кастрюлькой, а возле керосинки приплясывали и хлопали в ладоши три одиноких путника с посиневшими лицами.
Пантелей наклонился над керосинкой и приподнял крышку с кастрюли.
– Еще чуток не растаяло, – сказал он. – Мороз здоровый. Огонь воду греет, а мороз ее снова студит. – Он исподтишка взглянул на Валерку с Петей.
Те пританцовывали, ни на что не жалуясь, но лица у обоих были такие злые, что Пантелей постарался улыбнуться сведенными губами и бодреньким тоном проговорил:
– Вот это трудности так трудности, правда, ребята, а?
– Только дурак мог такое придумать! – пробормотал Петя, глядя себе на валенки.
– Чего придумать, ну чего придумать? – переспросил Валерка.
– Ничего, – ответил Петя.
– Ничего, так и молчи.
– А вот принципиально не буду молчать! Вот еще, зачем я буду молчать! Конечно, только дурак мог придумать, чтоб на керосинке в такой мороз варить.
– А если ты умный, то чего ж ты сам не сказал? Чего ты раньше молчал?
– Ребята, ну хватит вам! Опять, ребята, да? – Пантелей снова приоткрыл крышку и заглянул в кастрюльку. – Ребята, знаете что? Давайте хлебца поедим – и в путь. Трудности так трудности! Вроде как голодающие, правда, ребята?
Валерка молча взял Петину кастрюльку и бросил ее вместе с водой в сугроб.
– Чего ты швыряешься чужими кастрюльками! – закричал Петя. – Иди подымай теперь! Иди вот, подымай.
– А вот не подыму! – буркнул Валерка.
Петя вытянулся и подошел к нему:
– Нет, подымешь! Нет, подымешь!
Пантелей молча полез в сугроб и извлек оттуда кастрюльку, но было уже поздно. Процедив сквозь зубы: «Иди ты еще!» – Валерка слегка толкнул Петю. Тот попятился, наступил на Леди, потом упал на Шайтана. Леди взвизгнула, Шайтан рявкнул. Собаки вскочили и неуклюже запрыгали по глубокому снегу, волоча за собой сани.
– Ага! Ага! – закричал Петя, указывая на собак. – Лови вот теперь!
– Сам лови!
– Нет, ты лови! Вот лови!
– Шайтан! Шайтан! Шайтан! – закричал Петя.
– Леди, ко мне! Леди! – надрывался Валерка.
– Полкан! Бандит! На, на, на! – манил Пантелей.
Долго взывали три одиноких путника среди снежных просторов. Собаки, наверное, только посмеивались, слушая их вопли. Скоро они превратились в неясное темное пятнышко.
Высоко задирая ноги, Пантелей выбрался к бивуаку.
– Все! – сказал он осипшим голосом. – Теперь как бы взаправду тут не замерзнуть. У вас веревочки нет – крепление сделать?
Ребята долго шарили по карманам, но веревочки ни у кого не нашлось.
– Придется так идти, пешком, – сказал Пантелей. – Давай, Валерка, ты неси лыжи, а я керосинку. Потом ты понесешь керосинку, а Петя – лыжи. Так и будем меняться. Собирайте вещи.
Покорно и молча Петя с Валеркой увязали и повесили за спины вещевые мешки. Валерка взвалил на плечо лыжи. Пантелей взял керосинку.
– Пошли! – скомандовал он.
Все трое полезли в сугроб.
…Часто останавливаясь, для того чтобы перевести дыхание, меняясь поклажей, путешественники прошли метров сто тридцать и остановились по колени в снегу, совершенно измученные, задыхающиеся.
– Не дойти, – сказал Валерка.
Пантелей посмотрел на него в раздумье.
– Петька! Знаешь чего? Дай мне свой ремень от брюк. Я им лыжу к валенку примотаю, схожу в поселок и достану вам лыжи.
Петя хотел спросить, почему именно он должен отдавать свой ремень, почему именно они с Валеркой обязаны дожидаться на морозе, пока Пантелей будет ходить в поселок, но не спросил ни о чем. Он молча снял ремень и протянул его Пантелею.
Так бесславно закончился отважный поход на собачьей упряжке. Пантелей сообщил поселковым ребятам о бедственном положении двух членов экспедиции, те надели лыжи и с хохотом отправились на помощь.
Ходят слухи, что Валерка с Петей предлагали впоследствии Пантелею снова пуститься с ними в экспедицию, но Пантелей, как рассказывают, ответил:
«Ну вас, ребята! С вами еще пропадешь…»
