пор, покуда не завоюю его и не свергну власть проклятого изменника и предателя. Действия наши тут покамест развиваются успешно, и я присылаю вам часть моих трофеев, захваченных после взятия двух крепостей. Когда мне удастся захватить Никосию и Фамагусту, я обещаю привезти вам множество золота, ценных вещей и провизии. Остаюсь ваш верный слуга и милосердный господин - Ричард'.
Подарки ненадолго смягчили отношение крестоносцев к Ричарду, но не прошло и двух недель, как они снова стали злословить о нем, изнемогая от жары и обвиняя Ричарда чуть ли не в том, что он и в скверной погоде виноват. Но в начале июня вдалеке показались передовые корабли Ричардовой армады.
Ричард торжествовал. Завоевание Кипра было блестящим. В каких-нибудь три недели весь остров подчинился властной деснице короля Англии и сам император Исаак Комнин попал в плен к Ричарду. В первых числах июня флотилия отбывала к берегам Аккры, в высокой безоблачной лазури сияло златое солнце, теплый ветер надувал паруса кораблей и трепал разноцветные флаги, которыми всегда так любовалась Беранжера. Но теперь она все больше любовалась своим мужем, прекрасным и счастливым Ричардом, завоевателем Кипра и покровителем всех оказавшихся на этом острове изгнанных властителей Палестины иерусалимского короля Гюи, князя Антиохии Боэмунда III, владыки Торона Онфруа, армянского князя Льва и многих других, помельче. Все они теперь садились на корабли Ричарда и тоже отправлялись в Святую Землю. Тяжелые дромоны и галиоты до отказа загружались многочисленными трофеями, захваченными Ричардом у побежденных киприотов и василевса Исаака превосходными доспехами, щитами и оружием, лошадьми и мулами, золотой и серебряной посудой, шелковыми и пурпуровыми тканями, русскими мехами, драгоценными каменьями, седлами и сбруями, греческими кроватями и шатрами, быками, коровами, свиньями, овцами, козами, разнообразной домашней птицей, ослами, кобылицами, жеребятами, мягчайшими перинами и расшитыми подушками, кувшинами и огромными медными котлами, знаменитой кипрской несгораемой пряжей и многим, многим другим, включая огромные круглые прибрежные валуны, предназначенные для метания при осаде городов.
На Кипре Ричарду пришлось расстаться с Робером де Шомоном и его тамплиерами. Только ему король мог доверить власть на острове, и отныне Кипр становился вотчиной ордена Храма.
- Прощай, милый Робер, - сказал ему король. - К зиме я приплыву к тебе и мы вместе отпразднуем освобождение Гроба Господня.
Ветер был отменный. Проплыв немного вдоль берега и полюбовавшись живописными развалинами замка Макариосойкос, Ричард отдал приказ держать курс в открытое море. Корабли полетели, как птицы, отчего настроение у всех сделалось еще более восторженным. Хронист Амбруаз, оторвавшись от кубка с чудесным кипрским мускатным вином записал в своей хронике: 'Вот галеры в пути, и король, по обычаю своему, впереди, сильный, легкий, будто перо в полете. Подобно быстро бегущему оленю, пересекает он море'.
- Ах, Амбруаз, - пожурил его слегка Ричард, подглядев только что сделанную запись, - сколько раз я говорил тебе: не восклицай 'Аой!', пока не допел куплета. Мы еще не достигли берега Леванта, а ты уже пишешь, что мы пересекли море.
- Я просто боюсь, что напьюсь и забуду фразу, рожденную сегодняшними восторгами, - оправдывался Амбруаз, возвращаясь к кубку.
На полпути от Фамагусты до Триполи Ричарда ожидал еще один блестящий успех - огромный дромон, везущий в Аккру ,из Киликии продовольствие и различные средства защиты, предназначенные для осажденных сарацин, корабли Ричарда атаковали его и после жаркой схватки протаранили ему бок в двух местах, так что корабль пошел ко дну. Часть экипажа была спасена и взята в заложники.
На второй день плавания в голубом мареве стали вырисовываться очертания гор Ливана.
- Смотри, Беранжера, - восклицал Ричард, - вот она, Святая Земля, к которой я плыл всю свою жизнь, и которую я подарю тебе.
Возлюбленная прижималась к своему супругу и снизу вверх смотрела на его бороду, на одном из рыжих волосков которой, стекая, замерла слеза восторга.
Сердце Ричарда готово было лопнуть от счастья. Он любил и был любим, болезнь, которая еще недавно угрожала ему смертью, исчезла, канула в небытие, не оставив на память о себе ни одного прыщика, он завоевал Аквитанию и Лангедок, Мессину и Кипр, и теперь никак не мог не завоевать Святую Землю. Да что там! Он воскресит не только славу Годфруа Буйонского, но и славу Александра Македонского, захватит Месопотамию, Персию, Индию... Ему хотелось громко петь, и он пел старинную песню о том, как ладьи Вильгельма Завоевателя плыли покорять берега Англии. Он пел так, что слышно было на всех кораблях его флотилии и на всем берегу, проплывающем уже слева по борту. Сказочные очертания византийских и франкских замков медленно плыли мимо, как в чудесном сне - Маргат, Тортоза, Триполи, Инфрё, Ботрон, Жибле с необычайно высокой башней, Сагунта. Здесь еще одно сарацинское судно было атаковано кораблями Ричарда и потоплено. И снова волшебные замки поплыли один за другим - Д'Амур, Рас-Джедра, Рас-эр-Румель, Сидон, Загеран, Адлун, Наркасим. Когда спустилась ночь, они причалили у стен прославленного Тира и встретились с его знаменитым защитником, Конрадом Монфератским. Утром поплыли дальше, миновали Рас-аль-Абиад, Кандолин и приплыли в Казал-Эмбер, из которого, как на ладони, уже видна была панорама древней Птолемаиды, которую госпитальеры переименовали в Сен-Жан-д'Акр, а в просторечии все равно продолжали называть Аккрой, или, по-арабски, Аккой. Все пространство вокруг города покрывали палатки крестоносцев, а чуть поодаль - шатры Саладина.
Ричарду понравилось это место, он решил раскинуть свой лагерь на высотах Казал-Эмбера. Свою ставку он обосновал на холме Тель-эль-Фуххар, у подножия которого бил отличный ключ, называемый местными жителями Коровьим. Как только в лагере осаждающих узнали о приезде Ричарда, тотчас же все зло, копившееся в сердцах против него, растаяло, и люди устремились на холмы Казал-Эмбера приветствовать короля Львиное Сердце. Заслышались звуки труб это впереди всех шли музыканты. Сгущались сумерки, и в них все ярче становился свет приближающихся факелов, все громче раздавались приветственные крики. И вот уже только что разбитый, но не успевший привести себя в порядок, лагерь Ричарда оказался захвачен этой ликующей толпой крестоносцев.
- Слава Ричарду! Слава! Веди нас, Львиное Сердце, и мы захватим Сен-Жан-д'Акр, возьмем в плен Саладина и пойдем за тобой к Святому Граду, к Гробу Господню.
Ричард стоял перед восторженно приветствующими его крестоносцами, воздев к небесам руки, и как только голоса стали немного стихать, он громко и необычайно красиво запел кансону, которая сложилась а его голове прямо сейчас, будто сойдя с небес и проникнув в Ричарда сквозь распахнутые ладони. Поистине это было неземное пение, стихи кансоны отличались каким-то замысловатым размером, рифм на концах строк не было, но казалось, что каждое слово рифмуется с предыдущим, и каждая строка, словно мать, порождает новую строку. Собравшиеся быстро подхватили припев и, когда дело доходило, дружно подтягивали королю-трубадуру, раскачиваясь в такт пению. Казалось, этой кансоне не будет конца, но вдруг Ричард оборвал ее на полуслове и громко засмеялся, так что и все засмеялись, чувствуя сильнейший прилив любви к этому человеку, в коем многим виделся чуть ли не сам Архистратиг Михаил, нисшедший с небес дабы покарать дракона.
Навигатор Жан де Жизор тоже стоял в этой толпе и смотрел на счастливого Ричарда и его раскрасавицу жену. Великий магистр тамплиеров де Сабле, поддавшись общему безумству, надрывал глотку, крича славу королю Львиное Сердце. Рядом с ним стоял гохмейстер тевтонцев Герман фон Зальца и басом орал свое немецкое 'хайль!'. А навигатор вспоминал свое детство, турнир в Жизоре, великолепного рыцаря Глостера, которого тоже, кстати, звали Ричардом - уж не в его ли честь назвала своего сына распутная Элеонора? А ведь именно он, Жан, победил тогда Глостера, отдав ему мысленно приказ упасть с лошади. И теперь навигатор тоже принялся мысленно внушать Ричарду: 'Упади! Шмякнись! Лопните твои глаза! Перекосись рот!' Заклинания не действовали. Ричард лишь однажды будто почуял что-то и в некотором беспокойстве поискал глазами в толпе, но тотчас отвлекся и громко спросил собравшихся:
- Кто хочет перейти в мое войско?
- Я-а-а-а-а-а-а-а-а!!! - прокатилось по бурной толпе, и лес рук взметнулся вверх.
- Сколько вам платит король Филипп?
- Три. Три бизанта. Целых три бизанта. Всего три бизанта.
- Я буду платить вам четыре бизанта в месяц.
- Да здравствует Ричард Львиное Сердце!
- Да здравствует его жена Беранжера!
