похода, недавно поселившихся в Шомоне, где Гийом де Шомон устроил для них богадельню. Теперь он мечтал о фибуле с изображением знаменитого защитника Гроба Господня, которая, к тому же, в свое время принадлежала самому герою. Жан, правда, теперь уже не горел желанием обрести тот кинжал, из-за которого он некогда переживал столь сильно, но в знак дружбы согласился обменять на него золотую фибулу.
На турнир в Жизоре съехался весь цвет английского и французского рыцарства. Двадцатидвухлетний : король Франции Людовик VII со своей двадцатилетний женой Элеонорой предводительствовал доблестными витязями из Шампани и Бургундии, Вермандуа и Бурбона, Лангедока и Оверни, Гиени и Пуату, Гаскони и Ангулема. Превосходно красивый граф Ричард Глостер возглавлял английских рыцарей Нормандии и Бретани, Кента и Норфолка, Эссекса и Бекингемшира. Особенно выделялся отряд графа Анжуйского, Годфруа Плантажене. Мода на гербы, привезенная из крестового похода вместе с сокровищами и реликвиями, выразилась в пышных изображениях львов, драконов, орлов, рук с мечами, грифонов, арбалетов, солнц, лун, облаков с Господней дланью, трезубцев и разного рода фруктов, украшающих щиты рыцарей из Тура, Анжера, Ле-Мана и Вандома. Народу на турнир собралось втрое больше, нежели ожидалось. Много легенд ходило в то время о таинственном и священном значении этого места, и старинный жизорский вяз притягивал к себе людей.
Прежде чем начать турнир, Людовик затеял разбирательство по делу об убийстве Гуго де Жизора. Путешествие Великого Старца тамплиеров по Италии и Франции уже отметилось несколькими странными убийствами. По последним известиям, Рене Тортюнуар недавно побывал в Тулузе, откуда отправился в Нарбон. Здесь, в Жизоре, присутствовал один из трех его сенешалей, пятидесятилетний Бернар де Трамбле, который выслушав все доводы против своего господина, вдруг не стал защищать Черную Черепаху, а заговорил о том, что Тортюнуар, возглавив Орден Христа и Храма, затеял слишком много нововведений, не соответствующих уставу тамплиеров, выработанному святым Бернаром Клервоским и получившему санкцию папы Римского Евгения III и патриарха Иерусалимского на синоде в Труа. Робер де Краон, ставший великим магистром после незабвенного Гуго де Пейна, свято и бережно чтил традиции, заложенные своим предшественником, а также первым тамплиером Людвигом Зегенгеймским. Рене де Жизор, захвативший власть в ордене после загадочной смерти Робера де Краона, за последние семь лет превратил Орден в нечто совершенно новое. Тамплиеры стали обогащаться не только ради самого братства, но и ради собственной наживы, во многих командорствах творятся странные вещи, и есть подозрение, что сам Рене давно уже не исповедует христианство, посвятив себя некой секте и связав свою судьбу чуть ли не с ассасинами, поклоняющимися дьяволу. Выслушав сенешаля де Трамбле, король приказал ему сразу же по окончании турнира отправляться на юг, разыскать Тортюнуара хоть в Нарбоне, хоть в Барефионе, хоть у чорта лысого, и доставить в Париж для особого разбирательства. Затем, выступив из врат замка, король, королева и все французские витязи выехали в поле, чтобы у жизорского вяза встретить представителей английского монарха. Приветствовав графа Глостера со всеми подобающими почестями, Людовик обратился ко всем собравшимся с красивой речью. Он вспомнил о доблестях и славе Англии и Франции минувших веков, о единых корнях, объединяющих два народа, о вере в Христа, равно пылающей в сердцах англичан и французов, и постепенно, перешел к главной теме - той опасности, которая нависла над завоеваниями крестоносцев после появления столь великого полководца, каков Эмад-Эддин Кровепроливец.
Трое мальчиков, родившихся девять лет назад в один и тот же день, стояли в поле пред жизорским вязом и слушали речь короля Франции. Они не все понимали из его слов, но в каждом из них зажигались сердца, а мысль устремлялась к подвигам. 'Я буду новым Годфруа Буйонским, - думал Робер де Шомон, - ведь у меня теперь есть его золотая фибула'. 'Я прославлю Англию и Францию так, как никто еще не прославлял их, ведь у меня уже есть такие доспехи, каких нет ни у одного мальчика моего возраста', - размышлял юный Анри Анжуйский, сын француза и англичанки. 'Я перебью всех Врагов и стану самым великим человеком Вселенной, - мысленно рассуждал Жан де Жизор, - ведь когда-нибудь, и очень даже скоро, я открою тайну Жизора. И буду лучше короля Франции, красивее графа Глостера и величественнее Годфруа Плантажене... Ну почему, почему у его сына такие замечательные доспехи?! Почему не у меня?!'
Турнир начался несколькими бугурдами - рукопашными поединками силачей. Тем самым король хотел отдать дань традиции. Затем начались тьосты копейные поединки всадников. После некоторого спора, решено было драться тупыми концами копий на вышибание противника из седла. Лучше всех оказались в этот день рыцари Рауль д'Арманьяк из Гаскони, Джон Сендвич из Кента, Годфруа Плантажене и Ричард Глостер. Особенно хорош был последний - блистая осанкой, он не уступал в мощи самым сильным, легко, как пушинку, подбрасывал в руке тяжеленное копье, а выбив из седла очередного противника, лихо отбрасывал назад забрало и объезжал ряды зрителей, сверкая белоснежными зубами, играя обворожительной улыбкой. Наконец, одержав победу над всеми, он изготовился сразиться с самим графом Анжуйским. По тому, как легко он направился к барьеру и как тяжко набычился Плантажене, многим стало понятно, кто будет победителем всего турнира, и мало кто оставлял шансы Годфруа д'Анжу. В это мгновение Жан почему-то перестал завидовать доспехам юного Анри и принялся болеть за его отца, желая поражения в финальном поединке молодому англичанину. 'Сломись, ослабни, упади, сломайся! - всем своим существом пожелал он Глостеру. - Это я, новый сеньор Жизора, приказываю тебе!' Ричард вдруг замешкался, вздрогнул, будто кто-то толкнул его сильно в грудь, и, приподняв забрало, внимательно посмотрел в ту сторону, где сидел Жан. У девятилетнего сеньора Жизора мурашки пробежали по спине. Англичанин выровнялся в седле, опустил забрало и, заслышав трубу герольда, пришпорил коня. Они мчались навстречу друг другу с самым решительным видом, пышный букет дрока развевался над шлемом графа Анжуйского, плюмаж из перьев фазана трепетал над головой Глостера. И тут произошло невероятное. За какое-то мгновенье до того, как ошибиться со своим соперником, граф Ричард дернулся, неловко бросил копье вперед, а сам опрокинулся навзничь, ноги его взметнулись, выскочили из стремян, и еще через миг англичанин очутился на земле. Зрители взревели, выкрикивая восторги в адрес Годфруа д'Анжу.
Удача не оставляла Глостера, и в самом поражении он сохранял вид победителя. Свалившись с коня, тотчас же вскочил на ноги, открыл забрало и, смеясь, направился к торжествующему сопернику.
- Видит Бог, мое копье не успело коснуться его, - бормотал Плантажене, принимая поздравления. - Подтвердите это, граф.
- Вам это показалось, - сияя улыбкой отвечал Глостер. - Поздравляю вас мсье, вы провели такой точный удар, что даже не почувствовали, как вышибли меня из седла.
- Да нет же... - заупрямился было Годфруа, но вдруг понял, что англичанину выгоднее казаться выбитым из седла, нежели неудержавшимся на коне. - А впрочем, должно быть, вы правы, удар и впрямь был великолепный. Приезжайте ко мне в гости в Анжер или Ле-Ман, и я обучу вас этому приему.
- Благодарю вас, сэр, - на сей раз по-английски сказал Глостер и учтиво поклонился.
В следующий миг к нему подбежала не кто-нибудь, а сама королева Франции. Лицо ее было встревожено, а взор обращен на тоненькую струйку крови, стекавшую со лба Ричарда.
- Вот платок, - сказала она. - Позвольте, рыцарь, я вытру вам кровь.
Тут Глостер опустился пред нею на колени и благоговейно подставил свой лоб. Рана оказалась самой пустяковой, но Элеонора старательно обтерла ее и спрятала платок в сумочку, висящую у нее на поясе. Только после этого она обратилась с поздравлениями к победителю турнира.
- Ваше величество, - отвечал Плантажене, - как я рад, что у Франции столь прекрасная государыня. А ведь я помню вас еще совсем маленькой и очень резвой девочкой, когда в день рождения моего сына Анри вы со своим дядей приезжали в Ле-Ман. Как быстро летит время. Теперь моему сыну уже девять лет, и он по уши влюблен в вас, ваше величество. Он дал клятву никогда не жениться, стать странствующим рыцарем и, все свои подвиги посвящать вам. Позвольте мне разрешить ему прикоснуться губами к вашей ручке.
- Я знаю, о ком вы говорите, сударь, - заулыбалась Элеонора. - Это тот дивный мальчик, который уже несколько лет носит латы. Заботливый отец, вы каждый год заказываете для него новые?
- Разумеется, разумеется, ведь с каждым годом он растет. А вот и он, Анри, подойди к ее величеству королеве и поцелуй ей ручку, она позволяет тебе сделать это в честь моего выигрыша в турнире.
- Говорят, вы влюблены в меня, - проворковала королева, подавая мальчику руку для поцелуя, - Как это мило. А сочиняете ли вы в мою честь стихи?
- Что же ты молчишь, Анри? Налился краской как кровяная колбаса, и ни гу-гу в ответ! - вместо сына отвечал Плантажене. - Да, ваше величество, сочиняет, но стишата получаются дрянь... О, простите, за
