– Это нас не касается. Пока не покрасите – обо­рудования не будет.

И вдруг из глубины комнаты раздался голос Коро­лева:

– Зачем вам малярка? Ваше оборудование можно под открытым небом ставить!

– А вы, товарищ, помолчите, – оборвал Королева представитель, – раз вы ничего не понимаете в нашем оборудовании, нечего вмешиваться…

– Спокойно, спокойно, товарищи, – Шубников встал, – у нас не принято спорить повышенным тоном. И вам, – обратился он к Королеву, – действительно вмешиваться не надо. Через два дня все оборудование должно быть, это приказ. Иначе я позвоню вашему ми­нистру и предупрежу его о нарушении сроков поставки оборудования…

После «проработки» Королев и Шубников долго хо­хотали.

– Не выдержал – сорвался, – оправдывался Сер­гей Павлович, – терпеть не могу очковтирателей. Но даю вам слово, больше таких представителей на ва­ших «проработках» не будет.

– Да и сам я еле сдержался, – сказал Шубни­ков, – но я уже заметил, что спокойный тон и выдерж­ка подчас лучше действуют.

– Понимаю, но у меня характер другой, – заметил Королев.

Они были очень разные люди – Главный конструк­тор и главный строитель Байконура. Но они были сорат­никами, и это соединило их судьбы.

Они вместе провожали первый искусственный спут­ник Земли. Рядом с С. П. Королевым был на стартовой площадке и Г. М. Шубников, когда уходил в космос Юрий Гагарин.

Летом 1965 года Шубников тяжело заболел. Он ослеп. Один из его друзей вспоминает:

«Когда мы с Сергеем Павловичем Королевым вошли в палату, Георгий Максимович узнал Главного конструк­тора по шагам. – Это вы, Сергей Павлович?

Они обнялись. И я увидел, что глаза Королева на­полнились слезами… Потом я вышел, оставил их вдвоем…»

Строители часто приезжают на Байконур. Радуются, что улицы города носят их имена, – значит, помнят здесь о первых строителях. Но больше всего они гордятся тем, что стартовый комплекс рассчитывался на 25 пусков, а теперь их число измеряется сотнями, а по-прежнему прочно стоят пилоны и фундаменты этого удивитель­ного сооружения… Первого в мире!

– Прекрасный железный цветок, – сказал о стар­товом комплексе Алексей Леонов. – Сколько же фан­ тазии, изобретательности потребовалось, чтобы он по­явился! Да и ракета и корабль, все, что связано с кос­мосом. Наша паука создала совсем иной мир техники, которой не существовало на планете.

Почетные строители Байконура, которых судьба раз­бросала по разным уголкам нашей страны, встречаются часто. А когда бывают в Москве, поднимаются на Ле­нинские горы, к университету, откуда начался путь мно­гих из них к Байконуру. И они всегда с волнением вспо­минают май 57-го года, когда впервые на стартовом комплексе они увидели силуэт мощной ракеты…

1 мая курсант Юрий Гагарин был в увольнении. Вместе с Валентиной ходил в кино, гуляли. Вечером со­брались у родителей Валентины за праздничным столом.

Пожениться они решили еще в марте. На день рож­дения девушка подарила свою фотографию, на обрат­ной стороне сделала надпись: «Юра, помни, что кузнецы нашего счастья – это мы сами. Перед судьбой не склоняй головы. Помни, что ожидание – это большое искусство. Храни это чувство до самой счастливой мину­ты. 9 марта 1957 года. Валя».

В техникуме еще можно было раздваиваться – меч­тать о полетах и о работе литейщика. Но первая страсть все-таки победила: Юрий Гагарин решает стать военным летчиком.

В Оренбурге он и познакохмился с Валентиной.

«Он пригласил меня танцевать, – вспоминает Вален­тина Гагарина. – Вел легко, уверенно и сыпал беско­нечными вопросами: «Как вас зовут? Откуда вы? Учи­тесь или работаете? Часто ли бываете на вечерах в училище? Нравится ли танго?..» Потом был второй та­нец, третий… Позднее, когда я лучше узнала Юру, мне стало ясно, что это одно из самых примечательных свойств его характера. Он легко и свободно сходился с людьми, быстро осваивался в любой обстановке, и, ка­кое бы общество ни собралось, он сразу же становится в нем своим, чувствовал себя как рыба в воде. В ту по­ру нам было еще по двадцать. Далеко идущих планов мы не строили, чувства свои скрывали, немного стесня­лись друг друга. Сказать, что я полюбила его сразу, значит, сказать неправду. Внешне он не выделялся сре­ди других. Но сразу я поняла, что этот человек если уж станет другом, то станет на всю жизнь».

Первомайские праздники они встречали вместе в се­мье Валентины…

До старта первого человека в космос оставалось 3 го­да 11 месяцев и 18 дней.

ОКТЯБРЬ 1957

А у курсанта Юрия Гагарина – неприятность. На за­чете по теории авиационных двигателей он получил тройку.

«Пять дней провел за учебниками, – вспоминал Юрий Алексеевич, – никуда не выходил из училища и на шестой день отправился на пересдачу зачета. Препо­даватель спрашивал много и строго. Обыкновенно при повторном экзамене выше четверки не ставят. На этот раз неписаное правило было нарушено, и мне поставили «пять». На душе стало легче».

В октябре 1957 года он ждал присвоения офицерско­го звания.

Гагарин любил летать. Первое время при посадке бы­ло трудновато: рост все-таки невелик – ориентировать­ся трудно. И курсант Гагарин брал в пилотскую кабину специальную подушечку… Сколько нареканий было из-за этого самого роста! И первым над собой подшучивал сам Юрий.

О запуске спутника узнали на аэродроме – там кур­санты проводили целые дни, даже если не было полетов. Вечером в ленинской комнате долго спорили, как поле­тит в космос первый человек.

– Мы пробовали нарисовать будущий космический корабль, – рассказывал Юрий Гагарин. – Он виделся то ракетой, то шаром, то диском, то ромбом. Каждый дополнял этот карандашный набросок своими предпо­ ложениями, почерпнутыми из книг научных фантастов. А я, делая зарисовки этого корабля у себя в тетради, вновь почувствовал уже знакомое мне, какое-то болез­ненное и еще неосознанное томление, все ту же тягу в космос, о которой боялся признаться самому себе.

Этот рисунок Гагарина, к сожалению, не сохранился.

Королев шел чуть впереди, молчал.

– Традиция рождается, – заметил Пилюгин, – уже второй раз так провожаем ракету. Скоро хочешь не хо­чешь, а надо будет ночами разгуливать по степи…

Сергей Павлович не ответил. Даже не улыбнулся, а лишь кивнул, мол, наверное, так и будет. Свет прожек­торов, высвечивающий лицо Королева, спрятал морщи­ны, его усталые глаза, и из-за этого Главный конструк­тор казался моложе своих пятидесяти. Чувствовал Ко­ролев себя неважно, грипповал, но в эти месяцы он не имел права болеть. Много лет спустя Сергей Павлович признается: «Когда прошла команда «Подъем!», мне по­чудилось, что ракета качнулась. Такие секунды укорачи­вают жизнь конструктора на годы…»

За спиной Королева угадывались контуры носителя. Хотя и в монтажно-испытательном корпусе, в МИКе, ра­кета выглядела внушительно, но в ночной темноте она заслоняла небо, казалась гораздо больше. Королев ино­гда оборачивался, словно проверяя, здесь ли она еще?

Ракета и спутник. Пока они еще на Земле…

На последней проверке присутствовали члены Госу­дарственной комиссии. Спутник раскинул свои антенны, и по монтажно-испытательному корпусу разнеслось «бип-бип-бип-бип». Спутник «говорил» в полной тишине, и эти звуки, чистые и непривычные, почему-то удивили всех. Потом антенны были сложены, спутник пристыко­вали к носителю и спрятали под обтекателем. Теперь он там, в конце громады, медленно плывущей к стартовой площадке.

Этой ночью им можно было бы и не приезжать к МИКу. Стартовая команда справилась бы сама и без них – конструкторов, ученых, членов Госкомиссии. Да и что особенного в вывозе ракеты? Дело ясное. Но нет, не могли спать в эту ночь ни Королев, ни Пилюгин, ни Глушко, ни другие главные – никто. Идут по шпалам, провожают носитель со спутником к стартовой.

Королев шагает впереди. И теперь, когда минуло много лет с той ночи 3 октября, можно с уверенностью

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату