по характеристикам.
Знатоки впали в задумчивость. Что силуэт крейсера мог быть изменен с помощью известных и тогда средств маскировки – тут загадки не было. О настоящей его скорости вопросов тоже не возникало. Судя по показаниям офицеров пострадавших кораблей, она была высокой, а уж двадцать пять он развивал узлов или двадцать семь – судить невозможно. Да и необязательно.
Существенным и необъяснимым оставался вопрос артиллерийский. Здесь никуда не денешься, ничего не утаишь и не приукрасишь. О дальнобойности и темпе огня еще можно дискутировать, кое-что списать на излишнюю впечатлительность очевидцев. А вот с точностью огня что делать? Эксперты облазили поставленные в док крейсера от киля до клотика, считая пробоины, измеряя их размеры, составляя схемы углов встречи, типа разрушений, бронебойности и заброневого действия вражеских снарядов. Определили калибр, удивительный по тем временам, в иных флотах не встречающийся. Выяснили, что мощность используемой взрывчатки намного превосходит пироксилин и мелинит. Фугасное действие 130-мм снаряда оказалось сильнее, чем стандартного восьмидюймового!
Этим и объяснялось то, что серия попаданий в кормовые оконечности и подводные взрывы в непосредственной близости от ахтерштевней вызвали фатальные повреждения рулей и винтов – скручивание и изломы баллеров,[89] отрыв лопастей, деформации дейдвудных валов. Но самое непонятное и страшное – зона попаданий нескольких десятков снарядов даже не приблизилась к мидельшпангоуту. Все ложились будто в заранее нарисованную мишень. Здесь самые квалифицированные специалисты разводили руками. Нет на свете и быть не может пушек, стреляющих на десять миль с точностью снайперской винтовки! Обыкновенный закон рассеивания заставил бы минимум половину снарядов лечь по всей протяженности корпусов.
Положение складывалось такое же, как если бы в конце двадцатого века инженерам НАСА и Советского КБ Королева показали летящий над Землей фотонный звездолет, хотя бы типа «Хиус». И предложили прояснить ситуацию. Инженеры сталинских «шарашек» в целях выживания скорее всего что-нибудь придумали бы, а «вольные» – вряд ли.
Но инженеры – одно, политики – другое. Политикам науки – до одного места. Парламентарием или министром можно стать и с двумя классами образования, что имеет свои преимущества. Ученик скорняка Каганович железнодорожных институтов не кончал, но когда Сталин приказал ему в сорок первом году решить проблему перевозки эвакуируемых заводов на Восток, а войск – на Запад, пользуясь единственной колеей и примитивным подвижным составом, решил ее с блеском.
Здесь и вмешалась Сильвия, которой сделанный друзьями «заход с козыря» показался интересным, сулящим много увлекательных перспектив.
По одному из
Что-то подобное могло быть выстроено и на верфях города Николаева на Черном море. Броненосцы там получались очень неплохие, и несколько эллингов было занято как раз крейсерами.
Следующая дезинформация пошла из Южной Америки. На Бразильских и Аргентинских вервях тоже недавно спускали на воду легкие крейсера, проданные неизвестно кому. Почему не эти? Уровень развития промышленности позволял, а какие там инженеры воплощали свои передовые идеи – когда еще узнаешь? Не завтра и не через неделю.
Самые активные добровольцы-помощники оказались в САСШ. Там и народу побольше, и всевозможных верфей и заводов на Восточном и Западном побережьях столько, что выяснить, чем на них занимаются, – и то много времени уйдет, особенно имея в виду, что американцы – досужие до всяких новомодных изобретений. У них, говорят, какие-то братья Райт летательный аппарат тяжелее воздуха почти построили.
И все беспорядочно поступающие сведения необходимо проверять, используя несовершенные методики военно-промышленного шпионажа девятнадцатого века.
Здесь еще не сталкивались с хорошо отработанной в конце двадцатого тактикой – перегружать каналы информации противника сведениями правдоподобными, но ложными, в расчете что в общем потоке затеряются истинные. И много прочих методов в арсенале умных людей имеются, чтобы обманывать других умных, но не тому обученных. Поступает «куда надо» пакет с путаной текстовой информацией и фотографиями не очень качественными (так ведь из-под полы снимали, примитивной камерой), и одновременно другой «источник» докладывает нечто совсем другое. Устроить же очную ставку для выяснения истины – невозможно. Один агент внезапно заболевает – желтой лихорадкой, например. Другой чересчур засекречен, чтобы вызывать его для объяснений. Кроме телеграфа, иной связи нет, посылать штатного сотрудника для перепроверки – месяц дороги в оба конца. Значит – пользуйся тем, что имеешь!
В такой примерно ситуации оказался Сталин и его Генеральный штаб перед началом Великой Отечественной войны. Сообщений о предстоящем нападении Германии масса, а что с ними делать? Где правда, а где провокация – поди разбери!
Вопрос с крейсером британское адмиралтейство так и не решило, но сумело узнать, что новые французские пушки на сто кабельтов теоретически стрелять могут. Правда – других калибров. Шести дюймов и больше. Стотридцатки там даже не проектировали. Самое близкое – сто тридцать восемь, но характеристики совсем другие. И снова новая головная боль – кто их мог изобрести, заказать, изготовить, купить, кто прицелы поставить? «Карл Цейс», не иначе, и опять начиналась прежняя карусель неразрешимых вопросов.
Нашелся знаток в чине коммандера, в юности прочитавший «Пятьсот миллионов бегумы» Жюля Верна, где описывался построенный сумасшедшим немцем в дебрях Африки город Штальштадт, производящий чудовищные пушки и непостижимой мощи боеприпасы к ним. Офицера высмеяли, но тихий человек в штатском сделал пометку в блокноте. Если нет разумных версий, пригодятся и безумные. Доказали бы инженеры, что случившийся бой – пьяный бред командиров и экипажей, – один разговор. А когда сам полазил в воняющих взрывчаткой и протухшей водой отсеках, продираясь сквозь завалы рваной стали, – для скептицизма мало оснований.
По известному принципу – отсекать лишнее, англичане решили, что независимо от деталей, которые, когда нужно, всплывут сами собой, врагами следует считать русских, немцев и французов. Ни у кого другого просто не хватило бы технических возможностей и политической воли, чтобы бросить вызов «владычице морей». Такое решение нарушало вековые принципы противопоставления континентальных держав друг другу в рассуждении «игры на противоречиях», но сейчас иного выхода просто не было.
Послы, разумеется, продолжали плести свою паутину, задабривая Россию и обещая ей поддержку против германской экспансии на Ближнем Востоке, предлагая Франции займы в обмен на разрыв франко- русского союза, Германии – новые колонии в Африке за счет буров и условно независимых территорий кафров и бечуанов. Но все это было просто так – инерция прежнего «высокого стиля».
Британия после первого за пятьдесят лет поражения на суше и за сто с лишним – на море вдруг ощутила зябкий холодок за воротником джентльменского сюртука. Что-то меняется в мире, и так меняется, что адекватный ответ придумать не удается.
Империя по-прежнему была могуча, сто тысяч солдат она намеревалась переправить в Южную Африку из Метрополии, еще столько же – из Индии и Доминионов, раздавить наглых инсургентов, а внутренней убежденности у ее вождей уже не было.
Неужели же причиной всему – маленький крейсер, окрашенный в необычные для морских держав цвета, зеленовато-голубые?
Среди адмиралов флота, убежденных в своем безграничном превосходстве над иностранными коллегами, иногда попадались умные люди. Способные сообразить, что абсолютного превосходства не бывает в принципе. И приказ, требующий вывести в море гигантский флот, все крейсера и больше половины
