смятение. Губернатор Тринидада дон Херонимо Фуэнтес-Террерос и Хирон, глава святой инквизиции дон Карлос Поло де ла Вега, алькальд капитан Себастьян де Кала и городской судья дон Кристобаль де Эррера со своими людьми и во главе взвода вооруженных ополченцев двинулись к причалу. Мать Каталины донья Марсела, плохо спавшая последние ночи в ожидании возвращения «Каталины», с радостно забившимся сердцем выбежала на улицу и засеменила, как могла, за мужчинами. Ее материнское чутье не подвело. Она первой увидела свою дочь, которая стояла у борта шхуны и размахивала, как победным флагом, большой цветастой кашемировой шалью. Все присутствовавшие замерли, когда наконец, обливаясь слезами радости, обнялись мать и дочь.
Де ла Крус попытался было самостоятельно сойти на причал по трапу, однако Медико уложил его на носилки, и матросы отнесли своего капитана в дом к Андрадэ. Дон Рикардо, который уже многие месяцы не поднимался с постели, в порыве восторга приподнялся на подушках, чтобы обласкать дочь. Вечером де ла Крус официально попросил у родителей руки Каталины.
В тот день в Тринидаде никто не работал. Губернатор объявил праздник в честь возвращения капитана де ла Круса и дочери дона Рикардо де Андрадэ. В церквах звонили колокола. Вечером на площадях в небо запускались ракеты.
Через неделю Франсиско Триста уходил на своей «Жемчужине» в поход к Багамским островам. Де ла Крус просил корсара, спасенного им когда-то от гибели, зайти в Сантьяго-де-Куба, поведать Девото обо всем случившемся и попросить того как можно скорее прибыть в Тринидад, поскольку свадьба капитана и Каталины состоится через месяц. Днем де ла Крус поднялся на борт «Скорой Надежды» и произвел полный расчет с членами экипажа, в том числе поделил должным образом и ту часть жемчуга Дампье, которая осталась у него. Все члены бывшего экипажа «Каталины» оказались обеспечены до конца их дней. На шхуне, которая теперь должна была стать торговым кораблем, остались служить моряки, не имевшие на грешной земле ни кола ни двора, ни близких, ни дальних родственников. Капитан де ла Крус и Каталина, которую сразу все полюбили, были для них самыми родными людьми на свете.
Тут Медико и сообщил де ла Крусу, что еще неделя, и все члены экипажа «Нептуна» будут здоровы.
— Ты знаешь, старший помощник капитана Джордж, лекарь, цирюльник и мастер резьбы по дереву подали прошение губернатору принять их в испанское подданство и разрешить поселиться и работать в Тринидаде.
— И что губернатор? — спросил Педро, когда они уже приближались к городу.
— Говорит, что губернатор не будет возражать против появления в городе хорошего врача, парикмахера и строительного мастера. Тем более, ты знаешь, здесь уже осели пять бывших пиратов Дженнингса. Жители ими довольны.
— А Джордж?
— О, комедия! Во-первых, у Джорджа с собой и в Кингстоне есть хорошие деньги. Он знает, как их получить с Ямайки. Собирается купить небольшую шебеку и уже обещает удвоить товарооборот Тринидада. Приобретает стройматериалы для дома. Губернатор им доволен и выделил ему землю под жилой дом.
— Ну, а комедия в чем?
— Ха! Этот отпрыск одного из лучших домов Англии увидел донью Кончиту и, не моргнув глазом, сделал ей предложение. Ты знаешь, что она англичанка. Похоже, не собирается ему отказывать. И твоя Каталина рада до небес. Ведь эта сеньора, как цербер, берегла Каталину от многих неприятностей и, как добрая наставница, не позволила погибнуть юному цветку.
— Да… Прежде моя любимая была наивной девочкой, а сейчас я ее встретил как достойную молодую женщину. Говоришь, они будут строить дом. И мне следует о нем подумать…
— Есть друзья, которые уже об этом подумали. Тут недалеко. Пойдем посмотрим.
Де ла Крусу понравился продававшийся двухэтажный богатый дом с садом и фонтаном во дворике. Дом стоял на углу улиц Бока и Анимас, совсем рядом со зданием муниципального совета и собором Святой Троицы, неподалеку от дома родителей Каталины, находившегося на углу улицы Бока и площади Утешения.
Педро тут же заверил хозяина дома, собиравшегося переехать с семьей в город Санта-Клару, что через полчаса пришлет Бартоло с задатком, а завтра с утра они оформят покупку у нотариуса. Вторым нотариусом теперь был в городе еще слегка прихрамывающий Антонио Игнасио Идальго, который вчера только тайно признался Педро, что влюблен в пятнадцатилетнюю сестру Каталины.
— Так, Антонио, мой ненаглядный друг, похоже, все хорошо складывается. Вот только что нам делать с Френсисом Рейли?
— Он в камере рвет и мечет. Узнал, что ты прибыл в Тринидад вместе с Каталиной. Требует встречи с тобой!
— Подождет! Я обещал отпустить и отпущу его на все четыре стороны.
— Не так-то просто это будет сделать! Губернатор и алькальд благодарны тебе за жемчуг. Он — большое подспорье, крепкая помощь городу. Они закроют глаза. Однако святая инквизиция…
— Карлос Поло де ла Вега здесь рядом. Идем к нему!
Де ла Крус как мог убедительней изложил причину своего желания вместо передачи властям отпустить пирата Рейли на свободу.
— Вы единолично принимаете решение, идущее против закона. Тем более испанская казна не получит причитающейся ей доход, — вроде бы смиренно заметил инквизиторский архиерей.
— Глаз не в состоянии должным образом видеть Бога, разве только сквозь слезы. А сколько их было! Мать, брат, сестры, всеми почитаемый в городе дон Рикардо, родственники и близкие их семьи пять лет со слезами на глазах не расставались с Богом. Я слез не лил, но душа моя принадлежала Богу. Со мною рядом сейчас искуснейший врачеватель — он свидетель. И Бог наконец смилостивился. Он послал мне еретика, который в конце концов открыл мне местопребывание Каталины. Он сделал это по воле Бога, но под мое честное слово сохранить ему жизнь. Он твердо намерен бросить занятие пирата и отплыть на родину, в Англию, чтобы там замолить совершенные им в жизни грехи.
— Все это хорошо, но вы наносите ущерб казне.
— Необходимо благословлять Бога равно как за хорошее, что с нами случается, так и за плохое. Но представьте себе на секунду, что было бы, если бы не я, а он одержал победу в морском бою.
— Это похвально. Это делает вас героем. Однако казна могла бы получить…
Тут только де ла Круса осенила верная мысль.
— Я понимаю негодование против Бога, но я не понимаю тех, кто пытается отрицать его существование. Благоразумный человек стремится отблагодарить его не словам, а конкретными делами. Завтра я принесу казначею святой инквизиции Тринидада то, чем хочу отблагодарить Бога.
Архиерей тут же оживился и сказал:
— Я сам вас буду ждать завтра в поддень.
Глава святой инквизиции города поднялся со своего кресла, чем дал понять, что аудиенция окончена.
Счастливые Девото и Долорес прибыли в Тринидад на своем фрегате за неделю до дня свадьбы. Все, кто еще оставался на «Скорой Надежде», теперь по закону превращенной в торговое судно, приписанное к порту Тринидада, с радостью встретили некогда первого помощника капитана «Каталины», бесстрашного и справедливого Девото.
— Милый Андрес, мы с Каталиной безмерно счастливы, и ты, мой друг, внес в это наше земное блаженство неоценимую лепту, — де ла Крус светился радостью. — Мы заканчиваем приводить в порядок наш новый дом. Там ты и Долорес будете жить рядом с нами и Тетю. Возвращение Каталины подняло на ноги ее отца, который был близок к смерти. Сейчас его мучает только подагра.
— Не сомневайся в тех, кто болен подагрой; плохие люди никогда не страдают этой болезнью, — Тетю, как и прежде, любил изъясняться афоризмами.
— Можно обладать учением, теорией, принципами, однако выше всего следует ставить доброту, потому как, если ее нет, все остальное ничего не стоит, — промолвил Девото и нежно прижал к себе стоявшую рядом с ним, также светившуюся радостью Долорес.
— Счастье зарождается в сердцах, где властвует любовь, — сказала Долорес и зарделась. — Если бы был жив мой отец, он без звука благословил бы меня и бесконечно радовался бы тому, что со мной случилось.
— А у меня на уме лишь одно слово — Педро, — быстро проговорила Каталина и с нежностью взяла руку любимого в свои.
— Все готово ко дню нашей свадьбы, — Педро не переставал улыбаться. — Меня сделали почетным гражданином Тринидада и пожизненным членом муниципального совета. И вы, Тетю, Андрес и Долорес, будете желанными и почитаемыми гражданами Тринидада.
Каталина, ее родители, сестры и братик пребывали на пике блаженства, и все же Каталина каждый день, полная грусти, ходила в церковь отмаливать, как она говорила, «тягчайший грех». Купаясь в счастье, потому что любила и была любима, она не могла себе простить ни того, что нанесла физическую боль дорогому ее сердцу человеку — могла ведь его и убить, — ни того, что стала причиной потери де ла Крусом корабля, столь нужного ему для продолжения его дела.
Священник Лукас Понсиано де Эскасена всякий раз с терпением выслушивал одно и то же признание Каталины в ее «тягчайшем грехе» и не уставал вспоминать все возможные доводы из Библии о прощении.
На этот раз по возвращении из храма Каталина застала своего Педро в гостиной дома. Он мирно рассуждал с ее отцом о возможном в скором времени походе шхуны капитана в город Картахену, где можно было выгодно сбыть не только партию табака, но и вяленое мясо и шкуры крупного рогатого скота.
С появлением Каталины деловой разговор прекратился, и девушка тут же увела своего жениха в сад к дуплу старого манго.
— Ты и сегодня была в церкви? — спросил Педро.
— Да! И сегодня мне отец
