлении, к северо- востоку. В бывшем Казанском царстве и при Феодоре, как при отце его, волновались черемисы, но были укрощаемы; главным средством к их усмирению служили постройки городов, населенных русскими людьми: Цывильска, Уржума, Царева-города на Кокшаге, Санчурска и других. Русские люди успели утвердиться и за Уралом, в Сибири, куда при Иоанне IV проложили дорогу козаки с Ермаком. Мы видели, что Грозный, узнав