Теодора Рузвельта были на стороне Японии и он поддерживал её, дважды упоминает Витте [1180]. И сам Рузвельт: «как только эта война разразилась, я довёл самым вежливым и дискретным образом до сведения Германии и Франции, что в случае антияпонской комбинации» в союзе с Россией, «я тотчас встану на сторону Японии и не остановлюсь в дальнейшем ни перед чем, что окажется нужным в её интересах» [1181]. Можно предположить, что такое отношение Рузвельта не могло остаться тайной для Японии.
И в этом на первый план выступил уже известный, крупнейший тогда банкир Яков Шифф – один «из величайших евреев, душевные стремления которого могли получить осуществление, благодаря его исключительному положению в мире экономическом» [1182]. – «Шифф рано стал заниматься коммерческими делами», из Германии переехал в Нью-Йорк, вскоре стал во главе банка Кун, Леб и К°. К 1912 «является в Америке железнодорожным королём, ему принадлежат 22 тыс. миль рельсового пути», он «известен также в качестве щедрого и энергичного благотворителя; в особенности отзывается он на еврейские общественные нужды» [1183]. Шифф горячейше принимал к сердцу судьбы российского еврейства, и был поэтому враждебен России до самого 1917. По современной Еврейской (иерусалимской, на английском языке) энциклопедии, «Шифф выдающимся образом участвовал в даче займов своему правительству и иностранным, из которых самым впечатляющим был заём Японии в 200 млн. долларов во время русско-японской войны 1904-05. Чрезвычайно разгневанный антисемитской политикой царского режима в России, он с радостью поддержал японские военные усилия. Он последовательно отказывался участвовать в займах для России и использовал своё влияние, чтобы удержать и другие фирмы от размещения русских займов, в то же время оказывая финансовую поддержку группам самообороны русских евреев» [1184]. Но если деньги на своё вооружение получали революционные Бунд и Поалей-Цион, то не менее вероятно, что такая помощь могла идти и другим российским революционерам (включая эсеров, в те годы резко действовавших террором). Есть свидетельство, что в разговоре с чиновником российского министерства финансов и своим дальним родственником Г.А. Виленкиным Шифф «признал, что через него поступают средства для русского революционного движения», а для остановки такой помощи «дело зашло слишком далеко» [1185].
В России же барон Г.О. Гинцбург продолжал ходатайствовать за еврейское равноправие. В 1903 он во главе еврейской делегации посетил Витте: выразить пожелание российского еврейства об уравнении в гражданских правах. Витте (который в роли главы кабинета министров и раньше занимался еврейским вопросом) тогда им ответил: равноправие евреям может быть дано лишь постепенно, но, «чтобы он мог поднять этот вопрос, евреи должны усвоить себе “совсем иное поведение”» – отказаться бы от участия в общей политической деятельности. «Это не ваше дело, предоставьте это русским по крови и по гражданскому положению, не ваше дело нас учить, заботьтесь о себе». Гинцбург, Слиозберг и Кулишер согласились тогда с его мнением, остальные присутствующие – нет, и в особенности возражал Винавер: «настал момент… полно[го] равноправия для всех подданных [России]… евреи должны всеми своими силами поддерживать русских, которые этого добиваются и за это воюют с властью» [1186].
А от японской войны, уже в начале 1904, российское правительство стало искать западной финансовой поддержки – и ради неё готово было обещать расширение прав евреям. По поручению Плеве видные лица снеслись об этом с бароном Гинцбургом – и был послан за границу Слиозберг для зондирования мнений среди крупнейших еврейских финансистов. Я. Шифф в принципе «отклонил всякий торг о количестве и качестве прав евреев». Он может «вступить в финансовые сношения только с правительством, которое стоит на почве признания равенства всех граждан в политических и гражданских правах… “Финансовые… отношения можно поддерживать только с цивилизованными странами”». И парижский барон А. Ротшильд также отказался: «Не расположен пойти на финансовую комбинацию даже при тех облегчениях, которые русским правительством могут быть даны евреям» [1187].
Витте удалось получить крупный заём без содействия еврейских финансовых кругов. Тем временем российское правительство в 1903-1904 предприняло шаги (частью упомянутые выше) к ослаблению ограничений еврейских прав. Первым и самым значительным из них, ещё при жизни Плеве, было, в исключение Правил 1882 г., освобождение от запрета для евреев 101 крупного населённого пункта, не считавшихся ещё городами, но многие – с оживлённой торгово-промышленной деятельностью и торговлей хлебом [1188]. Затем – распоряжение о переводе группы евреев в присяжные поверенные из помощников, что было преграждено с 1889 [1189]. – А после убийства Плеве и с «эпохи доверия» кратковременного министра внутренних дел Святополк-Мирского ослабления продолжались. Тут – снятие ограничений 1882 с евреев, получивших высшее образование, включая жительство в запретных дотоле областях Войска Донского, Кубанской и Терской. Тут был и отменён запрет жительства в 50-вёрстной приграничной полосе; а также возвращено (отнятое при Александре II после 1874) право повсеместного в Империи жительства и «воинским чинам из евреев… беспорочно служивши[м] в действующих войсках» [1190]. И, по случаю рождения наследника трона в 1904, прощены евреям денежные взыскания за уклонения от воинской повинности.
Однако – опозданы были эти уступки. В крутом узле японской войны, куда увязла Россия, уже не принимали их, как видим, ни еврейские финансисты Запада, ни большинство еврейских деятелей России, ни, тем более, – еврейская молодёжь. И в ответ на обещательные заявления Святополк-Мирского при вступлении в должность, что евреям будет облегчена и черта оседлости и право избирать занятия, – было выдвинуто заявление «свыше 6.000 лиц» (подписи собирала Еврейская Демократическая группа): «Считаем бесплодной всякую попытку удовлетворить и успокоить еврейское население какими-либо частичными улучшениями. Считаем несостоятельной всякую политику постепенного устранения тяготеющих над нами ограничений… Мы ждём уравнения нас в правах… как дела чести и справедливости» [1191].
А от правительства, увязшего в войну, – требовать стало легче.
Само собой, при том презрении к власти, каким кипело в те годы российское образованное общество, было бы странно ожидать массовый патриотический энтузиазм от еврейской молодёжи. По данным долголетнего тогда военного министра, а затем главнокомандующего на Дальнем Востоке генерала Куропаткина, «в 1904 году число не явившихся к призыву евреев увеличилось вдвое против 1903 года. Призвано было 66.000 евреев; не явилось без уважительных причин свыше 20.000. На каждую тысячу призываемых недобор был свыше 300 человек, в то время как недобор среди русского племени составил на 1.000 человек – всего 2 человека. Да и те евреи, которые были призваны из запаса, массами бежали с пути на театр военных действий» [1192].
Косвенная американская статистика подсказывает, что с начала японской войны потекла массовая эмиграция евреев призывного возраста. А именно, за два военных года иммиграция евреев в Америку возросла особо резко среди рабочего (14-44) возраста и мужчин. За 1904 и 1905 – рабочего возраста приехало на 29 тысяч больше, чем следовало бы ожидать (сравнительно с остальными иммигрантами), а мужчин прибыло на 28 тысяч больше, чем следовало бы ожидать (сравнительно с женщинами). После этих двух лет соотношение восстановилось [1193]. (Газета «Киевлянин» привременно утверждала, что «20-30 тысяч солдат и запасных солдат из евреев… чуть не поголовно скрылись и бежали за границу во время японской войны» [1194].)
В статье «Воинская повинность в России» та же Еврейская энциклопедия приводит сравнительную таблицу недобора призывников христиан и евреев; и по официальным цифрам относительный недобор евреев в сравнении с христианами составлял, на тысячу призывников: в 1902 – соответственно 30 и 1, в 1903 – 34 и 1. По утверждению Энциклопедии, еврейские призывники могли не явиться и по причинам эмиграции, незарегистрированной смерти, неправильного учёта. Но необъяснённое отсутствие в её таблице именно 1904 и 1905 годов лишает всякой возможности прямо судить о недоборе во время войны [1195].
О воевавших же Энциклопедия утверждает, что в войне участвовало тоже от 20 до 30 тыс. евреев, не считая 3 тысяч евреев-врачей; и указывает, что даже «Новое время», враждебно относившееся к евреям, признавало мужественное поведение евреев на той войне [1196]. – Это вполне согласуется со свидетельством ген. Деникина: «В российской армии, солдаты-евреи, сметливые и
