– Почему Певцы готовятся к смерти? – спросила Кестрель.
– Ты потомок пророка, – ответил Альбард, – и должна знать.
– Я знаю, что все началось с Аиры Мантха. И что Певцы – единственная сила, способная остановить Морах. Только зачем умирать?
– Тщеславие, – проворчал Альбард. – Так легче считать себя пупом земли.
Кестрель повернулась к Попрыгунчику. Тот ответил вопросом на вопрос:
– А что такое Морах?
– Жажда власти, наверное, – ответила Кестрель. – Жадность, при которой ты готов сделать больно другим, чтобы получить что-то для себя. Страх. Ненависть.
– Аира Мантх знал: чтобы не подчиниться Морах, нужно выбрать другой путь. Не искать власти. Не желать. Не иметь. Не брать. Только отдавать.
Кестрель вспомнила строку из Утерянного Завета:
– «Им предстоит потерять все и все обрести».
Попрыгунчик кивнул.
– Этот путь бесконечен. – Он смотрел ей прямо в глаза. – Ничто не может помешать. Даже смерть.
Кестрель поняла, почувствовала – не по смыслу слов, а по выражению глаз. попрыгунчик продолжал.
– Ты спрашиваешь, зачем Певцам умирать. А что в этом такого? Зачем цепляться за такую мелочь, как жизнь?
– Ха! – фыркнул Альбард. – Что я говорил? Тщеславие чистой воды!
– Думаешь, смерть – это конец? Нет. Потеряешь жизнь – обретешь все. Песнь огня – самая прекрасная на свете.
– Все равно вы умираете, – сказал Альбард.
– Как все живые существа. Однако лишь немногим дано познать огненный ветер.
– Огненный ветер… – Кестрель стало немного понятнее, но кусочки мозаики еще не сложились в одно целое. – Ветер, который убьет Морах?
– Да, и только он. Огненный ветер – сила Певцов.
– А потом Морах придет снова, – сказал Альбард.
– И Певцы тоже.
– И все начнется сначала, – сказал Альбард. – Даже голова кружится. И тошнит.
– И всегда будет потомок Аиры, – сказал Попрыгунчик.
– Да-да. Мальчик… – Вспомнив о Бомене, Альбард немного подобрел. – Подойдет ли он?
– Ты его учитель, Альбард.
Бомен услышал звук. Дверь открылась и закрылась. Шаги. Голос.
– Мальчик, слышишь меня?
Он попытался заговорить, но с удивлением обнаружил, что забыл, как это делается.
– Закрой глаза. Чтоб не было больно от света.
Бомен закрыл глаза. Сверху что-то заскрипело. Потом век коснулся слабый свет. Чьи-то руки обвязали голову шарфом, закрыв глаза. Бомен не мог ни помочь, ни помешать. Тело его не слушалось.
Кто-то засунул руки ему под мышки. Резкий рывок. Бомена подняли и вынесли наружу под скрип досок. Сквозь крошечные щелки, там, где повязка неплотно прилегала к носу, он видел свет. Пряный аромат свежего воздуха. Рядом стояли другие люди, только Бомен не мог и не хотел думать кто. В этой темноте он лишился не только тела. Он забыл самого себя.
Бомена положили на что-то вроде кровати, и он был рад этому. Его омывали звуки: плеск реки, шум ветра, дыхание стоящих вокруг. Кто-то взял Бомена за руку и вложил в нее небольшой предмет.
Яйцо.
Бомен ощутил тяжесть яйца, и по всему телу прошла волна радости. Гладкое и в то же время шероховатое. Округлое, но не шар. У яйца особая, совершенная форма, построенная по своим законам. Скорлупа приятно холодит ладонь. Бомен охватил яйцо пальцами – яйцо занимает пространство и сопротивляется сжатию. Бомен сжал яйцо сильнее – удивительно, какое прочное! Еще сильнее, еще – хррруп! Раздавленное яйцо преобразилось. Гладкие бока стали острыми осколками, твердый предмет растекся по руке прохладным бальзамом.
Превращение поразило Бомена. Он погрузился в себя, вспоминая, когда яйцо поддалось, когда раздалось «хррруп». Где переход от сопротивления к податливости, от твердого к жидкому, от яйца к не- яйцу? Если войти в этот миг и остаться там, то окажешься в самом сердце… чего? Бомен искал продолжение мысли. В сердце жизни? Реальности?
– Мы называем это песней.
Услышав голос, Бомен вздрогнул. Он удивился ответу на собственную мысль, но не смыслу ответа. В сердце яйца – то, что делает его яйцом, его сущность. Так почему бы не назвать эту сущность песней яйца?
Альбард и Попрыгунчик смотрели на юношу с завязанными глазами, лежащего на стопке одеял. С его пальцев стекал яичный желток, лицо расплылось в улыбке. Попрыгунчик удовлетворенно кивнул.
– У него получится.
– Получится? – воскликнул Альбард. – Да он будет лучше всех!
Глава 14
Пинто взрослеет
До конца путешествия оставалось совсем немного. Утром мантхи перешли через мост и цепочкой двинулись по горной тропе меж лесистых склонов. Все с грустью, хоть и молча, вспоминали о Бомене и Кестрель. Перед мантхами стояла ясная цель: перебраться через высокие снежные горы. За горами их ждала родина. У Бомена с Кестрель была другая цель – непонятная мантхам, но очень важная часть общего дела.
Мампо шел впереди. Не обращая внимания на раны, он нес тяжелый мешок так, словно шагал налегке. Мампо смотрел на ясное утро и ярко-голубое небо над белыми вершинами и думал, что должен заменить Бомена. Бомена, который был всегда начеку и мог заглянуть любому в душу… И все-таки Мампо верил в свои силы и ждал, когда понадобится его помощь.
Анно Хаз не отходил от волокуши, к которой ремнями привязали Аиру. Редок Зем старался вести лошадь по замерзшим колеям так, чтобы женщину меньше трясло.
– Так раньше укачивали детей, – сказал Анно. – Когда мантхи были кочевниками.
Жена улыбнулась ему из свертка одеял.
– Я и впрямь чувствую себя ребенком.
Пинто шла рядом, по другую сторону волокуши, и стыдилась своего небольшого мешка. Отец не разрешил нести больше. Вести в поводу вторую лошадь тоже не дал: мол, маленькая еще. По годам, может, и маленькая, а вот в душе не младше других, а то и старше! И вообще, Бомен и Кестрель ушли, и Пинто уже не младший ребенок, а старший. Единственный. Теперь все должно быть по-другому.
Навстречу мантхам с гор спускались другие путники.
– Нашли время идти в горы! – удивлялись они. – Зима же! И небо горит.
Некоторые советовали еще настойчивее:
– Поворачивайте! Через горы нет пути. Спускайтесь на побережье и плывите по морю, раз уж вам так приспичило.
Несмотря на эти слова, чувство родины грело лицо Аиры Хаз и уверенность пророчицы с каждым шагом росла.
– Мы идем на север. Путь найдется.
У быстрой ледяной реки мантхи остановились, чтобы напоить животных и наполнить фляжки. Ролло Клин еще хромал, но шел наравне с остальными. Труднее приходилось госпоже Холиш. Едва объявили стоянку, бедняжка села, где стояла, и больше с места не сдвинулась.
Креот тихо сказал Анно Хазу:
– Нужно ей помочь. Госпожа Холиш хорошая женщина, но идти ей куда сложнее, чем всем нам.
Анно был с ним согласен. Дальше тропа станет еще круче, и госпожа Холиш будет всех задерживать.
