Единственным участником высокого собрания, кто решительно встал против отца Мефодия, был… сам отец Мефодий.
– Торжествуешь? – засопел рязанский епископ, оставшись наедине с Константином. – Ну-ну. Погоди, дай срок. Вот до Рязани доберемся, я те выволочку задам, задам.
– Ты не прав, отче, – вздохнул Константин. – Ибо столь единодушный глас духовных отцов означает не что иное, как небесный призыв к служению.
– Истинный глас духовных отцов я слышал вчера, – сурово возразил владыка Мефодий. – Ныне же свою роль сыграло твое иезуитское лукавство вкупе с самым бессовестным враньем.
– Ну уж ты и скажешь. Будто сам вместе со мной по их кельям ходил, – обиженно вскинул голову Константин. – Да я им всем одну только правду говорил… почти, – быстро уточнил он. – А если и сбрехал, то самую малость, и то не по злому умыслу, а увлекшись. И не вранье это было, а безудержная фантазия. Эх, отче, – вздохнул он сокрушенно. – Если бы ты знал, какой талант во мне погиб, так и не найдя себе творческого выхода. Да Макиавелли просто позеленел бы от зависти, если бы только услышал мои вчерашние речи.
– Слава господу, что я их тоже не слыхал, – пробурчал Мефодий, – А то с ним за компанию позеленел бы. Ну что, ликуй теперь, своего добившись.
– Еще нет, – тяжело вздохнул Константин. – Самое главное впереди, так что ты тоже, ваше преподобие, давай думай, как нам всех князей к общему согласию привести.
– Ты считаешь, это возможно? – скептически хмыкнул новоиспеченный митрополит.
Константин только передернул плечами. В успехе своего грандиозного замысла, честно говоря, он сам тоже изрядно сомневался. Не пойдут на это князья по доброй воле, ох не пойдут. Их пока жареный петух, то бишь Батый, не клюнет в одно место, навряд ли чем удастся пронять. Да и когда клюнет – тоже. Почему Русь полтора века безропотно платила дань завоевателям? Да потому, что все это время князья по- прежнему грызлись меж собой. Все они упоенно делили остатки власти в вечной тревоге, завистливо поглядывая один на другого: «А не досталось ли тебе, любезный сосед, на полкрошки больше?!» А сколько раз они сами золотоордынских ханов на Русь звали для бесконечных разборок – о-го-го!
Хорошо хоть, что с церковными делами все уладилось, так что теперь можно было полностью переключить внимание на князей, съезжающихся в Киев.
– Без тебя точно ничего не выйдет, а вот если ты перед ними вдохновенную речугу закатишь, тогда шанс появится, – сказал Константин и честно признался: – Хотя и мизерный.
– И в чью поддержку мне эту речугу произносить? – поинтересовался владыка Мефодий.
Константин немного помедлил, хотя над этим вопросом думал не раз и не два. Как ни крути, но кандидат, который подходил по наибольшему количеству позиций, имелся только один. Прочие в эту роль не укладывались вовсе и были отметены рязанским князем изначально.
Однако, глядя на владыку Мефодия, он лишь буркнул:
– Завтра я тебе его назову. Сегодня же еще раз подумаю и прикину все в последний раз.
Константин не соврал. На следующий день он действительно озвучил своему митрополиту имя первого русского царя и усмехнулся, заметив удивление на лице Мефодия.
– А ты думал, владыка, что я себя назову? Говорил же, что я у князей вообще не котируюсь, – и повторил: – Только Мстислав Удалой. Если эти Рюриковичи и на него не согласятся, то тогда вообще все бесполезно.
И бысть велико горе по всей Руси о ту пору, ибо по неразумию свому и неведению избраша отцы церкви не наидостойнейшего, но паки и паки наиплохейшего изо всех, ибо бысть епископ Мефодий первейшим потатчиком рязанскому князю во всех его поганых помыслах и злых началах.
Взликоваша земля Русская, ибо избрахом о ту пору на златой престол митрополичий наидобрейшего и мудрейшего из епископов, коему, яко русичу, все беды и злосчастия земли и людишек, на ней живущих, доподлинно ведомы бысть. Первый раз к избранию подобному длань Ярослав Мудрый приложил, егда в митрополичий сан в лето 6559-е от сотворения мира святого Иллариона облекли. Ныне же Константин Божий Заступник оному избранию немало спопешествовавши.
Я полагаю, что, учитывая возрастающий с каждым годом авторитет князя Константина, который стоял не просто во главе княжества, но Рязанской Руси, к тому же памятуя, что он вдобавок имел рычаги давления на половину всех епископов, возведение в сан митрополита епископа Рязани и Мурома владыки Мефодия не составило для него ни малейшего труда.
В немалой степени этому поспособствовала и сама личность духовного владыки. Пожалуй, каждый из епископов, собравшихся на церковный съезд, отчетливо сознавал, что именно он и есть самый достойнейший из них.
Все это в совокупности и повлияло на единогласное избрание владыки Мефодия, который уже с первых дней своего служения проявил себя деятельным и энергичным человеком. Правда, справедливости ради отметим, что он не был полностью беспристрастным. То есть до конца объективным назвать его затруднительно, что и показал последовавший вслед за церковным съезд русских князей…
Кстати, вполне логично предположить, что именно по этой самой причине владыка Мефодий и получил столь резкую негативную оценку со стороны суздальского летописца Филарета, у которого к тому же еще не улеглась обида на Константина за то, что тот решительно отверг его кандидатуру при избрании владыки Суздальской и Владимирской епархии.
То есть, выказывая свое критическое суждение, сам автор летописи также далек от беспристрастной объективной оценки сложившейся ситуации.
Глава 8
А почему не я?
Зачем кому-то в битвах погибать?
Как влажно дышит пашня под ногами,
Какое небо щедрое над нами!
Зачем под этим небом враждовать?..
Князей в покоях Мстислава Романовича Старого собралось изрядно. Даже после всех кровопролитных битв, после, казалось бы, почти полной гибели всех князей Владимиро-Суздальской Руси, их набралось ровно два десятка. И это было первым, весьма неприятным сюрпризом для Константина.
Он-то предполагал, что их будет всего четверо, из Киевского княжества, Смоленского, Галицкого и Владимиро-Волынского. Пятым был бы он сам, князь рязанский.
