урон.
- Вот это здорово, пусть помнят наших, - радовалась Ольга. Бурно радовался удаче и Ласло Киш. Чувствовал глубокое удовлетворение и Бунцев, только Карл ничем не выказывал своего восторга и даже как-то приумолк.
- Ты что-то, Карл, притих. Или тебе гитлеровцев жалко? - спросил его Бунцев.
- Гитлеровцев не жаль, а вот шоферов действительно жалко, - ответил тот.
- Больше всего мне жалко невинных детей, которые гибнут в войне, гибнут только потому, что Гитлер и германские империалисты хотели покорить и уничтожить другие народы. Чем скорее будут разгромлены немецко-фашистские войска, тем меньше будет невинных жертв, а потому, Карл, где только можно, надо громить гитлеровские войска, и единственное спасение для всех, кто не хочет погибнуть вместе с фашистскими бандитами, уйти от них и, чтобы скорее избавиться от ужасов войны, бить их, - заключил свою речь Бунцев.
- Были у нас такие смельчаки, которые и сами не хотели воевать, и других к тому подговаривали, но нашлись и другие: они донесли, и хорошие люди погибли, а остальные испугались, и уже разговоры о войне велись под лозунгом 'Хайль Гитлер!'. Только два моих друга, хоть и усердно кричали 'хайль!', но один кое-где писал на заборах 'Смерть Гитлеру' и 'Долой войну', а другой рисовал карикатуры, - начал рассказывать Ласло Киш, но его рассказ оборвал капитан.
- Смотрите, впереди уже город, - сказал он.
Впереди был населенный пункт. Бунцев остановил машину, и, как Карл ни пробовал его уговорить, капитан не рискнул проехать через город. Он отчетливо понимал, что останови их кто-либо в населенном пункте, им некуда скрываться, тем более, что противник уже, возможно, узнал об их делах и усилил охрану.
Объезда не было. Посоветовались и решили лучше отказаться от машины. Бунцев развернул машину и, разогнав ее, съехал с дороги, и она застряла в размокшем грунте.
Глава 13.
В каменном мешке
Четверо вооруженных и нагруженных трофейным имуществом партизан пошли в поле, обходя город. Через полчаса вышли на попутную неширокую, мощеную щебенкой дорогу и пошли по ней, предварительно очистив обувь от прилипшей к ней темной грязи.
Сильно пересеченная небольшими оврагами и ручейками местность напоминала капитану овраги его родного края - Тульщины. Вот, того и гляди, покажется родное село...
Одна мечта занимала Бунцева - скорее к своим, как можно скорее доставить документы, а то они могут потерять свое значение.
Вошли в большой овраг с обнаженными краями. На противоположной стороне на фоне неба виднелись длинные низкие строения и высокая кирпичная труба, верхушка ее была сбита снарядом. Никаких признаков людей поблизости не было заметно.
- Заброшенный кирпичный завод, - сразу определил Бунцев.
В такую пору никому не до кирпича. И среди кирпичей можно найти место для дневки. Преодолев крутой подъем, вошли во двор, заваленный кирпичами и кирпичным боем. А вот и воронки от авиабомб. Это наши тут кого-то бомбили.
Другого выбора не было, приближался рассвет. Решили остановиться здесь на дневку и приступили к поискам укрытия. В развалинах кирпичного завода было много темных камер, но надо было найти самую скрытую с запасным выходом, замести следы и не дать возможности врагу использовать собак.
После длинных поисков с трудом вошли в сохранившуюся камеру, где когда-то обжигали кирпич. В стене была небольшая выбоина, через которую можно было вести наблюдение за тем, что делается во дворе, но через нее нельзя было видеть того, что делается в камере. В ней и решили остаться на день.
Друзья заделали входы кирпичом, замаскировали их пылью и расположились на дневку. Зажгли карманный фонарь, взятый запасливой радисткой в трофейной машине. Синий свет приятно осветил неуютное убежище, и на душе стало легче.
- Ну, а теперь, Оля, дай нам подкрепиться из наших скудных запасов, да и отдохнем после трудов праведных, - сказал капитан.
После дневок под открытым небом, под дождем они почувствовали даже некоторый уют в пыльном каменном ящике, и радистка по-восточному стала накрывать 'стол' на полу, используя в качестве скатерти остатки купола парашюта.
- Кушать и пить достаточно, но с посудой плохо. Придется пить вдвоем по очереди, - сказала Ольга, показывая на кружку Бунцева и алюминиевый стакан Карла.
- Было бы что, а как - сумеем, - ответил капитан.
Оля заполнила 'бокалы' из трофейной фляги и протянула Карлу и Ласло, но те отказались, и предложили, наоборот, первыми выпить русским.
- Нет, Оля, мне пить нельзя, я вступаю на службу. Вы выпейте за благополучный переход через линию фронта, да понемногу. Коньяк хорошо пить при простуде и дома, вот придем к своим, там и выпьем как полагается, - сказал капитан, возвращая Карлу наполненную кружку.
- Ишь вы, товарищ капитан, каким трезвенником стали, - в шутку сказала Кретова.
- Не трезвенник, а в служебное время не пью, - ответил Бунцев.
- Да мы разве сейчас будем пить, мы чуть погреемся, по закону 100 грамм каждый день положено, - не отставала Кретова.
- Вот свою законную порцию я выпью, когда сменюсь с поста, - и капитан отдал обратно стакан.
Завтрак прошел незаметно. Ольга начала убирать 'стол'. Ласло ей помогал.
Рассвело, но густой туман ограничивал видимость всего несколькими десятками метров. Бунцев полез в соседнюю камеру.
Усталые партизаны приготовились к отдыху, чтобы набраться сил для действий ночью. Кто раздевался, приводил в порядок одежду и обувь. Карл ухитрился в полумраке бриться.
Мирные занятия группы капитана Бунцева в убежище были нарушены внезапно возникшей канонадой. Далекая, но сильная канонада всех насторожила.
- Началось! Наши наступают! - сказала Кретова.
В начавшейся канонаде до слуха донеслись характерные звуки мотоциклетных моторов, потом послышались и команды на немецком языке. Выключив свет, все невольно схватились за оружие.
Через несколько минут во двор завода въехало несколько мотоциклов. Гитлеровцы поставили машины у стен здания, а сами разбежались во все стороны. Один бросился по направлению к ним. Все замерли, держа оружие наготове.
Пришедший гитлеровец использовал соседнее помещение в качестве туалета и тем самым замаскировал и прикрыл их, пусть не совсем приятной, но надежной завесой.
Когда вражеский солдат ушел, Ласло схватил руку Ольги и радостно пожал ее, давая понять, что пока опасность миновала. Но в это время оттуда, где стояла поврежденная кирпичная труба, донеслись короткие, глухие автоматные очереди, за ними разрыв гранаты, опять гранаты и потом громкие гнусавые голоса гитлеровцев. Все четверо задавали себе один вопрос: что случилось? Они чувствовали - произошло какое-то несчастье.
Пренебрегая опасностью, Карл подошел к заваленной выбоине в наружной стене и стал прислушиваться сквозь щель к тому, что происходило на территории завода. И он услышал страшную новость:
- Цвай руссиш зольдатен капут, - печально и тихо сказал Карл и начал пояснять, что как он узнал из разговоров фашистов, два русских солдата- разведчика использовали полуразрушенную трубу в качестве наблюдательного пункта, имели радиостанцию и по радио сообщали своим о противнике.
'Вот кого они искали: разведчиков, а не нас', - подумал Бунцев.
Все почтили молчанием память погибших героев и в душе поклялись отомстить ненавистным гитлеровцам за гибель бесстрашных воинов.
В наступившей тишине Бунцев и его товарищи услыхали все нарастающий гул моторов советских самолетов и уже не чувствовали себя одинокими. Никому из них не приходила в голову мысль о том, что своя же авиация может сбросить бомбы и попасть в то помещение, где они скрываются.
Гитлеровцы опасались, что советские разведчики вызвали авиацию на себя, и потому, услышав гул приближающихся советских самолетов, побежали укрываться в ямы за пределами завода. Все четверо почувствовали явное облегчение и уверенность в благополучном исходе их дневки. Но советские бомбардировщики только пролетели над заводом для выполнения своих боевых задач в глубоком тылу противника.
Через полчаса после того, как гул самолетов затих где-то вдали, на дворе кирпичного завода опять появились гитлеровцы, и на этот раз не только на мотоциклах, но и на автомашинах и тягачах. Через нарастающую канонаду почти непрерывно слышалась немецкая речь. Но на этот раз партизаны чувствовали себя значительно увереннее, чем при первом появлении вражеского подразделения на заводе.
Но как всем четырем ни хотелось спать, несмотря на предложение Бунцева, долго ни один не мог уснуть. Все ждали новых неприятностей.
Во второй половине дня первой заснула радистка, вскоре уснул и Карл. Разрешил Бунцев уснуть и Ласло, а сам остался один бодрствовать, хотя его неуклонно клонило в сон. Когда капитан дал отдохнуть другим и сам уже не мог сопротивляться дремоте, он разбудил Карла и Ольгу и оставил их нести службу, предупредив радистку, чтобы ни в коем случае он не оставалась одна бодрствовать. Несмотря на все крики немцев во дворе, на лязг гусениц, на близкие разрывы снарядов, Бунцев сразу уснул.
Невыспавшегося Карла тянуло ко сну, но Ольга не нарушила указания капитана, и как только Карл начинал засыпать, будила его, чтобы не остаться одной. Когда проснулся Ласло, 'майор' уснул, и она дежурила вдвоем с молодым венгром.
Под вечер Кретова и Ласло услыхали близкие раскатистые орудийные выстрелы не с фронта, а с тыла.
Как только наступили сумерки, Кретова осторожно разобрала щель, и стала наблюдать. Впереди, на востоке, был виден город, озаряемый многочисленными
