немного воняет, но, один черт, чувствуется весна. Я, пожалуй, сниму пальто, тепло!
Михайлов тряхнул плечами, подхватил легкое модное пальто здоровой рукой, выпрямил спину. Краешком глаза поймал заинтересованные взгляды кучки пассажиров, нагруженных авоськами. Все нормально. И здесь, как и в Москве, он производит впечатление. Правда, Михайлов отчего-то воображал, будто бы провинциалы станут тыкать в него пальцами и перешептываться за спиной, между тем мешочники из общего вагона ограничились беглым молчаливым осмотром по-хозяйски шагающего шикарного господина. «Они меня боятся, – догадался Игорь. – В столице случайные прохожие меня опасались, как опасаются оголенных проводов, до которых, если сам не дотронешься, то ничего страшного и не случится, а здесь меня по- настоящему боятся, будто я иноземный оккупант, вольный делать с местными жителями все, что заблагорассудится...»
На привокзальной площади «дорогих гостей» ожидала иномарка. Блестящий и лощеный иностранный автомобиль выглядел действительно «ино» – инородным предметом на фоне обязательного атрибута всех без исключения привокзальных площадей маленьких российских городишек – выкрашенного в «серебряную» краску памятника Владимиру Ильичу посередине круглой клумбы.
– Игорь! Садись сзади, за шофером, – распорядилась Женя.
– Почему?
– Самое безопасное место.
– Как скажешь, – пожал плечами Игорь, усаживаясь на указанное место. Евгения села рядом с водителем – Петром. Автомобиль плавно тронулся с места.
– Клево выглядишь, Самурай, – мимолетно оглянувшись к Игорю, подмигнул Петр. – Полный отпад! Не знал бы номер твоего вагона, гадом буду, не признал бы тебя, Игореха.
– Спасибо за комплимент, Петя. Куда едем-то? К Иван Андреичу?
– В гостиницу. Зарегистрируетесь, вещички бросите, и покатим к Зусову, пожрем, отметим прибытие.
– Я думал, Иван Андреевич поселит нас у себя дома.
– Не-а. Ты фишку не просек. Cамурай гордый. Сечешь? Ты крутой, как дорога к счастью, и гордый, как... Ты приехал работать на Зусова, просишь с Иван Андреича за работу много бабок. Ты не шестерка какая- нибудь, козырный туз из Москвы, тебе в падлу от кого-то зависеть в личной жизни, в лом сказать «спасибо» Иван Андреичу за то, что под его крышей гостишь...
– Погоди-ка, Петь! Иван Андреич мне все по-другому объяснял. Дескать, я давно в столицах на него пашу, мол, я этакий Штирлиц под началом у Зусова, крутой, но его человек со всеми потрохами. Ни про какую «независимость» речи не велось.
– Игорек, как мне Зусов сказал, так я и передаю. Что не понятно, сам у Иван Андреевича спросишь. Сказано – отвезти тебя с мадамочкой в гостиницу, я и везу, мое дело маленькое.
– Быть может, я неправильно понял Иван Андреича?
– Скорее всего, Игорек... Во! Глянь-ка в окошко. Видишь, церковь? Храм видишь?
Автомобиль проезжал по широкой заасфальтированной улице, совсем не похожей на городскую. С обеих сторон улицы одно-двухэтажные дома с палисадниками. Преимущественно каменные, но попадаются и деревянные, бревенчатые. Возле калиток у разномастных заборов – завалинки, на перекрестках водонапорные колонки, а впереди, в окружении деревьев с уже набухшими почками – белокаменная церковь. Блеск куполов этой церкви подметил Игорь, когда поезд замедлил ход, приближаясь к станции. Яркий блеск недавно позолоченных маковок. И побелена церквуха совсем недавно. Новенькая, праздничная, как с поздравительной открытки.
– Этот храм, Игорек, восстановлен на средства Иван Андреича. Он им ох как гордится! Раньше в нем склады были. В конце прошлого года Иван Андреич взялся храм восстанавливать, и завтра здесь в первый раз будет крестный ход.
– А ведь я и забыл совсем. Завтра ж Пасха.
– Ну так! Чего б там ни случилось, а завтра вечером тебе и вам, мадамочка, хотите не хотите, придется с Иван Андреичем вместе службу стоять. И мне тоже. Чай, православные люди-то, да? Отказа Андреич не простит и не допустит, запомните!
Машина свернула с деревенской улицы к центру, к конгломерату пятиэтажных кирпичных домов. Городок Никоновск смутно напомнил Михайлову другой среднерусский городишко, подле которого располагалась военная часть, где Игорь проходил преддипломную практику. Тот город назывался Коржанск, так же, как и Никоновск, на восемьдесят процентов состоял из частных построек и имел точно такой же район «благоустроенных» пятиэтажек в центре. Жители Коржанска метко обозвали «многоэтажный» центр Манхэттеном. Никоновский Манхэттен мало отличался от коржанского. К основной городской площади (опять же с памятником Ильичу) примкнули все наиважнейшие городские постройки: универмаг, гостиница, здание мэрии, милиция. Недалече от торгово-административного центра обосновались школа, базарная площадь, пожарная команда, больница, кинотеатр и Дворец культуры. Петру хватило нескольких минут на описание топонимики Никоновска и краткую характеристику городских «достопримечательностей».
Петя первым вылез из машины. Дверцу за собой закрывать не стал, по-видимому, в городе эту иномарку знали все жулики, и ни один из них не допускал даже мысли о мелкой краже из салона «зусовской тачки».
В гостиницу вошли гуськом. Впереди Петр с вещами, за ним Игорь и Евгения. Мимо стойки администратора прошли без задержек. Тетка администраторша молча вложила ключи в растопыренную Петину пятерню и мышкой юркнула в темный уголок, под доску с номерами и ключиками на гвоздиках. Поднявшись на второй этаж, свернули, прошли длинным коридором вдоль ряда дверей. Остановились. Петр вставил один ключ в замочную скважину двери номер семь, второй ключ бросил Жене.
– Лови ключик, мадамочка... Поймала? Отчиняй восьмой номер.
– У нас с Игорем разные номера? – удивилась Женя.
– Соседние. Здеся, как на Западе, между номерами, внутри, проделана дверь. Закрывается с обеих сторон. По согласию внутренний проход позволяет шастать друг к дружке, не выходя в коридор... Заходьте, Игорь Александрович.
Петр говорил вполголоса и весьма учтиво. Игорь понял – Петя играет на случайные уши обслуживающего персонала и постояльцев гостиницы. Для всех, для всего этого города, кроме узкого круга посвященных, Михайлов – Самурай, великая, ужасная и особо уважаемая персона.
Номер оказался ничего себе. Две проходные комнаты, гостиная и спальня. Гостиная большая, отменно отремонтированная (этот факт Игорь машинально оценил в первую очередь), два двустворчатых окна, хрустальная люстра, три стола – письменный (у окна, на столе, архаичный телефонный аппарат с круглым диском), «обеденный» (здоровый стол о четырех ножках посередине комнаты, вокруг него четыре стула, на полированной столешнице вазочка с одинокой гвоздикой) и журнальный столик в углу, подле «углового» дивана. Также в гостиной имелся телевизор («Голд Стар»), торшер, пара кресел и уже упомянутая Петей дверь в соседний номер, чуть приоткрытая, когда Игорь вошел в гостиную, и распахнувшаяся настежь, едва Михайлов успел бегло оглядеться по сторонам.
– Я буду спать вон на том диванчике в углу, – безапелляционно заявила Евгения, придержав распахнувшуюся дверь. – Окна необходимо зашторить и постоянно держать закрытыми. Они выходят не на площадь, а во двор гостиницы, и во дворе много деревьев, это плохо. Двери довольно прочные, это хорошо. На стук в дверь отвечаю только я, понятно, Игорь? Петр, договоритесь, чтобы нам не нужно было каждый раз сдавать ключи дежурной и чтобы сюда никто, кроме нас, не заходил, включая уборщиц.
– Уже договорено, мадамочка. Паспорта ваши позвольте, господа, пойдемте вниз, я все оформлю, а вы меня в машине обождете, и поедем к Иван Андреичу завтракать.
– Момент, – остановила Петю Евгения. – Я хотела бы знать, кто на настоящий момент проживает рядом с нами?
– Тараканы, бляха-муха.
– А если без шуток?
– Чинуши, мать их в дышло. Комиссия из областного центра приехала нашенского мэра трясти и все евонные подведомственные службы. Полтора десятка дармоедов, бляха, весь колидор заняли, насилу для вас два номера резервных выцарапал на втором этаже. На первом – кабак и всякая херотень гостиничная, на третьем номера херовые, там хачики с рынка ночуют да дальнобойщики иногда, второй этаж самый
