— А где же Алексей Петрович?
— Э, милый! Да он давно махнул на Енисей.
— Пиши прямо: город Целинный, проспект Ленина, дом шесть, квартира восемь.
— Чудак, возьми, тебе говорю. Такой нигде не достанешь. И весит всего четыре килограмма.
— Да что это?
— Палатка. Собственной, брат, конструкции. На опыте проверена. Полгода в ней жил…
— Коля! А ты куда?
— В Магадан.
— Счастливец!
Дежурный по вокзалу приглашает в самолет. Мы снова в воздухе. В реактивном самолете особенно ощущаешь условность расстояний в наши дни. Несколько часов полета над степными просторами, и вот на горизонте уже встают припорошенные снегом горы, словно куски колотого сахара уложили на плоскую тарелку… Я летал в Алма-Ату пять лет назад и наглядно ощущаю, что расстояние от Москвы до столицы Казахстана сократилось, по крайней мере, в два раза.
Мы снижаемся. Вот и город — весь в зелени, сквозь которую еле просвечивает асфальт улиц.
В Алма-Ате я провел два дня. В некоторых частях город не узнать. Там, где были «линии», загородные слободки, палимые солнцем пустыри, теперь благоустроенные магистрали в алма-атинском духе: в несколько рядов молодые деревья, каменные арыки с чистой и холодной водой. Сядешь на скамейку, а рядом словно кто уронил бутылку — булькает и булькает из горлышка: это бежит по арыку вода с гор.
Знакомый инженер, у которого я остановился, уезжал в Китай. Он специалист по тепловозам. Я пошел его провожать на вокзал. Пока мы обедали в ресторане, прикатил экспресс из Ланьчжоу. Хлынули пассажиры, слышалась русская, китайская, казахская речь, восклицания еще на доброй полдюжине языков…
На товарной станции, где формировалось несколько составов, мое внимание привлекли новые вагоны и новые грузы. Товарные вагоны размером с пассажирские, на сто тонн (старые вагончики, отбывающие срок службы, кажутся по сравнению с ними спичечными коробками); цистерны необъятных размеров; цементовозы с плотно закрывающимися крышками, — цемент поступает сюда без всякой тары: столько его идет на разные стройки, что пришлось создавать специальные вагоны. На цементовозах пометки о пунктах отправки: Чимкент, Семипалатинск. На открытых платформах комбайны из Павлодара, прокатное оборудование из Петропавловска, ферросплавы, алюминий — все продукция новых казахстанских заводов. На многих вагонах написаны мелом китайские иероглифы.
Я невольно вспомнил разговор в редакции географического журнала перед отъездом из Москвы. Обсуждалась карта, на которой хотели показать изменения, происшедшие в стране в течение шестой пятилетки.
Художники горячо взялись за дело, но сразу же столкнулись со множеством трудностей. Целый спор возник по вопросу о том, как показывать города. Только ли новые? Их возникло немало на карте страны. Но ведь и многие старые города выросли, и значение их уже не соответствует тому скромному кружку, которым они обозначались на карте прежде. Одних жилых домов в шестой пятилетке построено за счет государственных средств в переводе на общую площадь почти в два раза больше, чем в предыдущие пять лет: страна никогда не знала такого размаха жилищного строительства! Новые предприятия, построенные недавно, изменили облик многих городов. Чем, например, был известен раньше город Канев? Только тем, что близко от него находится могила великого украинского поэта Тараса Шевченко. Сам по себе город не представлял чего-нибудь выдающегося. А теперь в этом районе строится Каневская гидроэлектростанция на Днепре. Вологда и Кострома ныне строят машины современной передовой техники — агрегатные станки и автоматические линии, Чарджоу выпускает суперфосфаты, Фергана перерабатывает нефть, в Бендерах изготовляют шелковые ткани, в Черкассах — искусственное волокно. Ахтма стала центром переработки сланцев.
А крупные города? Разве можно показать все новые предприятия, которые вступили в строй или введены в действие на полную мощность, допустим, в Минске? Тут и часовой завод, и заводы тракторных запасных частей, автоматических линий и специальных агрегатных станков, и камвольный комбинат…
— Тогда давайте покажем на карте все города, где произошли существенные изменения, — предложил один из работников редакции.
— Значит, придется рисовать почти все города, — возразил художник.
«Да, — подумал я, — через Алма-Ату осуществляется связь нашей страны с Восточным Китаем. С распашкой целинных земель, с увеличением производства только зерна в пять раз, с пуском Бухтарминской гидроэлектростанции, с развитием цветной металлургии, угольной, нефтяной и химической промышленности, машиностроения и других отраслей, с сильным расширением подготовки специалистов в здешних учебных заведениях, с развитием науки и искусств преобразился хозяйственный и культурный облик республики. Вырос сам город. Как все это изобразишь с помощью рейсфедера чертежника?»
На третий день утром я был уже снова в воздухе. Самолет летел на северо-восток. Бывали вы когда- нибудь в степях? Не море создает ощущение простора, а степь… В море вы, как в стеклянном шаре: сверху синева и снизу синева, и даже порой нет ощущения движения, кажется, что самолет повис в воздухе. Степь же покоряет шириной, земной своей ощутимостью, простором, который никак не преодолеет самолет, несмотря на работающие в полную мощь реактивные двигатели.
Мне приходилось летать над степями дикими и нетронутыми, — они производят впечатление загрубевшей кожи планеты, тут земля-мать еще не дождалась прихода человека.
И вот подо мной, да не только подо мной, а видимая во все окна самолета, действительно необъятная распаханная степь. Островки совхозов проходят то по горизонту, то ближе, и тогда видны ряды домов, бьющие зеленью, как фонтаны, молодые тополя, двухэтажные здания — школы или клубы, а затем снова бесконечная засеянная земля с тонкими линиями дорог. Вот степной небоскреб-элеватор и подъездная ветка к нему. Автомобиль, спешащий куда-то, может быть за двести километров, который самолет пролетит быстро, а шофер будет трястись часа два даже на полном газу: это не считается туг дальней поездкой.
Где-то здесь и город Целинный — центр большого сельскохозяйственного района в местах, куда человек пришел с плугом всего несколько лет назад, — транспортный узел с аэродромом, железнодорожной станцией, сходящимися шоссейными путями…
Новая степь! Созданная героическим трудом людей, пришедших по зову партии, по велению сердца, освоивших, обживших, включивших в хозяйство страны край, равный доброму государству…
Самолет вступил на великую воздушную дорогу, идущую от центра страны на восток. Как на широкой автостраде вычерченные линии показывают, кому какого потока держаться, так и на этой воздушной дороге самолеты идут эшелонированными по высоте. Воздушные колеи разбросались и вширь: как в казахстанских или алтайских степях, здесь хватает места для всех. Да и много появилось новых «воздушных адресов» в последнее время.
…Мы проходим значительно севернее Иркутска. Байкала не видно. Мы пересечем его позже, но зато в окаймлении лесов и скал вырвалась вдруг его дочь — Ангара. Девушка-проводник произносит это звучное и энергичное слово с невольным оттенком торжественности. И неудивительно: река, превосходящая по запасам гидроэнергии Волгу, Каму, Днепр и Дон, вместе взятые, и не имеющая другой равной в этом отношении сестры в стране, берется в упряжку гидростанций, невиданных доселе, и будет обеспечивать энергией дикий в недавнем прошлом край — Восточную Сибирь, богатства которой поистине сказочны. Народ-богатырь взял в свои руки золотые ключи и отмыкает одну за другой кладовые сокровищ для блага Советской Родины, для блага человека…
Все прилипли к окнам. Прямая высокая плотина режет реку смело и просто. Нет отдельного здания гидростанции. Турбины крупнейшей в мире фабрики электричества как бы вставлены в тело плотины. Мы видим только бетонный выступ. Какой-то скромностью веет от картины, представляющей блестящее решение труднейшей гидротехнической проблемы.
Это крупнейшее сооружение Ангарского каскада — Братская ГЭС. Первая ее очередь вступила в
