- Ты что, у тещи на блинах? - обозленно крикнул Колодяжный и, указав на лежавшую рядом с его окопом лопатку, раздраженно добавил: - Скорее окапывайся!
Миша будто даже обрадовался такому неотложному делу. Поблизости от ячейки Колодяжного он начал быстро рыть окоп, стараясь отмахнуться от неспокойных и противоречивых мыслей. И в самом деле, все здесь при своих подразделениях, знают свою задачу, а он как праздный наблюдатель. Начнется сейчас бой, а при нем только наган, и он при нагане. Семь патронов. Ни стрелок и ни командир... Если убьют, в редакции ничего не узнают. И он ничего не будет знать, что это за такой внезапный бой. Ведь пехоты - кот наплакал, ни танков не подтянули, ни артиллерии...
А люди на овсяном поле все ближе и ближе. Целая туча!.. Хорошо, если в бою добудет оружие. А если нет? Ведь он превосходно владеет штыком!..
Земля была рыхлой, работал Миша споро, и окоп делался все глубже, а бруствер перед ним - все выше. И вместе с тем росло гнетущее беспокойство, ощущение своей ненужности здесь и понимание, что ничто измениться не может. Миша ни за что не уйдет с этого места, да и некуда уходить, ибо нет и не может быть иного дела, которое могло бы показаться для него важнее, чем то, которым он сейчас занят. Вдруг Мишу ехидной иглой пронзила мысль: 'А не трусите ли вы, товарищ младший политрук Иванюта?'
Эта мысль словно одним ударом перечеркнула и отбросила все его сомнения. Он повернулся к Колодяжному и с упрямой требовательностью сказал:
- Старший лейтенант, у меня только наган... Прикажи своим, чтоб гранатами со мной поделились.
- У меня тоже, кроме пистолета, ничего нет, - угрюмо ответил Колодяжный и, отвернувшись в сторону, кому-то закричал: - Что там делают минометчики?! Почему не открывают огня?!
И вдруг с левого фланга, со стороны дороги, покатилась от окопа к окопу команда:
- Отставить 'К бою'! Не стрелять!..
- А-а, это наши отступают, - высказал догадку Колодяжный, пристально всматриваясь за речку.
Так и оказалось. Толпы людей, в большинстве мирные жители, рабочие отрядов, строивших укрепления, и среди них военные - легкораненые или остатки разгромленных подразделений, которые первыми приняли на себя удар врага, - поскольку дорога за лесом делала огромный крюк, устремились через поля напрямик, боясь, что их настигнут прорвавшиеся немецкие танки. Перед Иглицей они подались влево, к мосту, и потекли через линию обороны пестрым, нескончаемым потоком.
Миша Иванюта, бросив свой окоп, тоже направился было к мосту, чтобы побеседовать с кем-нибудь из тех, кто уже побывал в бою. Но в это время над головой скользнул клекочущий шорох, будто с конька железной крыши сорвалась плоская глыба льда; тотчас же сзади во ржи ахнул взрыв, а за ним прогрохотал еще целый обвал снарядов... Миша и не опомнился, как снова оказался в своем окопе. А справа и слева покатилось разноголосье команд:
- К бою!
- Танки с фронта!
- Приготовиться к открытию огня!..
Далеко за речкой, там, где в овсяное поле мысом вдавался лес, Миша увидел курящуюся пыль, из которой сверкнули вспышки. Воздух над окопами взвыл, но снаряды легли где-то у дороги. Вскоре можно было различить, что действительно идут танки, что они, на ходу растекаясь вправо и влево, выстраиваются в боевой порядок для атаки.
Заметались на овсяном поле темные фигурки оставшихся беженцев. В панике шарахнулись они в стороны, будто от надвигающегося пламени. В это время из шлейфов пыли, вздымаемой гусеницами, выскочили мотоциклисты и, обогнав танки, начали охотиться за людьми. Приглушенные расстоянием, доносились очереди их пулеметов. Из-за танков вслед за мотоциклистами устремились вперед бронетранспортеры с пехотой. С их бортов тоже ударил шквал огня по мечущимся в смертном страхе людям. Миша, затаив дыхание, не отрывал глаз от двух будто летевших над полем белых пятнышек. Догадался: косынки... Судя по стремительности, это бежали девушки. За ними гнался мотоцикл с двумя седоками... И ничем не помочь на таком расстоянии!
Вскоре поле будто поглотило беженцев, не маячили больше над колышущейся зеленой ширью и белые косынки...
Немцы приближались быстро. С высоты увала четко просматривался гигантский клин, острие которого составляли мотоциклисты и бронетранспортеры с пехотой, а основание - несколько эшелонов танков и орудий сопровождения.
Мише Иванюте не хотелось верить в неотвратимость боя. И может, потому не хотелось, что уж слишком неравные силы; было совершенно очевидно: не сдержать залегшим в окопах красноармейцам эту накатывающуюся в облаках пыли и в грохоте пальбы стальную лавину. И вообще все происходящее казалось чудовищной неправдой... Дальний огневой налет на военный городок... Бомбежка... И вдруг - танки... А с нашей стороны ни самолетов в небе и ничего другого, похожего на то, как раньше мыслился отпор врагу... Неужели вот так, не успев ничего толком понять и ничего не сделав, можно умереть?..
Со стороны дороги вдруг послышались резкие пушечные выстрелы. Им вторили где-то в тылу, во ржи, отрывистые хлопки минометов. Первые же взрывы мин разметали мотоциклистов, заставив их шарахнуться в стороны друг от друга. А первые снаряды уже нашли первые цели: было хорошо видно, как замерли на месте два передних танка... Но это лишь только начало боя. Снова выплеснулись из стволов танковых пушек короткие огненные вспышки. И гребень будто закипел и задымился. Грохот этого кипения, пыль, смрад, высшая степень томительного напряжения и инстинктивный страх - все это казалось невыносимым. И Миша Иванюта, подогнув будто ватные ноги, присел на дно окопа. Надо было чего-то ждать. Но чего именно, он пока не знал, придавленный тягостным ощущением непоправимого.
Он выглянул через бруствер только тогда, когда услышал, что без всякой команды поднялась над окопами ружейно-пулеметная пальба, которая в своей нестройной густоте показалась даже внушительной. Увидел, что бронетранспортеры с пехотой, разделившись на группы, уже перемахнули через речушку и ползли по склону вверх. А танки, продолжая палить из пушек, почему-то повернули левее, в ту сторону, откуда еще изредка стреляли наши орудия и где находилась дорога.
'Гранатами надо, гранатами!' - мелькнула у Миши мысль, когда он увидел, что прямо перед ним, обойдя обломки самолета, начали подминать рожь три бронетранспортера. И даже не заметил, как эта мысль будто обрела голос.
- Гранатами их, гадов! - закричал он, кинув нетерпеливый взгляд на окоп старшего лейтенанта Колодяжного.
Увидел, что Колодяжный, успев где-то раздобыть винтовку, старательно щурился и посылал вперед пулю за пулей.
- Слышишь, старший лейтенант!.. - Миша орал во все горло, наливаясь злостью почему-то на Колодяжного. - В каждый транспортер - по гранате!..
Колодяжный что-то крикнул ему в ответ, затем, отложив в сторону винтовку, начал целиться в бронетранспортер из ракетницы.
'Рехнулся от страха', - подумал Миша и ощутил, как внутри него рождается приступ нервного хохота. Проследил глазами, как ракета описала над полем дугу и упала позади бронетранспортеров, и тут же увидел, что бронетранспортеры остановились. С их бортов посыпались на землю солдаты, разбегаясь в стороны. Некоторые из них, будто споткнувшись, падали и больше не поднимались.
Цепь немцев образовалась довольно густая. Приставив к животам автоматы, они с ходу ударили по гребню склона таким ливнем пуль, что стрельба из окопов сразу же утихла. В это время раздался высокий голос Колодяжного:
- Гранаты к бою!
- Гранаты к бою! - со звенящей лихостью закричал и Миша. Может, повинуясь привычке или даже инстинкту, выработанному на тактических занятиях в училище, он затем, как и полагалось в подобных ситуациях, протяжно скомандовал: - Приготовиться к контратаке-е!
И тут же с радостью отметил, что команда его услышана.
- К контратаке-е!.. К контратаке-е!.. - перекатисто понеслось вдоль окопов.
Эта команда будто смахнула оторопь, которая охватила бойцов перед градом замелькавших над их головами хищных светлячков - трассирующих пуль. Стрельба из окопов опять усилилась. Ахнули взрывы первых гранат, брошенных преждевременно и поэтому не долетевших до атакующих немцев.
