— Приказ ему передали. Где его искать — один Клобук знает.
Кольтен нахмурился.
— Капитан Кеннед, слушаем твое донесение.
— Третий и Пятый полки перешли реку вброд и укрепились на противоположном берегу. Протяженность брода составляет четыреста двадцать шагов, не считая мелководных участков по обоим берегам, что добавляет еще по двадцать шагов. Средняя глубина реки в этом месте — полтора локтя. Ширина брода — четыре-пять локтей. В некоторых местах он шире, в каких-то — уже. Дно покрывает слой ила толщиной в два пальца, а дальше начинается камень.
— Твоим полкам я придам солдат из клана Глупого Пса, — сказал Кольтен. — Если во время переправы гуранцы попытаются подойти к тому берегу, вы их остановите.
Внимание полководца переместилось к Луллю.
— Ты и клан Горностая будете охранять эту сторону, пока переправляют раненых и беженцев. Я займу позицию на юге и перекрою дорогу, ведущую в деревню.
— Я хочу высказаться об очередности переправы, — вступил в разговор капитан Сульмар. — Собрание знати будет роптать.
— Пусть ропщут, — отмахнулся Кольтен. — Повторяю: первыми мы переправляем повозки с ранеными. Затем перегоняем скот и только потом пойдут беженцы.
— А если чередовать? — упирался Сульмар. Разговор давался ему нелегко: плоский лоб капитана густо покрылся потом. — Допустим, сто голов скота, затем сто человек знати.
— Знати? — взревел Балт. — Это ты о беженцах?
— Разумеется.
Капитан Лулль презрительно усмехнулся.
— Ты никак пытаешься быть хорошим для всех? А я-то думал, ты — прежде всего солдат Седьмой армии.
Сульмар нахмурился.
— Такое чередование равносильно самоубийству, — заявил Кеннед.
— Конечно, — согласился Балт, брезгливо поглядывая на Сульмара, словно тот был куском гнилого мяса.
— Но на нас лежит ответственность…
Сульмар не договорил: Кольтен что-то пробурчал сквозь зубы, прервав «заботливого» капитана.
В комнате стало тихо. Вскоре к треску догорающих дров прибавился скрип колес подъехавшей повозки.
— Одного глашатая им мало, — проворчал Балт.
Внутрь вошли двое. На первом был голубой парчовый камзол без единого пятнышка. Если в молодости этот человек и имел кое-какие мышцы, они давно обросли пластами жира. За три месяца непрестанной дороги и полуголодного существования жир исчез, оставив уродливые складки обвисшей кожи. Лицо вошедшего было похоже на измятый кожаный мешок. Прежним оставалось лишь надменное выражение, к которому сейчас добавился оттенок оскорбленного благородства. Одежда второго человека тоже когда-то была роскошной и дорогой, но пыль и пот превратили ее в подобие рогожного куля, наброшенного на отощавшие плечи. Лысина хранила следы давнишнего солнечного ожога. Человек этот глядел на собравшихся водянистыми глазками и беспрестанно моргал.
— Собранию запоздало стало известно… — начал первый.
— И везде-то у вас есть уши, — сухо бросил ему Балт.
Аристократ едва обратил на него внимание и продолжал:
— Мы отдаем себе отчет в том, что такие совещания посвящены главным образом вопросам военного характера, и появление на них гражданских лиц в высшей степени недопустимо. Однако, будучи представителями без малого тридцати тысяч беженцев, мы составили… список претензий, который считаем своим долгом огласить незамедлительно.
— Нечего пытаться говорить от имени всех беженцев, — вмешался капитан Лулль. — Вы представляете всего лишь несколько тысяч малазанских аристократов. Вот так-то, Нефарий. А свои благочестивые речи приберегите для отхожего места.
Нефарий даже не взглянул на дерзкого капитана. Его взгляд был устремлен исключительно на Кольтена. Он ждал ответа полководца. Но Кольтен и не собирался ему отвечать. Повернувшись к Балту, виканец сказал:
— Разыщи саперов, дядя. Через час мы должны начать переправу повозок с ранеными.
Балт медленно кивнул.
— Мы рассчитывали на ночной отдых, — еще более хмурясь, сказал Сульмар. — Люди падают от усталости.
— Один час, — рявкнул Кольтен. — Первыми двинутся повозки с ранеными. К рассвету их должно переправиться не менее четырехсот штук.
— Прошу вас, господин Кольтен, изменить очередность переправы, — снова заговорил Нефарий. — Хотя мое сердце разрывается от жалости при мысли о страданиях этих несчастных раненых солдат, вы обязаны прежде всего позаботиться о беженцах. И почему какой-то рогатый скот должен переправляться раньше, нежели мирные граждане империи? Собрание считает это серьезным оскорблением нашего достоинства.
— А что вы станете делать, если мы лишимся скота? — спросил его Лулль. — Будете требовать, чтобы зажарили тех, кто победнее, и накормили вас?
Нефарий наконец-то соизволил заметить капитана и снисходительно улыбнулся.
— В числе наших претензий, естественно, значится и сокращение выдачи провианта. Между тем нам стало известно, что солдат Седьмой армии кормят досыта. Нельзя ли все-таки подумать о более справедливом распределении пищи? Нам просто невыносимо глядеть на высыхающих детей.
— Еще бы! Мяса на благородных костях становится все меньше.
Лицо Лулля раскраснелось от едва сдерживаемого гнева.
— Между прочим, солдаты Седьмой армии — это живая преграда между вами и тифанскими мятежниками. Если мы не будем досыта кормить наших солдат, кочевники быстро обмотают вам кишки вокруг животов. Тогда уже никакая пища не понадобится.
— Выведите их отсюда, чтобы под ногами не толкались, — сказал Кольтен.
Второй пришедший откашлялся.
— Хотя Нефарий и пытается говорить от имени большинства в Собрании знати, его воззрения поддерживают далеко не все.
Оставляя без внимания гневные взгляды Нефария, старый аристократ продолжал:
— Я явился сюда не за тем, чтобы ставить условия господину Кольтену. Меня привело любопытство. Взять, к примеру, повозки с ранеными. Оказывается, у нас больше раненых, чем я думал. Повозки набиты вплотную. Я нарочно пересчитал их. У меня получилось около трехсот пятидесяти. Два дня назад раненых было человек семьсот, и они помещались в ста семидесяти пяти повозках. Что же это получается? Два небольших столкновения с противником — и число повозок для раненых возросло вдвое! И потом, эти саперы! Они все время толпились возле повозок, никого и близко не подпуская. Даже возницы не выдержали и начали возмущаться. Можно все-таки узнать, что здесь замышляется?
В комнате вновь стало тихо. Оба капитана Седьмой армии недоумевающее переглянулись. Сульмара услышанное вообще застало врасплох. Только виканцы сохраняли прежнюю невозмутимость.
— Просто саперы помогали размещать раненых, — сказал Балт. — Чтобы легче проехать брод, повозки должны быть нагружены равномерно.
— Конечно, — согласился старый аристократ, вытирая грязным платком слезящиеся глаза. — Я сначала тоже так подумал. Но почему тогда повозки так глубоко увязают колесами?
— Неужели это так важно, Тумлит? — не выдержал Нефарий. — Вас всегда интересуют дурацкие подробности, до которых другим нет никакого дела. Мы ведь обсуждали позицию Собрания знати по ряду жизненно важных вопросов. Непозволительно отвлекаться на пустяки.
— Дядя, — тихо произнес Кольтен.
Ухмыляясь, Балт схватил обоих аристократов за руки и потащил к двери.
