Хвощева-старшего покупает на откорм каких-то герефордов.
— Это коровки такие мясные, — снисходительно пояснил Кравченко. — Да, вот это по-нашему, по- бразильски… Из бретеров и народных трибунов в скотопромышленники. Деньжата надо чем-то зарабатывать на хлеб с маслом. А в горячих точках болтаться обрыдло, Партии своей не создашь — вакансий нет, в депутаты выбраться — он уж там был однажды. Кажется, чуть от скуки не загнулся. Так что самое время — на покой, к земле поближе. Ему сколько, сорок, наверное, уже стукнуло? Ну, правильно. Это в тридцать хорошо с Калашниковым наперевес по Балканам скакать. В сорок пора родовое гнездышко вить да зеленые в банке копить на обеспеченную старость.
— Ты так говоришь, будто все о нем наверняка знаешь, — возразила Катя недовольно, — ты этого человека вживую в глаза не видел, только по телевизору. А судишь.
— Терпеть я таких, как он, не могу. Болтунов, — сказал Кравченко.
Катя вздохнула — драгоценный был весь в этой фразе. Любая сильная и яркая личность мужского пола вызывала в нем неуемное агрессивное желание помериться с этой самой силой и победить. А если это было никак невозможно, оставалось только одно — не переваривать.
— Что-то мне снова резко расхотелось отпускать тебя одну в эту глушь, — сказал Кравченко, пристально глядя на Катю, — что-то ты уж слишком этим типом заинтересовалась.
— Павловский был на свадьбе Артема Хвощева, он хороший знакомый его отца и Чибисова, их сосед, — ответила Катя. — И вообще, я не понимаю тебя…
— Ладно заливать. Не понимаю… Все ты понимаешь. — Кравченко вздохнул. — Ой, маманя моя родная, а самое-то главное — забыл!
— Что? — испугалась Катя.
— Кто же мне завтраки-ужины готовить теперь будет? Кто отбивные пожарит, курочку в духовке запечет? Умру я бедный, несчастный, сдохну от жестокой голодухи.
— Не умрешь, — обнадежила Катя. — Я полный холодильник тебе еды оставляю. Борщ сварила на два дня. Мясо замариновала. Мне в воскресенье привезешь мороженого — сумка-холодильник в чулане… И чистое постельное белье не забудь. Я пока взяла с собой только один комплект для себя.
Удивительно, но эта невинная фраза подействовала на Кравченко успокаивающе, и дальнейшие сборы проходили в атмосфере мирного сотрудничества и редкого взаимопонимания.
Из Москвы на этот раз Катя выехала в два часа дня и около пяти уже подъезжала к знакомой автозаправке у деревни Журавка. Вела машину Катя снова с трудом и трепетом сердечным, но все же ехать в Славянолужье во второй раз было намного легче, чем в первый. Участковый Трубников уже маячил на обочине.
— Здравствуйте, Николай Христофорович, — приветствовала его Катя. — Как видите, я снова у вас. И теперь, наверное, задержусь подольше.
Трубников поздоровался. В глазах его сквозило недоумение. Участковому было непонятно: отчего это его непосредственное начальство и шеф отдела убийств Колосов так настойчиво присылают к нему в район эту самую Екатерину Сергеевну. Женщинам в милиции, по глубочайшему убеждению Трубникова, было не место. А уж подпускать их к оперативной работе по раскрытию убийства вообще нельзя было на пушечный выстрел. А тут вдруг сверху дождем сыпались строгие ЦУ оказать капитану милиции Петровской-Кравченко всю необходимую помощь и содействие.
В результате после нового звонка Колосова Трубникову пришлось сломя голову мчаться на мотоцикле в Татарское, чтобы на скорую руку договариваться с учительницей Брусникиной о сдаче летней половины Дома до конца июля, потому что Колосов настоятельно просил поселить Екатерину Сергеевну именно в Татарском. С дачей все, к счастью, устроилось. В это лето дом Брусникиной пустовал. Семья ее сына, постоянно проживающая в Ясногорске, в этот год не приехала. Мать с отцом не пустили на каникулы в Татарское даже младшего внука Брусникиной Дениску. Не было в это лето дачников и из Москвы.
— Что ж, это гора с горой не сходится, а человек с человеком даже чаще, чем думаешь, — сказал Трубников Кате. — Рад вас видеть. Провожу до Татарского, устроиться помогу.
— Спасибо, но, если у вас время есть, Николай Христофорович, давайте немного по окрестностям попутешествуем. В прошлый раз я не очень в детали вникала и, как оказалось, напрасно. А сейчас я с собой карту взяла, но… С вашей помощью мне легче будет сориентироваться и все нужное запомнить, чтобы уж потом дорогу находить и вас не беспокоить.
— Ладно, все равно мимо поедем, — согласился Трубников.
Когда он втиснулся в машину, Катя ощутил запах дешевой туалетной воды. Участковый на этот раз ею явно злоупотребил.
— День-то какой сегодня хороший, — сказал он, снимая фуражку и вытирая ладонью лоб. — Но парит. Как бы опять грозы не было… К Чибисовым-то, что же, снова завтра поедем?
— Следователь прокуратуры к Полине в эти дни приезжал? — вопросом ответила Катя.
— Был. Только у него ничего опять не вышло. Адвокат Чибисовых тоже бился-бился; все без толку. Молчит девчонка. Особо-то наседать на нее они побоялись, как бы опять какого покушения на суицид не вышло. Так что никаких пока просветов в деле, кроме… Из райотдела нашего опера приезжали Филина с дружками проверять на причастность к нападению. Так и тоже ничего: Филин-то еще в апреле за грабеж осужден Серебрянопрудским судом, а приятели его…
— Кто такой Филин4? — удивленно спросила Катя. — Это кличка, что ли?
— Не кличка, а фамилия. Филин Володька. История у нас тут одна была в мае прошлого года с этим самым Филиным и Полиной Чибисовой. Да вы что же, не знаете ничего, да?
—Николай Христофорович, откуда же я могу что-то знать, если никто мне ничего толком не говорит! — раздраженно воскликнула Катя. — Что случилось в мае?
— Прошлый год у нас богат был на события разные, — загадочно сказал Трубников. — Короче, в праздники это случилось — на День Победы. Полина из Москвы приехала погостить. По вечерам они частенько с отцом и Кустанаевой на конную прогулку ездили. А в тот вечер так случилось, что к Чибисову гости понаехали, ну Полина и отправилась кататься на лошади одна. Она в седле-то крепко держится и с конем умеет обращаться. Михал Петрович ее с детства к лошадям и конюшне приучал. Ну, ехала она себе, каталась, да на парней рогатовских и наткнулась: Филина Володьку и компанию его. Морозов там был, потом Косарев из Журавки и Князев Пашка. Этот вообще пацан еще — малолетка, а те уж взрослые. И к тому же пьяные были в стельку по случаю праздника. А Филин еще и судимый за хулиганку. Ну, конечно, прицепились они к дочке Чибисова по пьянке— лошадь под уздцы схватили, остановили, Полине водки стали предлагать, она отказалась. А они с седла ее начали стаскивать. В общем, не поздоровилось бы ей, если бы не Павловский.
— Павловский? — переспросила Катя с любопытством.
— Он мимо ехал, услышал возню, крики. Подоспел. Пьяниц рогатовских в речку покидал, Филину рожу разбил, и поделом. Полину домой отвез. Вот какая история… Дочке-то Чибисова что-то не везет с историями-то этими, да… Ну а тогда все обошлось. Чибисов шума не стал подымать. Парни-то рогатовские, как протрезвели маленько, сами пришли, прощение слезно просили, ну чтоб не заявляли на них в милицию и с работы чтоб не увольняли. Чибисов не их, конечно, пожалел — черт бы с ними совсем, с хулиганьем, Полину ему не хотелось в уголовное дело ввязывать. Ну и спустили все на тормозах. Я с ними свою профилактическую работу провел — запомнили надолго. Тем дело и кончилось тогда. А сейчас в связи с убийством эпизод этот снова всплыл. Опера приехали всю эту гоп-компанию снова трясти, проверять. Только проверять-то некого. Филин сел, Косарева этой весной в армию забрали. Морозов женился, дочка у него родилась. Как раз в ночь убийства Хвощева он жену в роддом отвозил, так что алиби у него. Остается один Князев Пашка — а он сопляк. Ну, будут его, конечно, проверять. Да только пустая это трата времени.
— Значит, выходит, что в тот раз Павловский спас Полину? — спросила Катя.
— Выходит так. С тех самых пор они и познакомились, — ответил Трубников, и голос его прозвучал как- то особенно загадочно, что снова заставило Катю насторожиться.
— Ну, вот смотрите достопримечательности наши, — указал Трубников в окно. — Поля эти мы с вами в тот раз проезжали. Там видите справа это Лигушин лес.
— Лягушки там водятся?
— Нет, эти поганки у нас больше по весне в бучилах-оврагах в пении упражняются. А в лесу малина да
