Марта Портер оказалась полной дамой на склоне пятидесяти.
— Вам комнату или девочку? — спросила она.
— Я уже видел девочку. Теперь я хочу узнать ее имя.
Сперва она схватила деньги.
— А зачем?
— Потому что она украла важные бумаги с того места, где последний раз «работала», и я должен их найти. Знаете ее фамилию?
— Вы совсем как ребенок, мистер. На кой черт мне сдалась ее фамилия?.. Комната крайняя на втором этаже. Я даже не заходила туда с тех пор, как Рыжая умерла. Увидела ее лицо в газетах и сразу поняла, что этим заинтересуются.
Мы поднялись по лестнице, я вошел в комнату и закрывая за собой дверь.
Кто-то учинил здесь обыск, а точнее — настоящий погром. Все принадлежности растормошенной постели были разбросаны по полу. Ящики из комода валялись вверх тормашками, причем их использовали как лестницу.
Даже линолеум и обои были оторваны. Можно подумать, что здесь бесился полный энергии молодой слон.
Ветер швырнул мне в лицо остатки набивки матраса, и я подошел к окну.
Она выходило на пожарную лестницу, рама была выдавлена каким-то инструментом. Ничего не могло быть проще. На полу у подоконника лежала белая пластмассовая расческа с несколькими темными волосками вокруг зубцов. Я поднял ее и понюхал. Масло для волос. Тот самый сорт.
...Когда я влез с утра в новый костюм и прошелся щеткой по ботинкам, то если и не выглядел одним из «четырехсот первых» колонистов, то, по крайней мере, вполне сносно, чтобы встретиться с представителем этой славной плеяды.
Я нашел имя Берин-Гротина в телефонной книге Лонг-Айленда, этого уголка, столь милого сердцу влюбленных и затворников. Доллары помогли мне быстро подготовить автомобиль, и в полдесятого я мчался по автостраде, вдыхая свежий океанский бриз.
Под колесами захрустел макадам, затем гравий и наконец передо мной вырос один из самых удивительных домов после Букингемского дворца. Особняк мог служить символом роскоши, но был совершенно лишен кричащей показухи.
Маленькая медная кнопка глубоко ушла в дверную раму. Едва я прикоснулся к ней, раздалась мелодичная трель электронного звонка. Когда дверь отворилась, я подумал, что это автоматика, но ошибся. Дворецкий был такой маленький и старый, что еле доставал до дверной ручки и внешне не был достаточно силен, чтобы долго удерживать дверь открытой: вооружившись улыбкой, я поспешил войти, прежде чем ее захлопнет ветер.
— Я бы хотел видеть мистера Берин-Гротина.
— Да, сэр. Как доложить?
Голос дворецкого потрескивал, будто заигранная пластинка.
— Майк Хаммер из Нью-Йорка.
Старичок взял мою шляпу; провел меня в просторную комнату облицованную панелями из мореного дуба, и махнул рукой на кресло.
— Пожалуйста, подождите здесь, сэр. Я сообщу хозяину о вашем прибытии. Сигары на столе.
Я поблагодарил и утонул в большом обитом кожей кресле, оглядываясь по сторонам — интересно, как живут в высшем обществе. Совсем недурно. Я выбрал сигару и откусил кончик. Затем поискал место куда его выбросить.
Единственной пепельницей, похоже, служило настоящее произведение искусства из фарфора. Осквернить его плевком было выше моих сил. Может быть, жизнь в обществе не слишком-то хороша, в конце концов... Послышались шаги, и я проглотил этот заклятый кончик, чтобы избавиться от него.
Когда Артур Берин-Гротин вошел в комнату я встал. Есть люди перед которыми невольно преклоняешься. Годы не наложили на него тяжелого отпечатка. Копна благородных белых волос венчала его голову, а глаза блестели, как у мальчишки.
— Мистер Берин-Гротин? — спросил я.
— Доброе утро, сэр. — Он протянул руку, и мы обменялись крепким рукопожатием. — Пожалуйста, ограничивайтесь только первой частью — двойные семейные фамилии всегда действовали мне на нервы, а с тех пор, как я остался один, стало возможным сократить ее. — В противоположность дворецкому, у него был густой сильный голос. Он подвинул ко мне кресло и кивнул, приглашая садиться. — Итак, чем обязан?
Я начал прямо.
— Я детектив, мистер Берин-Гротин. Вчера в городе была убита безымянная рыжеволосая проститутка.
— Помню, видел в газетах. А что вас интересует?
— Я пытаюсь установить ее личность. Скверно умереть так, что никто этого не заметит.
Берин-Гротин утомленно прикрыл глаза.
— Понимаю, мистер Хаммер, прекрасно понимаю... Я пережил жену и детей и боюсь, что когда кончу свой век, разве что случайный прохожий прольет слезу на мою могилу. Вот и возвожу тщеславно монумент, который запомнится людям. Наверное, я кажусь вам выжившим из ума?
— Ничуть.
