Он протянул мне ключи, я отпер дверцу и залез внутрь. Вот оно, пьянящее чувство собственника! Я нажал ногой сцепление, стиснул руль. Рука потянулась к переключателю передач, я взглянул в зеркальце. В нем виднелся край тротуара, ноги мамы… Эдипова комплекса у меня нет, к маминой юбке не привязан, могу ехать куда угодно. Я чуть повернул зеркальце, чтобы видеть дорогу… фургон, а возле него – Тристрам в джинсах и футболке. Раньше я видел его только в форме или в спортивной одежде на поле. Сейчас он выглядел старше, чем в школе. Отец через крышу положил мне руку на плечо. Я смотрю на Тристрама – и ко мне прикасается чья-то рука.
– Прокатимся вокруг квартала?
Шеренга тутовых деревьев. Поворот направо, еще раз направо – круг по кварталу. Из фургона грузчики выносят стулья. Современные, полукруглые. Тристрама и остальных Холландов не видно, ушли в дом. Ничего, теперь есть телескоп, от меня не скроешься.
А машинка что надо… я предавался фантазиям, а отец сидел за рулем, мы объехали квартал дважды.
– На первый раз хватит, верно? Займемся телескопом.
Мы подняли его на крышу, и я принялся изучать инструкцию: как вести наблюдение и все такое, но отец велел мне не беспокоиться и не спеша собрал телескоп сам. Огромный! Длинный, белый, на трех алюминиевых ножках. Я посмотрел через него на небо. Глаз уперся в облако.
– Не смотри на солнце. Ослепнешь.
Про это я уже знал и круто повернул телескоп в сторону дороги, к дому Дженни, который отстоял от нашего на пятьдесят ярдов. Виден даже раствор между кирпичной кладкой, если хочешь, считай трещины. А вот и окно в ванную… видна каждая щетинка на зубной щетке… кружка и зубная щетка заполнили весь окуляр телескопа. Я подрегулировал линзы. Изображение укрупнилось, но стало более расплывчатым. А человеческое тело можно расчленить на части, по шесть дюймов. Рука, грудь, коленка – все само по себе, как отрубленное. Только четко настроить линзы…
– На что ты смотришь?
– На зубную щетку.
День рождения мы отпраздновали в старом баре-ресторане, и я едва не умер от скуки – спасибо, за соседним столом сидела девушка. Не сказать, что хорошенькая, но молодая, с густой копной блестящих волос. Изредка она поглядывала на меня, и ей было ясно: меня вывели в свет мамочка и папочка – чтобы вывести их сам, я еще недостаточно взрослый. Впрочем, она тоже обедала с родителями, и чем она, спрашивается, в таком случае лучше меня? Я даже хотел ей улыбнуться как товарищу по несчастью, но воздержался – в ответ на мою улыбку она бы только фыркнула.
Дома отец задремал в гостиной, а мама поцеловала меня в щеку.
– Может, сходишь к Холландам, узнаешь, не нужно ли чем-нибудь помочь?
– У меня уроков полно.
– Сегодня твой день рождения. Можно и передохнуть.
Я вышел из дому и неспешно побрел по улице. Будто бы просто иду мимо, вижу, что люди переезжают, облокачиваюсь на их калитку, улыбаюсь приятной улыбкой.
Я остановился у калитки, улыбка наготове. На горизонте – никого. Я все равно улыбнулся, для пробы. Постоял минуту-другую. А что, если просто открыть калитку, пройти по дорожке, постучать в дверь и улыбнуться, когда в проеме появится вопрошающее лицо? Неудобно как-то. Удобно или нет – давай, друг, топай по дорожке. Я снова напялил улыбку. Кажется, не очень-то получилось. Я скорчил гримасу, и в эту секунду открылась дверь.
– Мы тебя заметили из окна. Ты к нам?
Так. Покраснел до корней волос. Хоть сквозь землю проваливайся. Значит, я стою тут в тоске, мнусь, а они за мной наблюдают.
– Да, – каркнул я и попытался открыть калитку. Mиссис Холланд стояла в дверях и смотрела на меня, и Бог знает еще сколько Холландов подглядывали из-за занавесок – бедняга, не может справиться с калиткой, даже вспотел.
Калитка открылась. Но мне уже не до улыбки. Лучше бы домой.
– Помощь не требуется? – спросил я.
– Очень мило с твоей стороны, но мы как раз сделали перерыв, попить кофе.
Жестом хозяйка пригласила меня войти, я споткнулся о ступеньку и, чтобы не упасть, схватился за то, что подвернулось под руку. Миссис Холланд вскрикнула, потому что я цапнул ее за бедро, тут же в испуге отпустил руку и все-таки упал.
– Ой, извините ради Бога…
– На какой-то жуткий миг, Келвин, мне показалось…
– Правда, извините.
– Ничего страшного. Бывает.
– Извините.
– Пустяки.
– Что там такое, мама? – Это появился Тристрам.
– Дорогой, у тебя все знакомые нападают на матерей твоих приятелей?
Очень остроумно.
Он посмотрел на меня.
