– Наталь очистили полностью, собираюсь переходить в Дурбан, там стоянка лучше. На юге буры движутся к Кейптауну. Сильвия в Лондоне готовит почву для мирных переговоров. Все живы и здоровы. О себе скажи. Когда обратно?
Вдаваться в подробности Олег не хотел.
– Работаем по плану. Получится, как думаем, – через пару дней поедем. Начнем движение – сообщим. Всем привет.
– Взаимно. Что-нибудь нашли?
– Больше, чем хотелось. Подробности письмом.
– Ждем-с. Имейте в виду – все железные дороги севернее Де Ара – свободны. Выходите к путям по кратчайшему… По первому требованию классный вагон в любую точку подадим.
– Спасибо, обязательно воспользуемся. До связи…
– Ну вот, товарищей успокоил, – словами анекдота, но без улыбки сказал Левашов. – В общем, у наших все в норме. Англичан сделали по полной. Как я успел понять – дело идет к миру на бурских условиях.
– Эх, черт, жаль! – Новиков ударил кулаком по раскрытой ладони. – Прозевали мы. Я думал – управимся. А тут и англичане раньше начали, и мы застряли, как скорпионы в янтаре. Эффектную, наверное, войну прозевали!
Новиков чувствовал себя и выглядел как болельщик, пропустивший трансляцию финала чемпионата мира по хоккею.
– Да успокойся ты! – прикрикнула на него Ирина. – Войну прозевал, несчастненький. Наркоман законченный! Сначала сам ноги отсюда унеси, а войну тебе потом в кино покажут…
– Кто б там ее снимал, – с разгону ответил Андрей и осекся. Да, неловко получилось. При Левашове. Действительно, у каждого по горю, да не поровну. Кому похлебка жидка, кому жемчуг мелок.
– А вы бы скатерку расстелили, приборы расставили, чем старшим по званию замечания делать, – огрызнулся Новиков, переводя ситуацию в другую плоскость. – Разговорились тут… Правильно Олег сказал – всем на Кавказ нужно ехать. Вам, мадам, в особенности!
Он посмотрел на Ирину бешеными глазами. Мало ему других забот, чтобы еще и с ней препираться. Могла бы и промолчать, словно не видит, в каком он
Робот, дважды пальнув из двустволки дробью-четверкой, принес трех фазанов, мгновенно их ощипал и установил жариться на вертеле, начинив местными травами и привезенными с собой специями.
Запах пошел чудесный. Только аппетита ни у кого не было. Разве что у Анны.
Новиков машинально посмотрел на часы, и тут же, в пределах оборота секундной стрелки, между костром и ближним фургоном возник и сразу исчез радужный пузырь, неотличимый от мыльного, только больше, намного больше.
Вспыхнул и исчез, оставив вместо себя Ларису.
Она сидела на траве по-японски, на коленях, опираясь ягодицами на пятки и руками в землю перед собой. Взгляд был – пустой.
Левашов дернулся ей навстречу, а Новиков осадил его изо всех сил, рванув назад за предплечье.
– Молчать! На месте! – Так он ощутил задачу своего положения. Силы в пальцах у Андрея хватило бы для парализации локтевого нервного сплетения. А где нажимать – он давно знал.
Олег обмяк, не от боли. Сообразил, что товарищ лучше знает, что делает.
Лариса осмотрелась, несколько раз глубоко вздохнула, поднялась во весь рост.
– Ребята, это правда вы? Я вернулась, я с вами?
Андрей увидел, как ее руки скользнули вдоль швов джинсов, наткнулись на пустые кобуры.
– Отобрали. – На лице с потеками слез, хорошо видными на пыльных щеках, появилось выражение обиды. – Но у меня еще есть… – Лариса сунула ладонь под рубашку, достала маленький «вальтер».
Никто не успел заметить броска Ирины. Снизу вверх, на три с лишним метра она метнулась, подобно кобре, и пистолет оказался в ее руке.
– Теперь совсем хорошо, – сказала она, сдвигая флажок предохранителя вниз, чтобы он закрыл красную точку, и пряча оружие за голенище. – Успокойся, ты дома. Меня узнаешь? Дыши глубоко, носом. Андрей, подай коньяку.
Левашов снова хотел подойти к ней, и опять Новиков его удержал:
– Сиди! Не сейчас!
Ирина с Анной под руки отвели Ларису в фургон, уложили на мягкую постель, укрыли верблюжьим одеялом. Ночь будет холодная. Здесь перепады температуры достигали тридцати градусов Цельсия, иногда и больше.
– Девчонки, как же… Я ведь выдержала? Нет-нет, я теперь в порядке, – отмахнулась она, когда Ирина пристегивала ей на руку гомеостат. – Страшно было, ой, как страшно…
У Ларисы и под одеялом постукивали зубы, хотя экран показывал, что физически она действительно здорова.
– Сигарету дайте, мои все там остались. И еще коньяку… Вы представьте – сутки прошли! Никого из вас увидеть не надеялась – и вот оно…
«Сутки, – подумала Ирина. – Хроноклазмы продолжаются. Для нее сутки, для нас четыре часа. На сколько же Шульгин с Удолиным застрять могут?» Но не сказала ничего.
Лариса села, из рук Ирины отпила несколько глотков, у нее же приняла раскуренную сигарету. Лицо порозовело, пальцы перестали дрожать.
– Теперь давай, поспи, мы рядом ляжем. – Анна, не такая жесткая, как Ирина, в душе Ларису недолюбливавшая, погладила по-прежнему находящуюся в полушоковом состоянии подругу по волосам, щеке, шее. Начала расстегивать свою рубашку и ремень брюк. Оставшись только в трикотажных трусиках, пристроилась возле Ларисы, прижимаясь к ней гибким горячим телом.
Со своих детских лет, почти совпадающих с нынешними (Анин год рождения – тысяча девятьсот третий), она, проведя пять лет в пансионате сравнительно благородных девиц, знала, что, если очень страшно, нужно лечь рядом с девочкой с соседней койки и с головой укрыться одеялом. Кто не видел дортуаров[104] с потолками высотой шесть метров и длинной – сто, освещенных ночью единственной керосиновой лампой, да когда осенний ветер завывает в трубах и голые ветки скребут по оконным стеклам, ее не поймет.
Но у Ларисы ее порыв вызвал совсем другое впечатление.
– Только без этого! Отодвинься!
Анна не поняла, зато поняла Ирина.
– Успокойся! Ты что вообразила? Не обижай девчонку! Хочешь, еще налью? Выпей и спи, утром поговорим.
– Нет, утро что? До утра дожить надо.
Ирина поняла, что Ларисе необходимо выговориться. Ну, так и пусть.
Снова начался дождь. Не ливень пока еще, но вполне приличный. Крупные капли сначала барабанили по тенту порознь, потом их шлепки слились в сплошной гулкий шум. Хорошо, что ни сверху не промочит, ни под задний фартук не захлестнет. Зато как уютно! На верхней балке висел электрический фонарь, внешне похожий на «Летучую мышь»,[105] распространяющий неяркий свет.
– Вы же меня не поймете. Как вам меня понять?
– Лариса, – сказала Ирина, в то время как Анна, оскорбленная в лучших чувствах, перебиралась на соседнюю койку, – не валяй дурака.
Она вспомнила подобные выходки этой девушки, еще когда ее первый раз, в восемьдесят четвертом, пригласили на Валгаллу, отмечать завершение постройки Форта. Там тоже юная красавица с комплексами пыталась доказать
– Я же вижу, ты в порядке. Давай, рассказывай!
Лариса вскочила, откинула задний полог тента. Дождь лил сплошной стеной. Подслушивать было
