и дрова перепачканные в крови руки. По виду эти следы напоминают потеки — кровь стекала сверху вниз, однако они расположены слишком низко для того, чтобы...
— Семен Павлович, я что-то не врубаюсь, — честно признался Никита, — все никак не дойдет.
Судмедэксперт опустился на корточки.
— Тот, кто расправился с Антиповым столь необычным способом, коллеги, и дальше вел себя не совсем адекватно. — Очки Палыча остро блеснули на солнце. — Возможно, все происходило так: некто сидел вот тут возле трупа, зачерпывал кровь, вытекающую из раны, пригоршней и...
Колосов переглянулся со следователем.
— Вы нам байку про вампира никак желаете рассказать, Семен Павлович? — устало усмехнулся тот.
— Я не утверждаю, что кто-то употреблял внутрь, пил кровь, вытекшую из раны на горле потерпевшего, — невозмутимо парировал эксперт. — Я всего лишь делаю предположение о весьма необычных манипуляциях с нею: некто, возможно, сидел над трупом либо, вот как я сейчас, на корточках, либо опускался на четвереньки и, зачерпывая ладонью кровь, намеренно, я повторяю, намеренно выплескивал ее сюда, сюда и вот сюда.
— Зачем? — искренне удивился Колосов.
— Вы это у меня спрашиваете? — Бровки Палыча ,поползли вверх. — Словом, все это мои предположения, возможно, я и ошибаюсь.
«Черта с два ты ошибаешься», — Колосову внезапно стало жарко. Солнце начинало заметно припекать. Середина мая выдалась необычно теплой. Многие сулили холода: дуб еще не распускался, черемуха только-только отцвела. Однако начальник отдела убийств в народные приметы, как и во всякую мистику, верил слабо.
Остаток времени до оперативки у начальства, проведенный на месте происшествия, был заполнен обычной оперативно-следственной суетой: выделялись сотрудники для отработки дачного поселка, опроса жителей, согласовывался план поисковых мероприятий, о которых надо было докладывать руководству, назначались ответственные за проверки каждой отдельной версии по делу. Делались попытки применить служебно-разыскную собаку, но псина отчего-то след наотрез брать отказалась, только жалобно скулила. Кто их, собак, разберет!
Колосов выполнял свои начальственные функции как автомат: за добрую чертову дюжину лет работы в розыске весь этот официоз от зубов отекакивал. Бессонная ночь давала себя знать. Посторонние мысли терзали только две: эх, гуд бай теперь отпуск. Что ж, сам напросился. А на инициативных у нас, как и везде, воду возят. И — самая горькая: это ж надо, какое задержание упустить, какая филигранная работа коту под хвост!
И-эх, опоздали!
Несмотря на малолюдный пока еще дачный «несезон», за забором собралась кучка любопытных граждан. Понятых для осмотра искали по всему поселку — сначала никто идти не хотел, а теперь, поди ж ты, набежали. С местными беседовали оперативники Раздольского отдела и участковый. По их унылым лицам Колосов понял: все туфта, ни крупицы полезной информации.
— С нами сила крестная... Оборони бог, оборони бог...
Он вышел за калитку. Со стороны улицы к забору плотно прижала лицо сгорбленная женщина в рваной телогрейке, ботах и завинченном на голове в какой-то немыслимый грязный тюрбан шерстяном платке. Он потянул носом: шибануло смрадом немытого тела и табака.
— Оборони бог, оборони, — бормотала эта оборванка. Тусклые глаза ее были устремлены на садовую дорожку, по которой двое патрульных ППС несли на носилках к подогнанной к воротам «Скорой» тело Гранта. — В лесу, в чаще обернется-перевернется... Смерть, всему смерть... Глаза как уголья, у-у-у... Их в ночи — видеть не моги... Беги, не то загрызет...
— Что за чучело? — тихо осведомился Колосов у участкового. — Бомжиха?
Тот украдкой крутанул у виска пальцем.
— Это Серафима наша Остроухова, Синеглазка Сима. Ее тут все так зовут — и в Мебельном поселке, и здесь. Тронутая, — пояснил он. — Прежде просто запойная была с приветом. У винного все на Мебельном сшивалась. Сколько я ее гонял! Но тогда хоть что-то соображала еще, а теперь... Это градусы в ней, товарищ майор, прогрессируют. Чушь какую-то бормочет, не поймешь ее. Надо бы в приемник- распределитель, а кто ее такую туда возьмет, а насчет психушки... Да у нас в районе ЛТП и тот закрыли — денег ни на что нет. А эту полоумную пьяницу...
— Не бреши, не бреши, Евгеньич, не вводи начальника в заблуждение насчет чего не знаешь — не с водки Серафима помешалась, со страху. — Колосов с удивлением глянул на вынырнувшую из толпы зевак и бесцеремонно вмешавшуюся в разговор, который она явно подслушала, опрятную старушку в цветастом байковом халате и калошах. — Вот участкового бог послал, не переврамши не расскажет ничего!
Колосов кисло глянул на старую ябеду: сейчас жаловаться начнет, что участковый на ее «сигналы» не реагирует. Но старуха заговорила о другом:
— Со страху Серафима помешалась, — повторила она уверенно. — Убей бог. И доктор так сказал в больнице. В ум ей что-то вступило такое. А дело-то было в аккурат после яблочного Спаса. Напугал ее кто- то. Вот и замутилась она. Мы уж с соседками тут к ней приступали: может, стряслось что, может, по-женски кто на большой дороге обидел. Скажи, мол.
Молчит все. Глаза такие вот дикие, да бормочет себе. И смерть все поминает, — старуха истово перекрестилась.
Колосов покосился на Синеглазку Симу. Бомжиха так и не отошла от забора. Блеклые губы ее монотонно двигались, словно она пережевывала жвачку.
Никита поспешил к машине: день только начинается, а работы хоть отбавляй. Впоследствии он не раз размышлял над тем, отчего это за бестолочной суетой мы порой совершенно не обращаем внимания на то, что действительно важно и существенно для дела? И виновато, увы, в нашей нерадивости не равнодушие, не халатность, а просто НЕЗНАНИЕ.
Судьба порой являет нам прямые намеки, но не дает до поры самого основного — ключа, чтобы их правильно истолковать.
Глава 4
КЛАН
— Прискорбно сознавать, но в последнее время, дорогие мои друзья, мы встречаемся с вами в основном по таким вот печальным поводам. Вот и еще одна утрата, великая потеря, не постесняюсь этого слова, — невосполнимая, роковая для нашей многострадальной культуры, брошенной сейчас на произвол...
Катя вздохнула украдкой: она не любила путаных траурных речей. Тем более в такой солнечный и светлый майский денек. Не любила она и похорон, и кладбищ, и трагических маршей, и слез, и отверстых могил, куда с тихим стуком опускают гробы, и влажной кладбищенской земли, которую надо бросать туда, вниз, на глянцево-дубовую крышку...
Было на свете еще много всего, чего она не любила, но все эти «нелюбви» и антипатии приходилось переживать про себя, потому что их открытое проявление означало бы прямое неуважение и дерзость. К кому? К тем людям, которые...
Сюда, на Ваганьково, на похороны Кирилла Арсентьевича Базарова она пришла исключительно ради Вадима Кравченко. Он предупредил ее: «Лучше, если мы будем там вместе, как настоящая семейная пара. Отец очень просил...» И улыбнулся. Катю покоробила эта неуместная и самодовольная улыбка собственника. Веселиться, упоминая о похоронах!
Нет, Вадька, несмотря на весь свой внешний лоск, ты все же дурно воспитан. И жутко самонадеян. Катю порой изумляло до глубины души: ну почему они, такие разные, и столько лет вместе с Вадькой? Ведь по сути — они действительно «семейная пара», только вот...
Кравченко, как и Сергея Мещерского, Катя знала, как ей иногда казалось, миллион лет. Так уж получилось, что они всегда были с ней. Стоило лишь снять трубку и набрать номер. То, что они были закадычными друзьями еще со времен учебы в Институте Азии и Африки им. Лумумбы, с одной стороны, очень ей нравилось, а с другой — раздражало и даже порой злило. Столь противоположные чувства испытывала она к этой дружбе оттого, что...
Вот, например, два года назад она совсем было уж решилась сделать свой выбор — Мещерский в
