— Однажды ты мне сказал, что твой отец — честнейший человек. Что он и твоя мать подумают, когда узнают, что их сын обманул их?
— Почему они должны узнать? Если мы это сделаем, тебе придется пообещать, что ты им не расскажешь.
— О, — выпалила она, зная, что делает ему больно, — итак, ты не хочешь, чтобы они узнали, что ты — лжец.
— Я не лжец, Кэтрин. Ради Бога, будь благоразумной. — Он пробежал пальцами по великолепным волосам и снова наклонился вперед. — Мне бы хотелось закончить учебу и получить место в фирме отца. Разве это так ужасно? Именно так мы всегда планировали, только сейчас, кажется, он потерял рассудок.
Она немного подумала, потом повертела в руках стакан.
— Тебе никогда не приходилось беспокоиться о своей полосе удачи, не так ли?
— И ты этим возмущена?
— Да, полагаю, в некоторой степени возмущена.
— Так возмущена, что отвергаешь мое предложение?
— Я не думаю, что смогу принять его.
— Почему? — Он умоляюще наклонился вперед.
— Для этого требуется талант актера, а у меня его нет.
— Не надолго. Примерно на год.
— Рискуя выглядеть лицемерной, все же мне придется сказать: похоже, твои родители — порядочные, честные люди, и будет нехорошо с моей стороны обманывать их только ради того, чтобы облегчить себе жизнь.
— Хорошо, я это признаю. Это нечестно и меня тоже беспокоит. У меня нет привычки лгать им, неважно, что ты сейчас думаешь. Но я не думаю, что они тоже поступают абсолютно честно, приняв такую позицию. Они заставляют меня безропотно подчиниться своей ответственности, и я это делаю. Но, как и у тебя, у меня есть определенные планы на будущее, и я не хочу отбрасывать их из-за этого.
— Не может быть никакого разговора о том, что я выйду замуж за человека, которого не люблю. Я сыта по горло, живя в доме с двумя людьми, которые ненавидят друг друга.
— Я не прошу тебя любить меня. Я хочу одного: чтобы ты хорошо подумала, какую выгоду мы оба можем извлечь из нашего соглашения. Давай на минуту отвлечемся от этого разговора и подумаем над одним вопросом, на который все еще нужно ответить. Ты собираешься отдать ребенка на усыновление?
Он наклонился вперед и теперь умоляющим взглядом смотрел на нее. Она изучающе смотрела на стакан в его длинных ровных пальцах. Она не находила в себе сил посмотреть ему в глаза, потому что боялась, что он может убедить ее в чем-то таком, чего ей не хотелось делать.
— Это нечестно, и ты это знаешь, — сказала она надломленным голосом, — нечестно после того, как я рассказала о девушках и своем разговоре с миссис Толлефсон.
Он уловил ее слабое место и продолжал более настойчиво:
— В нем нет ничего плохого, разве не так? Я такой же, как ты, Кэтрин. Неважно, что ты можешь подумать. Я не хочу, чтобы ребенок жил с незнакомыми людьми, а потом думал всю оставшуюся жизнь, кто он, что из себя представляет. По крайней мере мне хотелось бы знать, что он с тобой, и что у него все есть. Разве это такая плохая сделка.
Она повторила то, что говорила ей миссис Толлефсон:
— Это хорошо известный факт, что усыновленные дети — исключительно способные, счастливые и удачливые.
— Кто тебе это сказал, ваш общественный работник?
Ее глаза сверкнули гневом, и она пристально посмотрела на него. «Как легко он может меня раскусить», — подумала она. К ним приблизилась официантка, и, не спрашивая Кэтрин, Клей заказал еще два апельсиновых сока, скорее не потому, что официантка могла помешать разговору, а потому, что он хотел пить. Кэтрин вертела стакан в руке, а Клей тем временем рассматривал ее волосы.
— Ты действительно смогла бы его отдать? — нежно спросил он.
— Не знаю, — призналась она неровным голосом.
— Моя мать сильно переживала, когда узнала, что ты ушла из дома. Я впервые в жизни увидел ее слезы. Она упомянула слово «аборт» только раз, но этого было достаточно, и я знал, что она об этом думает днем и ночью. Я полагаю, что узнал много нового о своих родителях и о себе с тех пор, как все случилось.
— Это так нечестно, — неубедительно сказала она. Потом после длинной паузы спросила: — Когда твои экзамены? — Она не совсем понимала, о чем спрашивает.
— Я еще не знаю точной даты, но то, что в июле, — точно. Она прислонилась лбом к своей руке, как будто невыносимо от чего-то устала.
Неожиданно ему стало жать Кэтрин. Ее рука безутешно лежала на столе. Клей протянул свою руку и коснулся ее руки. Она даже не пыталась сопротивляться его легкому пожатию.
— Подумай обо всем, — тихо сказал он.
— Я не хочу выходить за тебя замуж, Клей, — сказала она, поднимая на него свои печальные, прекрасные глаза, в уголках которых была невыразимая боль.
— Я знаю. Не думаю, что это будет постоянная женитьба, со всеми вытекающими обязанностями. Только как средство достижения того, что мы хотим.
— И ты начнешь бракоразводный процесс после своих экзаменов и не пустишь в ход умные трюки, чтобы забрать у меня ребенка?
— Я буду честно относиться к тебе, Кэтрин. Даю слово.
— Мы будем вместе жить? — Ее ресницы задрожали, и она отвернулась в сторону.
— В одном доме, но не вместе. Это будет необходимо, чтобы мои родители думали, что мы поженились не только из-за того, чтобы носить одно имя.
— Я умираю от усталости, — призналась Кэтрин.
В зал вошли музыканты, зажгли тусклый свет у сцены и начали настраивать гитары.
— Не будем больше об этом говорить, — Клей провел пальцами по краю стола, — я сойду с твоей дороги, если ты выйдешь за меня замуж. Знаю, что не нравлюсь тебе, поэтому не буду претендовать ни на что такое.
— Я не могу сказать, что ты мне не нравишься, Клей. Я тебя почти не знаю.
— Но у тебя уже достаточно причин для этого, не так ли? Из-за меня ты забеременела, потом я предложил деньги на аборт, а сейчас делаю деловое предложение.
— Я тоже не такая безупречная, — тихо сказала Кэтрин.
— Значит, ты решишься?
— Ты не должен спрашивать. Хотя это противоречит моим взглядам, я подумаю.
Назад они ехали молча. Остановив машину у обочины, Клей сказал:
— Я мог бы приехать и забрать тебя в это же время завтра.
— Почему бы просто не позвонить?
— Здесь слишком много любознательных ушей.
Она знала, что он прав. Хотя ей было тяжело встречаться с Клеем, но и разговаривать с ним по телефону она не хотела — девушки наверняка будут подслушивать.
— Хорошо, я буду готова.
Не заглушая мотор, он вышел из машины, обошел ее, чтобы открыть дверь, но Кэтрин в это время уже выходила из машины. Он вежливо закрыл за ней дверь.
— Тебе не следует делать подобные вещи… Открывать дверь автомобиля, например, или отодвигать стулья. Я этого не жду.
— Если я не буду этого делать, тебе станет лучше?
Они пошли к крыльцу.
— Я имею в виду, что тебе не придется притворяться, что ты делаешь это по-настоящему.
— Сила привычки, — ответил он.
