Наступления ночи Колосов ждал так нетерпеливо, словно у него намечалось амурное свидание с фотомоделью, просто извелся весь. От сигнала по рации, переданного с какого-либо из постов наблюдения, зависело, куда ему ехать, а потом уж... Что будет потом, он боялся загадывать. Придется ли снова на всех парах чесать через лес, или на этот раз ВСЕ случится по-другому... В напарники себе он взял только Сидорова. Участковый идеально знал местность, и это было в глазах Колосова огромным плюсом.
День медленно клонился к вечеру. Отгорел розово-фиолетовый закат, спустились сумерки. На Клязьме надсадно квакали лягушки — женились, вот мерзавки! Колосов даже им адски завидовал: вот лежат себе в тине, зеленые, блаженствуют, икру мечут. А ты тут как беспризорный один, голодный, невыспавшийся которую уж ночь — и все на стреме. Ждешь черт знает чего...
Первый сигнал с поста у дачи в Уваровке поступил в четверть восьмого вечера: Степан Базаров действительно как ни в чем не бывало приехал на дачу на старой облезлой «Ниве».
Его высадили, «Нива» развернулась и минут через пятнадцать уже въезжала на территорию Отрадного. На ней прибыло еще четверо молодцов с рюкзаками. На даче, кроме Базарова, были только старухи: бабка и домработница. На террасе горел свет. Затем его зажгли и наверху, и в гостиной, где медвежья шкура, механически отметил Колосов. В Отрадном жизнь тем временем выглядела совсем мирно: раскочегарилась полевая кухня. Ученики варили гуляш, кипятили чайники. Часть парней вечером купалась в Клязьме. Вода была еще холодной, но им это было нипочем. Закалялись.
А в половине одиннадцатого школа вообще угомонилась.
Надо же, отбой, как в пионерлагере, отметил Колосов. В одиннадцать свет начал гаснуть и на даче. Дольше всего горел на кухне. Колосову доложили — там домработница. Молится вроде. «Ай да оптика, — подумал Колосов. — Молотки оперативно-технический, не подкачали, такое первоклассное приближение объекта у этих их хитрых жучков!»
Сам он находился во дворе Раздольского ОВД в пригнанном сюда из Главка автобусе оперативно- технического отдела, где работал мощный радиопередатчик, принимавший без помех сообщения по установленным каналам связи. Стандартные милицейские рации для этой операции не годились: черт их знает, этих учеников. У них снаряжение дай боже.
Может, и портативные рации имеются, так что...
Часы отметили полночь, половину первого, час, два. Было тихо, как в могиле. Раздольск, Уваровка видели седьмые сны.
Отрадное тоже вроде дрыхло...
— Никита Михалыч, ОН ВЫШЕЛ ИЗ ДОМА, — в рации послышался голос «источника» с дачи. — Я его отчетливо вижу. Спускается по лестнице, остановился. Снова двинулся.
Идет медленно.
Колосов глянул на часы: без семнадцати три. Скоро светать начнет.
— Камера работает? — спросил он.
— Так точно. Но через минуту я его потеряю. Он направляется в сторону реки.
Это было еще куда ни шло. В лесу следить за таким лунатиком — практически невыполнимая задача. Не с дерева же, право, как Тарзану. А у Клязьмы место почти открытое.
И постов наблюдения там три...
— Я его тоже вижу, — минут через пять доложил один из «источников» с берега. — Движется неторопливо. Очень уверенно, вроде бы без всякой видимой цели. Остановился.
Смотрит в сторону реки. Теперь.., теперь сел в траву. Лег... кажется, лег.
Колосов кивнул сидевшему рядом Сидорову, напряженно следившему за переговорами: трогаемся, мол, и мы.
— Держите его в поле зрения, — попросил он. — Камеру оставьте включенной. Батареек не жалейте. Если начнет куда-то перемещаться, держите нас в курсе. Мы к вам поехали.
Громоздкий автобус тронулся в путь. Колосов все смотрел на часы: до того места на Клязьме тут минут десять ходу на хорошей скорости, но... Может канал сбиться, может, и...
Передатчик молчал. Они остановились у проселка в полукилометре от поста, засекшего фигуранта. Вышли. Сидоров повел Колосова сквозь заросли ивы и боярышника берегом реки. До поста оставалось метров сто пятьдесят.
— Он не трогается с места, — тихо доложил голос в колосовских наушниках. — Я и вас теперь вижу, товарищ майор.
Он слева от вас, вон за теми кустами. Только двигайтесь очень тихо. А лучше ползите.
Ползать по-пластунски в мокрой холодной траве начальнику отдела убийств не понравилось. Кто жаждет необычных впечатлений, пусть сам попробует. Он изрезал себе осокой руки, едва не напоролся на гнилой сук, и ему все время казалось, что они с Сидоровым производят столько шума, что тут и мертвый услышит.
Кой-какая полезная техника имелась у Колосова и при себе. Штучку эту в розыске непочтительно окрестили «гляделками», но вещица была что надо: сплошной инфракрасный цейс с электроникой. Ценная штучка, линзы бы только не разбить...
Слева от вас... Колосов приложился к цейсовскому изобретению. Ночь сразу словно вылиняла. Свет был мертвенно-зеленый, а пейзаж словно лунный — серебристый. Но видно было хорошо: кусты до последней веточки, трава, бугорочки...
Человек лежал в траве, закинув руки за голову, уставясь в огромное звездное небо, как лежат ленивые курортники на пляже. Казалось, он дремал: ни движения, ни шороха. Так продолжалось еще минут пятнадцать. У Колосова начала постепенно леденеть спина — земля еще сырая, не прогрета, тут и...
Человек гибко приподнялся. Прислушался. Потянулся хищно и сладко, словно после приятного сна. И затем вдруг... сбросил с себя рывком что-то — куртку, свитер? И начал кататься по росистой траве: повороты, кувырки. Делал он все опять же вроде без всякой видимой цели. Словно пытался израсходовать огромный запас телесной энергии.
Поднялся. Вот он стоит спиной, вот оборачивается и... Колосов жадно приник к окулярам: он видел ЕГО наконец отчетливо. Полуобнаженная мощная фигура, облитая серебристым мертвенным светом искусственной ночи. Человек смотрел прямо перед собой. Лицо его было Колосову знакомо — они и вправду похожи, эти близнецы, но... Это лицо было иное. Что-то в нем было сейчас не так, необычно.
С первого взгляда и не поймешь, но... Может быть, излишняя подвижность всех черт? Гримасы? Казалось, человек всем лицом реагирует на каждый звук: крик ночной птицы, лягушечий хор, шум одинокой машины, проехавшей где-то далеко на шоссе... Колосов напряженно следил: сейчас, вот сейчас... Что он жаждал не упустить? Превращение человека в зверя? Бог ты мой! Медвежья шкура на плечах, клыки- когти...
В фильмах-триллерах со спецэффектами сколько раз на его глазах оборотень являл свой загримированный лик.
Ничего не произошло. Ничего ровным счетом. Человек взглянул на луну, вздохнул и медленно тронулся в сторону Мебельного поселка, мягко и бесшумно ступая по траве.
— Никита, мы его сейчас потеряем, — шепнуло в наушниках. — Все. Ушел. Пятый, ты его видишь?
— Да, идет по-прежнему берегом. Там ферма, между прочим, впереди. К ней он, кажется, и направляется. Ну что, Никита Михалыч, провоцировать будем, как и договаривались?
— Собака при вас? — хрипло спросил Колосов.
— Да. Она его пока не видит и не чует, ветер в его сторону. Ну?
— Пускай собаку, — приказал Колосов. — Мы сейчас идем. Только не стреляйте, что бы ни произошло!
Уже более не таясь, они с Сидоровым что есть духу помчались к излучине реки: участковый на бегу шепотом предупредил: держитесь самого берега, кромки, где песок. А чуть подальше в сторону грязь засосет, там место утоплое...
Издали послышался хриплый собачий лай. Овчарка взяла след. Этот прием с собачьей травлей — провоцированием фигуранта — тоже воспринимался коллегами и подчиненными Колосова из рук вон плохо. Они никак не могли уяснить себе, для чего это нужно? Колосов объяснял так, что и понять-то нельзя было. Знал, самое лучшее объяснение даст картинка, если только фигурант...
Они увидели ЕГО. Он стоял у самой воды, прислушиваясь настороженно к лаю. Науськанная овчарка,
