бесконечно, повторяя и умножая ласки и останавливая их в самый последний момент. Наслаждение, которое, наконец, испытал Франсуа, было почти нестерпимым.
Изнуренный, он попросил женщину отвязать его, но она только покачала головой.
— Никогда! Волк должен оставаться связанным всю ночь. Я развяжу вас только на заре, никак не раньше.
— А в следующий раз?
Она приблизила к нему лицо. Запястья и лодыжки, связанные ремнями из волчьей шкуры, болели так, словно вновь получили сильный ожог.
— А кто сказал, что будет следующий раз?
***
После первой ночи Маго д'Аркей изменилась до неузнаваемости. Она вела себя с Франсуа, как посторонний человек, держалась на расстоянии, демонстрировала полное безразличие. Разумеется, каждый вечер она являлась на бал и танцевала с ним, но, казалось, совершенно забыла о том, что произошло между ними. Они разговаривали о пустяках, посмеивались над глупостями, которые слышали вокруг. Ее глаза все время оставались черными и ни разу не переменили цвет.
Только через десять дней Маго вновь пригласила Франсуа в свою комнату. Он же поклялся себе, что больше никогда не согласится на ремешки из волчьей шерсти. Впрочем, на сей раз дьявольская женщина даже не доставала шкатулку из черного дерева. Словно установив раз и навсегда, каковы должны быть их отношения, кто будет подчиняться и кто повелевать, в дальнейшем она вела себя с ним как все прочие женщины, была и нежной, и страстной.
Так продолжалось и в дальнейшем… Время от времени с выражением лица холодным и рассеянным, словно вспомнив о какой-то досадной обязанности, Маго приглашала Франсуа в свою постель и там вдруг превращалась в самую пылкую любовницу. Глаза ее во время таких свиданий были фиолетовыми.
Франсуа не знал, что и думать. Хотя и был он на тридцать лет старше своей подруги, рядом с ней он чувствовал себя настоящим ребенком. Она одна брала на себя право решать все, она одна знала, к чему все это должно привести.
И все же он не испытывал никакого желания прерывать их отношения. Он повиновался всем ее повелениям, и нельзя сказать, что это было ему неприятно. Так почему бы и не воспользоваться случаем?.. Тем более что никакого беспокойства он не чувствовал. Если дело примет неприятный для него оборот, он всегда успеет оставить свою любовницу.
Ибо головы он не терял и прекрасно владел собой. Маго нравилась ему, он желал ее, но не любил.
Франсуа размышлял обо всем этом, когда внезапно произошло трагическое событие и все его любовные переживания отступили на второй план.
15 июня Карл VI, как и всегда по воскресеньям, отправился во дворцовую церковь, чтобы присутствовать на девятичасовой мессе. Франсуа старался держаться позади короля, рядом с несколькими другими рыцарями почетной гвардии. Вошел священник со служками, и слуга подал королю часослов. И тогда король вдруг испустил ужасный возглас, подбросил книгу в воздух и принялся колотить слугу обеими руками. Потом, растолкав всех, схватил тяжелый подсвечник и кинулся к стоявшему неподалеку брату с криками:
— Убить, убить его!
Это произошло столь внезапно, что священник и его помощники застыли, словно окаменев. Лишь Франсуа отреагировал немедленно. «Не позволить королю пролить кровь, чужую или собственную». Одним прыжком он оказался возле обезумевшего государя и, перехватив его руку, не дал подсвечнику опуститься на голову жертвы.
Это позволило Людовику Орлеанскому, сбросив оцепенение, спастись бегством. Король не стал преследовать брата, опустил импровизированное оружие и тоже торопливо покинул церковь.
В сопровождении других стражников Франсуа следовал за ним неподалеку, готовый, согласно инструкции, вмешаться при первых признаках сумасшествия, но в остальном не ограничивая его свободы.
В данный момент, когда опасность еще не миновала окончательно, они были слишком напряжены и сосредоточены, чтобы в полной мере осознать весь ужас произошедшего. Но этот рецидив показывал, что приступ в лесу Мана был не случаен и король действительно безумен, окончательно и бесповоротно. И даже если, как и в первый раз, Карл вновь через несколько месяцев обретет рассудок, в конце концов, его ждет неминуемое слабоумие. Во Франции начиналась страшная эпоха великих несчастий.
Карл VI вступил в зал дворца Сент-Поль. Господа, дамы и слуги, уже находившиеся там, в ужасе отступили; только лишь гвардия продолжала следовать за королем на подобающем приличию расстоянии.
Посреди зала стояли столы, а на них — множество тарелок с инициалами короля и королевы по-латыни: «Е. К.» — «Elisabeta — Karolus».
Вид этих букв почему-то привел безумца в еще большую ярость. Он стал хватать стопки тарелок и швырять их на землю с воплями:
— Карл!.. Изабо!..
На витражах зала тоже были изображены вензели из переплетенных букв «Е. К.». Заметив их, Карл оставил в покое тарелки. Вновь вооружившись подсвечником, он стал разбивать витражи один за другим тяжелыми ударами, достойными любого дровосека.
Затем взор короля упал на обивку, отмеченную этими же знаками, и он стал срывать ее со стен, раздирать в клочья и, громко хохоча, делал вид, будто подтирает обрывками зад.
После расправы над мебелью взор короля вновь обратился к тарелкам. Те, что были сделаны из фарфора, уже валялись на полу, но на столе оставались еще оловянные, золотые и серебряные приборы. Безумный повелитель скинул со стола и их. В остервенении он набросился на несчастную посуду, яростно топча ее и выкрикивая в бешенстве:
— Карл!.. Изабо!..
В этот момент в зал вошли другие придворные и вместе с ними сама Изабо. При виде мужа королева смертельно побледнела. Она была уже на седьмом месяце беременности и едва не потеряла сознание. Она обратила на Карла отчаянный взгляд.
— Государь, зачем разбивать то, что нас связывает? Разве вы не видите, что я жду ребенка от вас?
Король тотчас же прекратил беситься. Он замер и долго смотрел на свою супругу, а затем, ни к кому не обращаясь, произнес голосом кротким и усталым:
— Кто эта женщина, которая постоянно преследует меня? Узнайте, что ей нужно, и потрудитесь избавить меня от ее назойливых преследований.
Изабо Баварская горько зарыдала и удалилась в сопровождении Маго и немки Катрин.
После ее ухода король вновь впал в исступление. Он уже добрался до главного герба с лилиями, который находился в зале на возвышении, и, бросив его на землю, принялся топтать, как незадолго до этого — тарелки. Вид короля Франции, попирающего ногами герб своей страны, был невыносим. Людовик Орлеанский не мог не вмешаться:
— Государь! Государь! Что вы делаете? Это же ваш герб!
Карл VI обернулся к нему. У него был вид одержимого.
— Мое имя — Георг! Мой герб — лев, пронзенный мечом!
— Но святой Георгий — это покровитель Англии, и лев — его эмблема!
Однако король, казалось, даже не слышал. Он повторил торжественно:
— Мое имя — Георг! Мой герб — лев, пронзенный мечом!
В эту минуту появилась Валентина Орлеанская. Карл бросился к ней.
— Моя дорогая сестра!
Он заключил ее в объятия и прижался головой к ее груди.
— Любимая сестра!
Взяв Валентину за руку, Карл вместе с нею вышел из зала. Войдя в маленькую комнату, что располагалась рядом, король затворил за собой дверь. Франсуа тоже хотел было проникнуть туда, но герцог Орлеанский остановил его:
