помещать статьи с требованием конфискации церковных ценностей в пользу голодающих46. Партия организовывала массовые митинги, на которых принимались резолюции о превращении «золота в хлеб»47. 23 февраля Троцкий разослал на места телеграмму с требованием прислать в Москву не менее 10 надежных рабочих и крестьян от каждой губернии, «которые могли бы от имени голодающих выдвинуть требование об обращении излишних церковных ценностей на помощь голодающим»48. Понимая, что стоит за этим, Тихон предложил собрать добровольные пожертвования на сумму, равную стоимости освященной церковной утвари, и в придачу сдать неосвященные ценности, но это предложение было отвергнуто49. Власти искали не способа справиться с голодом, а предлога расправиться с церковью.
* The Trotsky Papers. Vo'. 2. P. 670—673. Большевики подражали французским революционерам, которые в 1791 — 1794 гг. конфисковали церковную и монастырскую утварь и переплавили на монеты (Thompson J.M. The French Revolution. Oxford, 1947. P. 444—445). Биограф Троцкого Исаак Дойчер в своей книге «The Prophet Unarmed» (Oxford, 1959) ничего не говорит о роли Троцкого в этой кампании. Сам Троцкий говорит, что среди его «частных и неофициальных» занятий была и «антирелигиозная пропаганда, в которой Ленин был крайне заинтересован». Позднее, по инициативе Сталина, Троцкого в этом качестве сменил Емельян Ярославский (Троцкий Л. Моя жизнь. Берлин, 1930. Т. 2. С. 213).
Весь февраль коммунистические руководители обсуждали стратегию и тактику предстоящей кампании: очевидно, некоторые сомневались в ее целесообразности именно в тот момент, когда Москва стала получать международное признание50. ГПУ предостерегало Центральный Комитет о том, что конфискация церковных ценностей может вызвать «нежелательные волнения»51. Но Ленин и Троцкий настояли на своем: они преодолели возражения сомневающихся, и 26 февраля был опубликован декрет за подписью М.Калинина, занимавшего парадный пост председателя ВЦИК52. Декрет предписывал местным Советам изымать из церквей все предметы из золота, серебра и драгоценных камней, «изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа», и передать в пользу голодающих. Истинная цель этих мероприятий была не филантропическая, а политическая, ибо было понятно, что они неизбежно вызовут упорное сопротивление церкви, которое Ленин намеревался обернуть против нее же53. Проведение кампании было поручено комиссии Политбюро под председательством Троцкого.
Начало наступления было строго соотнесено с событиями на международной арене. В октябре 1921 года советское правительство через своего посла Чичерина внесло предложение о созыве международной конференции для решения вопроса о внешних долгах России. Союзники приняли инициативу, и в феврале— марте 1922 г. началась подготовка к конференции в Генуе, которая должна была явиться первым международным форумом, на который была приглашена Советская Россия. Ленин, по всей видимости, рассчитывал, что союзники не рискнут ставить вопрос о выплате долга в зависимость от судьбы Русской церкви. Если это так, то надо признать, что его расчет оказался верным.
Большую услугу ему оказало резкое и неосмотрительное поведение русского духовенства в эмиграции, возглавляемого Антонием Храповицким, который 20 ноября 1921 г. созвал в югославском городе Сремски Карловцы церковный Собор54. Самые реакционные представители православной церкви быстро овладели ситуацией на Соборе, политизировав его работу и призывая к восстановлению российской монархии. В резолюции, адресованной Союзникам, они призывали не допускать представителей Москвы на Генуэзскую конференцию, а, напротив, вооружить русских для освобождения своей родины. Несмотря на то, что митрополит Тихон и церковные иерархи в России не одобряли этой резолюции, она явилась удобным предлогом для обвинения всей православной иерархии, и в России и за границей, в контрреволюции.
Как и следовало ожидать, Тихон отказался подчиниться декрету от 26 февраля. Он заявил, что выдача освященных сосудов мирским властям есть святотатство, и угрожал мирянам, способствующим исполнению декрета, отлучением от церкви, а священнослужителям лишением сана55. За такую непокорность Тихон и его сторонники заслужили клеймо «врагов народа»56. В мае 1922 г. Тихон был снова взят под домашний арест.
Между тем во многих местах верующие, собираясь в большие толпы, иногда стихийно, иногда по призыву священника, пытались помешать насильственному изъятию ценностей. В Смоленске, например, многолюдная толпа день и ночь не покидала собор, не позволяя произвести конфискацию57. Согласно советскому источнику, в первые месяцы кампании Ревтрибунал «рассмотрел» около 250 дел о сопротивлении властям58. Известия писали о 1414 «кровавых инцидентах», связанных с противодействием изъятию церковных ценностей59. ГПУ и другие советские источники утверждали, что все эти инциденты суть не отдельные и случайные происшествия, а спланированы «черносотенной контрреволюционной организацией»60. И не только православная церковь проявляла неповиновение властям, в некоторых местах на защиту своих святынь от осквернения поднимались католики и евреи.
Один такой случай сопротивления изъятию церковных ценностей произошел в Шуе, городке в 300 километрах на север-восток от Москвы, известном своим текстильным производством. В воскресенье, 12 марта, верующие прогнали представителей властей, которые пытались вломиться в местный храм. Три дня спустя те вернулись с отрядом красноармейцев и пулеметами. В начавшейся свалке солдаты открыли огонь по преградившей им путь толпе и убили четверых или пятерых*. Эти события произвели отрезвляющее действие на советских руководителей. На заседании, состоявшемся 16 марта в отсутствие Ленина и Троцкого, Политбюро проголосовало за приостановление дальнейших конфискаций и 19 марта разослало инструкции местным партийным организациям о прекращении подобных акций впредь до последующих распоряжений61.
* Известия 1922 № 70/1509 28 марта. С. 1 (РЦХИДНИ Ф. 5. Оп. 2. Д. 48. Л. 29.) В более позднем служебном донесении говорилось, что никто убит не был, но четверо солдат и 11 гражданских лиц получили ранения (там же. Л. 32).
Ленин был болен и находился в то время за городом. Он воспользовался событиями в Шуе в качестве оправдания широкомасштабного наступления на церковную иерархию. В сверхсекретной записке членам Политбюро от 19 марта, с указанием не снимать копий, он сформулировал, как голод и сопротивление церкви конфискации ценностей можно использовать в политических и экономических целях правительства. Этот документ, впервые ставший известным благодаря публикации в эмигрантской печати в 1970 году и два десятилетия спустя воспроизведенный в официальной советской печати, так ярко отражает образ мыслей советского вождя, что достоин более пристального знакомства: «По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим планом борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20-го марта, то поэтому изложу свои соображения письменно.
Происшествие в Шуе должно быть поставлено в связь с тем сообщением, которое недавно Роста [Российское телеграфное агентство] переслало в газеты не для печати, а именно, сообщение о подготовляющемся черносотенцами в Питере сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей. Если сопоставить с этим фактом то, что сообщают газеты об отношении духовенства к декрету об изъятии церковных ценностей, а затем то, что нам известно о нелегальном воззвании патриарха Тихона, то станет совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент.
Очевидно, что на секретных совещаниях влиятельнейшей группы черносотенного духовенства этот план обдуман и принят достаточно твердо. События в Шуе лишь одно из проявлений и применений этого общего плана.
Я думаю, что здесь наш противник делает громадную стратегическую ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля на голову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь,
