все на турецкой границе».
Думные люди отвечали: «Когда был здесь ваш посланник Менезиус, в то время у императора было намерение послать войско на силезскую границу, в помощь Польше: но французский король напал на голландцев, и цесарское величество по просьбе голландцев отправил многие войска свои на помощь им против французов. Если наши войска одолеют короля французского, то император станет помогать королю польскому. Враждебным замыслам нового польского короля цесарское величество верит: обнаруживаются они делом, а не словами. Но многие сенаторы не хотят и слышать о том, чтобы султан мог наступить войною на императора; если сенаторы и все поспольство в Польше услышат, что у нашего государя с вашим крепкая братская дружба и любовь, то не посмеют напасть ни на нас, ни на вас, будут опасаться, что они между такими великими государями».
Борьба с Турциею оживила наши дипломатические сношения и с другими европейскими государствами. В сношениях с ближайшею Швециею до 1673 года продолжались взаимные перекоры за несоблюдение договорных статей, особенно насчет торговли. В 1670 году был в Риге находившийся в русской службе полковник фон Стаден; шведские генералы Врангель и Тотте поручили ему предложить ближним людям оборонительный союз между обоими государствами. Государь велел отвечать, что он в случае неприятельского нашествия на Швецию готов помогать ей деньгами и запасами, но ратных людей не пошлет и от короля не потребует, потому что когда бывает поход ратных людей, то происходят многие ссоры. Генералы дали знать Стадену, что Стенька Разин разослал по корельским и ижорским крестьянам грамоты за рукою и печатью бывшего Никона-патриарха. Отправляя снова Стадена в Швецию, государь поручил ему хлопотать, чтобы грамоты эти и люди, их привезшие, присланы были в Москву. Стадену поручено было также объявить Врангелю с товарищами: «Король желает с царским величеством союза, а подданные его печатают в курантах ложные известия и тем между обоими государями производят ссоры. Так, 19 ноября из Риги напечатано: бывший московский патриарх, собравши великое число войска, хочет войною идти на царя за то, что царь, обесчестив его, от патриаршеского чина безо всякие вины отставил, не рассудя, что он патриарх премудрый и ученый человек и во всем лучше самого царя, а вина его заключается в том, что он лютеранам, кальвинистам и католикам позволил ходить в русские церкви. Царь ищет случая помириться с Стенькою Разиным, который и сам не прочь от мира, но на следующих условиях: 1) чтобы государь сделал его царем казанским и астраханским; 2) дал ему на войско 20 бочек золота; 3) выдал ему восемь человек ближних бояр, которых за грехи их Стенька умыслил казнить: 4) чтобы Никон был по-прежнему патриархом. Государь велел Стадену домогаться, чтобы напечатавшие такие вести были жестоко наказаны.
В конце 1673 года приехал в Москву шведский посол граф Оксенштерн с товарищами: но когда начались толки о приеме, то встретилось важное затруднение: от послов потребовали, чтоб они были во дворце с непокрытыми головами, что точно так же и русские послы в Стокгольме будут пред королем без шапок. Оксенштерн не решился согласиться на эту новизну без королевского указа; надобно было посылать за этим нарочно гонца в Стокгольм; разрешение пришло, но за этими переговорами и пересылками прошло много времени, и переговоры могли начаться не ранее апреля 1674 года. Эти переговоры велись боярами князем Юрием Алексеевичем и князем Михаилом Юрьевичем Долгорукими и окольничим Артемоном Сергеевичем Матвеевым. Оксенштерн начал: «Государь наш, Карл XI, пришел в совершенный возраст и желает быть с царским величеством в крепком союзе. Видя этот союз, посторонние государи будут в страхе; да и потому союз нужен, что общий всех христиан неприятель, султан турецкий, наступил войною на королевство Польское, много городов взял, лучшею и надежнейшею крепостию Каменцом-Подольским овладел, а царского величества рубежи от этих стран не в дальнем расстоянии. Как султан узнает, что между вашим и нашим государем заключен союз, то станет опасаться и намерение свое отложит, а король против этого неприятеля будет всегда помогать». Оксенштерн кончил постоянною жалобою, что условие Кардисского договора не исполнено, не все пленные отпущены. Начался спор о том, о чем прежде рассуждать? О союзе или о неисполненных статьях Кардисского договора? Бояре настаивали, что надобно начать с союза; послы возражали, что, не покончивши с прежними договорами, нельзя заключать новых. «А зачем король не прислал своих уполномоченных в Курляндию? — спрашивали бояре. — Там бы все спорные дела и были порешены». «В Курляндии, при польских послах, говорить о неисполненных статьях Кардисского договора было непристойно», — отвечали шведы. «Вы прежде всего начали о союзе, а потом уже сказали о неисполненных статьях договора: так в этом порядке и ведите переговоры!» — твердили бояре.
Шведы уступили и начали говорить о союзе против турок, объявили, что король их обещал послать полякам на помощь 5000 человек пехоты, а если у Швеции будет война с другим государством, то 3000; войска эти пойдут всюду, где надобно будет полякам, и будут помогать им до прекращения войны; король шведский подает эту помощь королевству Польскому с
Мы видели, какие деятельные сношения были у царя с датским королем Фридрихом III в 1656 и 1657 годах по поводу войны шведской. Хотя прекращение этой войны отняло у сношения с Даниею главный интерес, однако в Москве не хотели прекращать их, и в 1660 году отправился в Копенгаген стряпчий Яков Кокошкин с грамотою, в которой царь изъявлял желание быть с королем в крепкой братской дружбе и любви и в соседских приятельских ссылках свыше прежнего навеки непременно. Кокошкин был принят очень любезно и услыхал о важной новости: 14 октября пришел к нему королевский переводчик и стал рассказывать: «Вскоре после мира с Швециею пришли к королю архиепископ копенгагенский, епископ и духовный чин да с ними копенгагенцы посадские выборные люди и говорили: прежние датские короли, и