была, а вот для внуков, как Степка рассказывал, самой любящей бабкой, ну пока маразм ее окончательно не дошиб. Учила все их уму-разуму, просвещала насчет искусства, кино и французской литературы. Ты же знаешь, какие мальчишки впечатлительные. Степка говорил, что в детстве ему часто один и тот же сон снился: огромный медведь тащит женщину в чащу. А та в белом платье, шлейф за колючки, за ветки цепляется, ткань рвется... Он сказал, что та женщина — я. Он как меня увидел — понял. Я сначала значения не придала. А потом однажды, — Лиза сглотнула, — он привез меня на дачу в Уваровку, и там.., там эта шкура на полу, ты видела... Труха, моль, старье. А Степка... Я его таким еще никогда не видела, Катька! Он взял меня прямо на этой шкуре, было такое счастье — думала, умру... А потом он надел медвежью шкуру на себя и... Я смеялась. Тогда еще я над этим смеялась, медведем его называла... Потом мы частенько туда ездили, потом даже жили там несколько месяцев. И мне все эти выкрутасы игрой казались. Мало ли какие фантазии у человека? Даже пикантно, необычно... А потом была та проклятая охота, Степка заболел.
Когда вышел из больницы, я стала замечать: взгляд какой-то другой. Он стал по-иному на меня смотреть! Потом это странное косоглазие, у него ведь прежде все нормально было с глазами. Как-то он привез меня на дачу и.., снова эта чертова шкура... Это был другой человек. В ней — и другой, понимаешь? Стал обращаться со мной.., стал принуждать меня, словом... Я не ханжа и не святая, знаешь ли. Но есть вещи...
Анальным сексом пусть гомики занимаются. Он же, когда я начала сопротивляться, начал меня бить. Силу, конечно, соизмерял, но... Словно медведю нравилось меня мучить. Я заорала, заплакала, а он изнасиловал меня, как.., как шлюху и...
Потом вроде опомнился. Ноги мне целовал, прощения просил, и я... Он же умеет уговаривать!
— Я знаю, Лиза.
— Ничего ты не знаешь! И я.., короче — я тряпка. Да что там, — Лиза снова зло стерла слезы, капающие из ее накрашенных глаз. — Если б ты только, Катька, знала, какой он.
Когда он в себе — ни один мужик с ним не сравнится. У меня не очень-то их много до него было, но... Тряпка! Скажут тряпке: «Люблю, жить не могу», поманят пальцем, и стелется тряпка к ногам... Я думала, может, он со мной стал так обращаться, потому что я — никто, любовница на час. Потому-то и замуж так захотела. А потом до меня вдруг дошло, отчего он сам предложил жениться на мне. Да потому что.., иная послала бы его подальше, не позволила бы с собой медвежьи свадьбы играть, а я — всегда пожалуйста. Даже не позволить уже не могу. Удобно, знаешь ли, такую жену иметь — проститутке платить не надо, они за извращения втридорога берут.
— Лиза, не надо, прошу тебя, — взмолилась Катя.
— Ты всей правды хотела, Катька! Думаешь, мне больно об этом говорить? Нет. Ни капли. «Медведь тащит женщину!»
«О чем умолчал Мериме!» Степка меня тысячу раз заставлял ему повторять, как я хочу этого чертова медведя, как люблю, какой у него длины... К извращениям, если ты тряпка, да еще испорченная, быстро привыкаешь. Это как наркотик. Не побои, конечно, а сам процесс игры, спектакля, возбуждать начинает... Степка бесится, только если ему противоречили, не желали делать то, чего он хочет, и так, как он хочет. А если ты ему покорна, он.., он мужик дай боже, после него иного не захочешь никогда, — Лиза взяла Катю за руку, отодвинула рукав, посмотрела синяки, усмехнулась. — Ты бы и это потом позабыла, Катька. Да если бы хоть раз его испытала, то... Думаешь, ты сильная? Я — тряпка, а ты — сильная, гордая.
Врешь ты самой себе. Ты тоже тряпка. Все красивые — тряпки, если на их пути попадется мужчина, который даст им это почувствовать. Это только дурнушкам их сила воли на всю жизнь остается. Потому что никто на них не претендует.
— Он хотел, чтобы ты любила в нем медведя? Но это же паранойя, бред. А Димка знал про эти его художества? — Катя хмурилась-: ей не нравилось, что ее обозвали тряпкой.
— Отлично знает. Они близнецы. У них секретов друг от друга нету. И я это же тебе говорила. Димон явно на тебя глаз положил, так что смотри. Думаешь, он другой? — Лиза вздохнула. — Они дети одной матери, из одного чрева вышли.
Может, у Димки фантазии еще похлеще будут, только ему труднее их реализовывать. Кое-что мешает.
— Что?
— Деньги он любит больше всего на свете — вот что. На зверские причуды денежки нужны. Степка меня и то раньше задабривал, чтобы не очень артачилась. А я все радовалась — щедрый какой парень, со средствами... А Димон, о, это прижимистая личность! Расчетливый, как банковский компьютер. Вот скажи: он тебя куда-нибудь приглашал? Нет? И не пригласит никогда. В лучшем случае завезет к себе на квартиру, напоит и трахнет. Не морщись, я тебе правду говорю. Они близнецы. Катя. А близнецы — это один человек в двух лицах. И если Степка — извращенец, то братец его...
— Твой Степка маньяк-сумасшедший, вообразивший себя медведем-оборотнем! — вскричала Катя.
— Маньяк и тряпка — хороша парочка. А насчет оборотня... Катька, да что с тобой? Что ты так на меня дико смотришь?
— Лиз, ты мне вот что скажи, — Катя снова не знала, как поступить: рассказывать ли приятельнице о странных убийствах в Раздольске или же... Решила пока начать с другого. — А что ты мне про Владимира Кирилловича говорила? Я не поняла.
— Ничего. Не помню, — голос Лизы снова дрогнул: Гинерозова лгать не умеет.
— Лиза, это очень важно. Я сказала тебе: «Я подозреваю», а ты сразу же спросила про его отца. Почему?
— Ну.., вы же втроем ездили тогда в милицию. Ты лучше меня знаешь. Это ведь не несчастный случай.
— Наши, то есть милиция, пришли к выводу, что Владимир Кириллович покончил с собой. У него же рак был, он уже умирал и...
— Да, да. Но он был очень сильный человек. Это в Степке, в Димке от него — сила характера. Владимир Кириллович хорошо ко мне относился, знаю — он хотел нашей свадьбы.
И он мужественный был человек. Я видела, как он болезнь в себе носил, никто ведь из посторонних даже не подозре...
— Даже сильные ломаются, — перебила ее Катя. — Всякой выносливости есть предел. Он же ведь таблетки уже пил обезболивающие, потом бы уколы начались.
— Возможно, но... А это точно самоубийство, Катя?
— Наши в этом уверились после судебно-медицинской и дактилоскопической экспертизы. Нет никаких данных считать, что кто-то.., ну в общем, что он не сам это с собой сделал. И близнецы в этом уверены. Димка считает, что именно на этой почве состояние Степана так резко ухудшилось, что он даже за свои действия не отвечает! В этом я как раз сильно сомневаюсь.
— Я видела Степку, Катя. Тогда вечером. Он тогда сразу после ужина пошел в Отрадное. Сказал мне, что ночью вернется, но так и не вернулся. Но я видела, Катя.., когда Владимир Кириллович был в ванне, Степан туда ненадолго заходил. Я только потом это вспомнила.
— Ты ему сказала? Спросила, что он там делал?
Лиза как-то странно смотрела, потом выговорила с трудом:
— Я, я боюсь его об этом спрашивать.
Ее тон сказал Кате, ЧЕГО ИМЕННО БОИТСЯ ЛИЗА ГИНЕРОЗОВА, ЗНАЧИТ, ОНА ВСЕ ЖЕ ЧТО-ТО НЕДОГОВАРИВАЕТ. ПОВЕДЕНИЕ СТЕПАНА (И ЭТО ОТЛИЧНО ИЗВЕСТНО ВСЕМ ДОМАШНИМ) ТАКОВО, ЧТО ОТ НЕГО МОЖНО ЖДАТЬ ДАЖЕ...
— Лиза, расскажи мне по порядку, что произошло в тот вечер, когда умер Владимир Кириллович. — Катя взяла приятельницу за руку. — Ради бога, не скрывай ничего.
Но им внезапно помешали. В подсобку впорхнули две продавщицы. Лизу, оказывается, давно уже разыскивал фотограф: на презентацию салона «Риволи» явилась солистка кабаре-дуэта «Лав стори», и Лизе надо было немедленно с ней побеседовать. Дуэт начинал новый тур выступлений по стране, и спонсировала эти шоу-программы парфюмерная фирма.
— Через час тут все закончится, я в редакцию заеду, отдам материалы, отчитаюсь. А потом.., потом приеду к тебе. — Лиза натянуто улыбнулась заглянувшему в подсобку фотографу. — Иду, Женечка, мы тут с
