пригорелым жиром с кухни и почему-то кошками. Габриэла снова почувствовала себя одинокой — столь разительным был контраст с безупречным монастырским порядком, где каждый день мылись полы, а краска на стенах и штукатурка постоянно подновлялись.
Пока Габриэла осматривалась, из боковой двери выглянула пожилая женщина в очках с толстыми линзами, одетая в домашний байковый халат и тапочки. Ее седые волосы были собраны на затылке в тугой пучок.
— Что вам угодно? — спросила она с сильным акцентом, который Габриэла сразу же определила как чешский или польский.
— Я… Скажите, у вас сдаются комнаты? Я прочла в газете объявление и пришла…
— Может, и сдаются. — Женщина смерила Габриэлу подозрительным взглядом. У нее действительно была свободная комната, которую она уже давно не могла сдать, однако к выбору постояльцев мадам Босличкова подходила весьма и весьма строго. Проститутки, наркоманы, пьяницы и прочая шантрапа были ей совершенно не нужны. Правда, эта девица не была похожа на проститутку или скандалистку, но уж больно молодо она выглядела, да и одета бедновато. «Быть может, она просто сбежала от родителей?» — подумала мадам Босличкова. Если девчонка окажется несовершеннолетней, значит, рано или поздно в пансионе появится полиция. Кому же это понравится? Мадам Босличкова считала свой пансион достаточно респектабельным и старалась сдавать комнаты людям пожилым, которые аккуратно вносили плату, не водили женщин, не напивались, не буянили, не курили и не готовили в комнатах, не включали музыку на всю катушку в любое время дня и ночи. Проблемы с ними начинались, только когда кто-то из пожилых постояльцев заболевал или умирал, но это случалось не так уж часто. Разумеется, мадам Босличкова допускала, что среди молодежи тоже попадаются приличные люди, но предпочитала не рисковать.
— У вас есть работа, мисс? — осведомилась хозяйка.
— Нет… Пока нет. — Габриэла смущенно потупилась. — Я как раз ищу место, и мне надо где-то остановиться.
— Вот найдешь работу, тогда и приходи, — несколько грубовато отрезала мадам Босличкова. Девчонка вовсе не была похожа на дочку богатых родителей, которые стали бы вносить за нее плату. Мадам Босличкова, что вполне естественно, очень не любила тех, кто задерживал плату за комнату. — Кстати, откуда ты? — спросила мадам Босличкова, несколько смягчаясь.
Габриэла видела, что хозяйка ей не доверяет, и, откровенно говоря, не могла ее винить. Она не знала, как объяснить ей то, что у нее нет ни дома, ни работы, словно ее только что выпустили из тюрьмы. Ужасное черное платье тоже не могло внушить хозяйке доверия.
— Я из Бостона, — сказала она первое, что пришло в голову. — И только сегодня приехала в Нью- Йорк.
Мадам Босличкова кивнула. С каждой минутой она почему-то все больше и больше верила этой странной худой девушке с пронзительными голубыми глазами.
— И какую работу ты хотела бы?
— Какую-нибудь, — честно ответила Габриэла. — Что-нибудь не слишком сложное…
— Здесь, на Второй авеню, много небольших ресторанчиков. А на Восемьдесят шестой улице полным- полно немецких закусочных. Думаю, там ты обязательно на что-нибудь наткнешься… на первое время, — посоветовала мадам Босличкова, которой стало очень жаль Габриэлу. Она нисколько не походила на наркоманку, хотя и выглядела изможденной и бледной, словно после тяжелой болезни. В том, как она держалась и как разговаривала, было что-то настолько подкупающее и располагающее к себе, что мадам Босличкова сдалась.
— У меня есть маленькая комнатка на верхнем этаже. Можешь на нее взглянуть… Впрочем, ничего особенного. Ванная одна на три комнаты; ею придется пользоваться по очереди с другими постояльцами.
— Сколько?.. — с тревогой спросила Габриэла, подумав о своих более чем скромных средствах.
— Триста долларов в месяц, без питания. Готовить в комнате не разрешается — никаких кипятильников, электрокастрюль и прочего! Обедать и ужинать можно в городе, я разрешаю приносить домой только гамбургеры, пиццу и тому подобное.
Впрочем, мадам Босличкова понимала, что с Габриэлой этих проблем не будет. Она выглядела так, словно питалась одним святым духом.
— Так будешь смотреть комнату?
— Да, пожалуйста, если вам не трудно, — ответила Габриэла, и мадам Босличкова снова отметила про себя, как вежлива и как хорошо воспитана эта странная девушка. Современная молодежь, как успела заметить хозяйка, редко бывала почтительна, и к тому же молодые люди то и дело вставляли в речь всякие жаргонные словечки… За все двадцать лет, что мадам Босличкова сдавала комнаты, у нее в пансионе не было ни одного хиппи, и она искренне этим гордилась.
По пути на верхний, четвертый, этаж хозяйка спросила у Габриэлы, любит ли она кошек. Мадам держала их целых девять штук, чем и объяснялся сильный запах в вестибюле. Габриэла ответила, что не имеет ничего против этих грациозных и милых животных. У нее самой была знакомая кошка — белая в рыжих пятнах плутовка, которую она подкармливала объедками с монастырской кухни, а та в благодарность ловила в кладовке мышей или сидела неподалеку, пока Габриэла работала в огороде.
Но к тому времени, когда они поднялись на четвертый этаж, Габриэла напрочь забыла про кошек. Полноватая мадам Босличкова лишь слегка запыхалась, а у Габриэлы подкашивались ноги, в глазах темнело, а кровь оглушительно стучала в висках. Она еле одолела восемь лестничных пролетов и была принуждена остановиться на верхней площадке, чтобы отдышаться. Перед выпиской врач предупредил ее, что она должна была избегать физических нагрузок, в особенности — лестниц и поднятия тяжестей. Это грозило Габриэле новым кровотечением, а в ее положении каждая потерянная капля крови могла стоить ей жизни.
— Эй, с вами все в порядке, мисс? — спросила мадам Босличкова, слегка встряхивая ее за плечо. Если внизу Габриэла была просто бледной, то сейчас ее кожа приобрела нездоровый зеленоватый оттенок.
— Да, благодарю вас… — Габриэла слабо улыбнулась и открыла глаза. — Дело в том, что я недавно болела и еще не оправилась окончательно.
— Да, в наше время приходится быть осторожным, один гонконгский грипп чего стоит! Достаточно только запустить болезнь, и, — готово воспаление легких, бронхит и прочее… Кстати, у тебя не было кашля? — озабоченно спросила мадам Босличкова, неожиданно подумав о том, что Габриэла, не дай бог, больна туберкулезом.
— Нет, я не кашляла. У меня был острый аппендицит, — успокоила Габриэла хозяйку, вспомнив выдуманную матушкой Григорией легенду. Хозяйка была чем-то неуловимо похожа на настоятельницу, хотя внешне они были совершенно разными. Должно быть, все дело в ощущении тепла и уюта, которыми так и веяло от старенького халата и меховых шлепанцев мадам Босличковой.
Между тем хозяйка достала из кармана ключи и отворила перед Габриэлой дверь комнаты, которую обещала показать. До Габриэлы здесь жила одинокая старушка из Варшавы; она умерла прошлой зимой, и с тех пор комната стояла свободной. В ней действительно не было ничего примечательного, если не считать того, что из окна был виден кусочек Ист-Ривер. Комната была маленькой, в ней едва уместились письменный стол с парой пустых книжных полок над ним, стул с прямой спинкой, узкая односпальная кровать и старинный деревянный шифоньер с зеркальной дверью. Пол был застелен протертым чуть не до основы ковром, жалюзи на окнах облезли и разболтались, занавески были трачены молью, а с потолка свешивалась тусклая лампочка в пыльном абажуре из кокетливой розовой пластмассы.
При виде этого убожества даже у Габриэлы, привыкшей к спартанской обстановке монастырских дортуаров, изменилось лицо, и мадам Босличкова забеспокоилась.
— Я, пожалуй, уступлю долларов пятьдесят, — сказала она, гордясь своей щедростью. Ей очень хотелось поскорее сдать эту комнату, которая приносила одни убытки.
— Хорошо, я согласна, — без колебаний ответила Габриэла. Комната ей не понравилась — она была слишком унылой, да и запах здесь стоял нежилой, однако сил больше не было. Подъем на четвертый этаж так утомил ее, что Габриэле захотелось поскорее прилечь. Перед завтрашними поисками работы ей необходимо было набраться сил. И все же сама мысль о том, что отныне эта грязная и пыльная комната будет ее домом, едва не заставила Габриэлу разрыдаться.
