Федор Ксенофонтович окликнул стоящего рядом ординарца:
- Саша, полковнику чаю!
Взяв у Косова обжигающую пальцы кружку, Карпухин укоризненно взглянул на генерала и заговорил о другом:
- Федор Ксенофонтович, у меня такое впечатление, что полковник Гулыга умом тронулся.
- Что случилось? - встревоженно спросил Чумаков, угадывая за всегда точными словами начальника штаба что-то чрезвычайное.
- Вам он не дозвонился, а мне наплел такой чепухи, что повторять неловко. - Карпухин вдруг как-то болезненно засмеялся и продолжил: - Или, может, так шифровал разговор на случай, если немцы включились в линию?
- Что же он нашифровал?
- Пленного везет сюда Рукатов. Большой чин. Называет себя вашим родственником.
- Кто называет?!
- Пленный немец.
- Немец - мой родственник?!
- Я и говорю, что Гулыга очень устал и несет ахинею.
- Позвольте, а что Гулыга вам передал? - Удивлению Федора Ксенофонтовича не было предела.
- Пленный, как я понял, полковник. Откуда-то знает, что здесь командует генерал Чумаков, и просит доложить вам, что он Курт... кажется, Шернер. - Карпухин на мгновение задумался, а в это время к ним стремительно подошел чем-то расстроенный полковой комиссар Жилов. - Да, Курт Шернер! - повторил Карпухин, - Гулыга докладывает, что этот Курт якобы утверждает, будто он является вашим, Федор Ксенофонтович, кровным братом.
- Этого еще нам не хватало! - с угрюмой усмешкой воскликнул Жилов, а затем сделал неожиданный для всех вывод: - Небось опасается их фашистское свинородие, что по дороге в штаб ему красноармейцы сделают свинцовую примочку. Вот и прет околесицу: не расстреливайте, мол, я родня вашему генералу!
- Курт Шернер... - будто про себя задумчиво повторил Федор Ксенофонтович.
- Дела есть поважнее! Неотложные! - Жилов оглянулся в сторону дороги, прятавшейся за кустами на дне оврага. - Горючее прибыло!
- Слава богу! - обрадованно воскликнул генерал Чумаков.
- Да, но нас ограбили! - опять перебил его Жилов. - Какой-то бандюга-майор у переправы за Днепром с группой красноармейцев под угрозой оружия завернул к себе в лес автоцистерну с дизельным топливом и еще бензозаправщик.
- Силой забрал?! - подавленно переспросил генерал Чумаков, а затем, сдерживая негодование, приказал: - Надо немедленно вернуть горючее, а этого мерзавца расстрелять!
- Даете мне такие полномочия? - Жилов, кипя злостью на незнакомого самоуправца, уже был готов действовать. - Прибывшие шоферы сказали, где надо искать этого майора.
- Ищите! Возьмите с собой людей.
Чумаков задумчиво смотрел вслед полковому комиссару Жилову, торопливо скользившему по травянистому, покрытому росой склону к дороге. Затем приказал Карпухину уточнить количество привезенного горючего и немедленно начать заправку, в первую очередь танков и артиллерийских тягачей, а сам вновь вернулся мыслью к захваченному в плен немецкому офицеру.
'Курт Шернер... Шернер...' - мысленно повторял Федор Ксенофонтович, чувствуя, что вот-вот вспомнит, где и когда слышал он эту фамилию.
В памяти всплыло село близ Большого Токмака на юге Украины. Там, еще до революции, мальчишкой три года батрачил он у немецких колонистов... Нет, среди них не было Шернеров. А фамилия, несомненно, что-то ему напоминала. Курт Шернер... Кто же он? Где встречал его?..
Федор Ксенофонтович начал вспоминать, когда и с кем в последние годы приходилось ему разговаривать по-немецки, и вдруг словно молния осветила затерянный уголок памяти...
Был сентябрь 1935 года. В районе городов Бердичев, Сквира, Киев шли большие маневры. На них присутствовали высшее руководство Красной Армии, представители военных округов. За действиями советских войск наблюдали и иностранные гости - военные делегации Франции, Италии и Чехословакии.
На маневрах выявлялись возможности взаимодействия механизированных и кавалерийских корпусов при столкновении с крупными подвижными войсками 'противника', а также боевые возможности механизированных соединений при их действиях на флангах армии и в глубине обороны 'противника'. Сложные задачи решала авиация, в том числе выброску авиадесанта в составе целого парашютного полка, - таких масштабов еще не видела мировая практика. Полк имел задачу нанести удары по тылам и резервам 'противника'.
Во время десантирования батальонов на огромное поле близ Борисполя, что восточнее Киева, случилась беда с одним из членов делегации чехословацкой армии. Все иностранные гости вместе с представителями высшего командования Красной Армии стояли на дощатых настилах вышек, сооруженных у края поля близ дороги, и наблюдали, как из плывшей по небу армады самолетов вываливались черные точки, над которыми затем вспыхивали белые купола парашютов. Сотни десантников с оружием приземлялись на поле, иные прямо перед наблюдательными вышками. Одного красноармейца порывом ветра бросило на вышку. Он не сумел натянуть стропы, чтобы уйти в сторону, и, залетев на настил, ударил сапогами чешского полковника, прильнувшего в это время глазами к стереотрубе...
Полковник получил серьезные повреждения кости правой ноги с открытым переломом. Когда его укладывали в санитарную машину, чтобы везти в госпиталь, начальник генерального штаба чехословацкой армии генерал Крейчи, возглавлявший делегацию, высказал пожелание, чтобы при его полковнике был переводчик. Но свободного переводчика, знавшего чешский язык, рядом не нашлось. Тогда чех обмолвился, что его устраивает переводчик, знающий немецкий.
В группе посредников оказался комполка Чумаков Федор Ксенофонтович, сносно владевший немецким. Его опеке и поручили чешского полковника немца из Судетской области, Курта Шернера...
В госпитале, во время операции, у раненого наступил травматический шок. Потребовалось немедленное переливание крови, а нужной группы под рукой не было. И Федор Ксенофонтович предложил чешскому коллеге свою кровь, оказавшуюся, к счастью, совместимой.
Сейчас все вспомнилось Федору Ксенофонтовичу до мельчайших подробностей. Действительно, когда полковник Шернер пришел после операции в себя, он со слезами благодарности называл Чумакова: 'Мой кровный брат Фиодор...'
Федору Ксенофонтовичу пришлось пробыть в Киевском гарнизонном госпитале при Курте Шернере несколько дней, пока ему на подмену не прислали кого-то, говорящего по-чешски. До приезда переводчика они объяснялись с Шернером на немецком. Разговаривать же им было интересно: одногодки (обоим тогда исполнилось по тридцать девять лет), оба с высшим военным образованием, а в мире нарастала тревога, рождавшая много вопросов.
Когда Курт Шернер узнал, что Федор Ксенофонтович выходец с Украины, а немецкий знает потому, что в детстве был пастухом у богатых немцев колонистов, он проникся к нему особым интересом. Даже доверительно спросил, не чувствует ли себя офицер-украинец в Красной Армии пасынком, не обходят ли его чинами, должностями, наградами. Нелепость вопросов так развеселила Федора Ксенофонтовича, что он шутки ради ответил: 'Всякое бывает. Видели вы на маневрах среди начальства такого высокого, как каланча? Тимошенко его фамилия. Только на год старше меня, а уже командарм - четыре ромба носит. А я всего лишь комполка!' Чумаков полагал, что чешский офицер знает об украинском происхождении Тимошенко.
Но Шернеру важно было продолжить этот разговор, и он, даже разобравшись потом в шутке Чумакова, стал жаловаться на свое непрочное положение судетского немца в чешской армии, будто в оправдание сообщил, что в Чехословакии поэтому и существует судето-немецкая партия со своим фюрером, ее создателем, Конрадом Генлейном, и что, с точки зрения его, Курта Шернера, Генлейн и Гитлер близки в своих взглядах на будущее Европы.
'Но ведь Гитлер, кажется, к этому будущему надеется прийти через войну, через порабощение целых
