самым аэродромом с выпущенными шасси, но летчик, очевидно, уже понял, что посадить машину не сможет. Ан пополз вверх. Летчик начал второй заход.
Ан опять начал снижаться. Вот он уже над рекой, еще небольшой поворот и… Самолет словно останавливается на месте, замирает на мгновение и резко уходит вверх. Он проносится над Турой, покачивает крыльями и исчезает. Даже звука двигателей не слышно.
– Как призрак, – вдруг слышит Палло. Рядом стоит побледневший Комаров.
– Если бы не Ветров, стал бы призраком, – говорит Мангулов. – Внушительный аппарат, таких не ви дали здесь. Теперь у эвенков новые легенды появятся, они любят их сочинять… А мы выскочили шустро. – Мангулов рассмеялся. – Теперь и допариться можно без помехи.
Палло не ответил. Он застегнул куртку – мороз начал прибавлять – и, не оглядываясь, зашагал к зда нию аэропорта.
– Закрывай, таежный человек, свою парную. – Комаров протянул руку Мангулову. – Банька получилась отменной. Век не забуду. Прощай.
Мангулов растерянно глядел им вслед. Он взял пригоршню снега, хлестнул им по лицу. Иголки больно укололи кожу.
– Ночью до пятидесяти дотянет, – сказал он вслух, – завтра уже баню не прогреешь.
Мангулов взглянул на удаляющиеся фигуры Палло и Комарова, хотел окликнуть их, но раздумал. Постоял еще немного, а потом вернулся в баню. Топил ее на совесть, не пропадать же добру.
Никто не видел его усталым, измученным, опустошенным. Даже секретарь. Впрочем, не предупредив, она никогда не входила в кабинет.
В том гигантском ракетно-космическом механизме, в котором работали десятки заводов и институтов, испытательных полигонов и стартовых комплексов, не должно случиться ни единого сбоя, потому что до пуска Гагарина оставалось всего четыре месяца. Нет, пока даже он, Главный конструктор, не мог назвать точную дату, когда именно прозвучит ставшее потом таким знаменитым «поехали!». Четыре месяца? Пожалуй, в этот первый день нового, 1961 года, если бы кто-то сказал об этом сроке, он бы услышал категоричное: «Не фантазируйте! Работать необходимо, только работать!»
Надо было изготовить, испытать, запустить, проверить в реальном полете два корабля-спутника и не получить ни единого замечания. Два! И только потом третий, с человеком… Два корабля-спутника еще. «А группа Палло что-то там возится», – недовольно подумал Королев, хотя сразу же остановил себя: сам когда-то побывал в таких краях. Это не Подмосковье. К тому же, безусловно, Арвид делает все возможное…
На столе лежала телеграмма:
«Срочно нужен спирт. Нечем заправлять вертолет. Ни Красноярск, ни Туруханск не дают. Палло».
Королев улыбнулся. Вовремя пришла телеграмма. Как раз первого января.
Он представил, как сейчас снимет трубку и скажет насчет этого спирта, и наверняка уже завтра над ним будут подшучивать: «А Королев-то к празднику потребовал 200 литров спирта. Аппетит же у него…»
Странно, непохоже на Палло – он не сообщил, что спирт нужен для системы противообледенения. Неужели рассчитал, что Королев сам поймет, подумал о его прошлом? О тех самолетах, об авиации… Впрочем, наверняка так и есть. Вышли они из авиации, выросли с ней, и хоть сейчас другими машинами занимаются, а самолеты где-то рядом, и в памяти и в душе…
И не только у него. Ночью встречали Новый год, как обычно, в старой компании – только самые близкие друзья и соратники. Сели за стол за десять минут до двенадцати, подняли тост за минувший год. В общем- то, 60-й получился неплохим, хотя мог быть и лучше. А когда часы пробили полночь, встал Келдыш. Говорили о нем, что немногословен, суров, суховат. Но те, кого он считал друзьями, видели его иным – веселым, оживленным, разговорчивым. И не только на этих встречах в канун Нового года, по и на пусках.
– За космический год! – сказал Келдыш. – И за полет человека!
Они чокнулись бокалами с шампанским и замолчали. Разом все. Каждый представил, как это будет.
А потом завели музыку. Королев дважды станцевал с женой.
Постепенно, как это бывало и раньше, образовалось две группы. Мужчины начали «праздничное рабочее совещание», хотя каждый раз договаривались, садясь за стол, что сегодня ни слова о делах. Ну а жены – о своем. Они давно уже привыкли к этому сценарию праздничных вечеров. Изменить его было невозможно.
Королевы вернулись домой около трех. А в десять Сергей Павлович уехал на работу. В такие дни – вы ходные и праздники – он вызывал к себе тех, с кем в рабочие будни не удавалось встретиться, не хватало времени. Вот и сегодня должны приехать инструкторы космонавтов и один из ученых, который обязательно хотел побеседовать с Главным. Королев машинально назвал ему дату: «1 января», – а сейчас он подумал, что этот астроном из Тарту, наверное, провел новогоднюю ночь в поезде, и почувствовал себя виноватым перед человеком, которого он еще не видел.
Минутное сожаление так же незаметно ушло, как и раздражение от телеграммы Палло о спирте, хотя Сергей Павлович прекрасно понимал, что тот просит о необходимом. Просто время было неудачное.
Королев снял трубку прямого телефона и позвонил в Совет Министров. Он услышал знакомый голос. Его собеседник еще недавно работал у них в КБ.
– Мне нужна бочка спирту, – сказал Королев. – Надо отправить ее в Туру. Для вертолета.
– Хорошо, Сергей Павлович.
– И еще. Поднажми на смежников… И с Новым годом тебя!
Он еще раз взглянул на телеграмму.
«А Палло тоже из Эстонии, – подумал он. – Интересно, похож ли тот, из Тарту, на него?»
Он устало закрыл глаза. Недосыпание последних месяцев и минувшая ночь все-таки сказывались. Наверное, надо отдыхать. Ему уже не двадцать, когда двух-трех часов хватало для сна. И эта накопившаяся усталость рано или поздно скажется. Да и головная боль появляется все чаще, секретарь уже запаслась анальгином – нет-нет да и попросит.
Включили селектор.
– К вам товарищ Виллманн из Тарту и инструкторы, – доложила секретарь.
Королев встал, встряхнулся, словно сбрасывая с себя какой-то тяжкий груз, направился к двери. Он распахнул ее резко, вышел в приемную.
Его ждали трое. Одного – грузного, высокого мужчину – он раньше не встречал. «Виллманн», – поду мал Королев.
– Проходите, – пригласил он сразу всех и, обращаясь к секретарю, добавил: – Я переключу на вас телефоны. Соединяйте только в крайнем случае… И чай, пожалуйста.
Королев шагал по кабинету, молчал. Виллманн и инструкторы наблюдали за ним. Им казалось, что Главный забыл о них, думает о чем-то другом. Оба инженера, которые преподавали будущим космонавтам навигацию и конструкцию корабля, работали в КБ уже несколько лет, они знали, что в этом кабинете разговор обычно начинает хозяин. Виллманн же был немного удивлен такой встречей, он рассчитывал поговорить с Королевым с глазу на глаз. И об этом просил его по телефону.
– Пейте чай, – нарушил тишину Королев. – Простынет.
– Спасибо, – откликнулся Виллманн, – но я сейчас не хочу…
Королев удивленно взглянул на него. Виллманну показалось – осуждающе, и он сразу же добавил:
– Впрочем, я еще способен на один стакан…
Королев улыбнулся. Он заметил растерянность гостя, а поразило его другое: сильный акцент Виллманна. «Нет, это не Палло», – пришло ему в голову, и эта мысль расстроила Главного.
– Я не имею права вас заставлять, – резко сказал Сергей Павлович, – вы настаивали на встрече – я готов вас выслушать.
– Не знаю, можно ли говорить сейчас, – растерялся Виллманн. – Моя просьба касается закрытых проблем… Очень закрытых…
– Несекретными делами мы пока не занимаемся, – рассмеялся Королев, – но в этом кабинете можно говорить все. Вы недавно из армии?
– Как вы догадались? – удивился Виллманн. – Да, я перешел на научную работу, хотя начал ею за ниматься, когда был кадровым военным.
