В деревушке на берегу Сейнен, уже в сумерках, Хелье продал перевозчику повозку и лошадь за треть цены, а затем выдал ему золотом значительную сумму, за которую перевозчик согласился везти всю компанию не на другой берег, а по петляющей Сейнен на север несколько миллариумов, с условием, что Хелье будет помогать грести.
Кшиштоф в первый раз за все это время застонал, когда Казимир, Лех и Хелье переносили его в лодку.
Мимо Шайо они проследовали уже в полной темноте, и еще через час прибыли в окрестности Сен- Дени. Знаменитой базилики там еще не было, было лишь кладбище с прахом двух Клови.
В полумиллариуме от кладбища ютились несколько мезонов — брошенное поселение. Тем не менее, в одном из мезонов горела свеча, а позади располагались стойла. Стуком в дверь Хелье разбудил задремавшего на шезе хозяина — человека пожилого, степенного, и явно шведского происхождения. Протиснувшись внутрь, Хелье показал хозяину сперва амулет на серебряной цепочке, с изображением сверда и полумесяца, а затем бумагу, на которой значилось:
«Предъявителю выдать любые повозки и столько лошадей, сколько он потребует. Добронега».
Хозяин отпер шкаф, достал из него несколько бумаг, нашел нужную, и тщательно сверил почерк. Почерк оказался неподдельным.
— Мне нужна прочная крытая повозка с парой лошадей, — сказал Хелье.
— Сейчас будет.
— А бумагу?
— Бумагу я оставляю у себя.
— Зачем?
— Такое правило. На каждой подставе нужна новая бумага. А иначе каждый желающий по одной бумаге будет годами ездить туда-сюда, даже если в немилость впадет.
Хелье не стал спорить. Ему не было жалко бумагу — таких бумаг, если нужно, у него будет хоть сотня, подумаешь! И хотя ему было теперь не до смеха, он все же представил себе, как встречает какого-нибудь рядового Неустрашимого и передает ему бумагу, в которой значится, «Получателю сего завтра в полдень пойти и дать пенделя Конраду Второму. Добронега».
Амулет, некогда привезенный им из Константинополя, Хелье повесил себе на шею. Временно. До прибытия в место назначения. Лошади Неустрашимых пошли ходко. Через полчаса Хелье обернулся и помахал рукой. Казимир вылез вперед и сменил Хелье.
— До рассвета будем в Льеже, надеюсь, — сказал Хелье. — В город не въезжай, разбуди меня.
В крытой повозке было темно и тихо, только Кшиштоф постанывал.
— Ему бы надо сменить повязку, — подал голос Лех.
— Помолчи, — сказал Хелье.
Он был уверен, что Мария не спит, но говорить с ней не хотелось, и она вела себя умно — молчала. Она вообще умная. Беспрекословно написала бумагу, к примеру. Хотя с другой стороны — что ей еще оставалось? Хелье определил, где лежит Кшиштоф, где сидит Лех, и где, привалившись к стене и обхватив руками колени, затаилась Мария, и растянулся на капе вдоль борта повозки, подложив под голову совершенно дурацкий галльский купеческий головной убор. И сразу уснул.
Через некоторое время Казимир обернулся и позвал яростным шепотом,
— Лех! Лех!
Лех перебрался ближе к переду повозки.
— Смени меня.
Лех принял у него вожжи. Казимир, стараясь никого не задеть, перебрался в конец, к Марие.
— Эй, — сказал он, нащупав ее плечо.
— Завтра поговорим, при свете, — сказала Мария шепотом. — Поспи пока что.
— Нет, я хочу…
— Завтра. Ехать нам долго, времени хватит на все. Поспи.
На рассвете Хелье проснулся и сел. В голове шумело. Повозка стояла на обочине. Отсутствовали Казимир и Лех.
— Что происходит? — спросил он.
— Они вышли, — ответила Мария.
— Погулять?
— Поссать, наверное.
— Листья шуршащие, — сказал Хелье. — Нашли место.
Он выпрыгнул из повозки и посмотрел по сторонам. Казимир возвращался из леса, поправляя на себе одежду. Хелье замахал ему рукой, чтобы он быстрее шел. Казимир не понял, чем и раздражил Хелье.
— Где Лех? — спросил Хелье. — Ты его убил?
— Сейчас будет.
— Я просил тебя разбудить меня перед рассветом. Где Льеж?
— Наверное, там, — сказал Казимир, показывая рукой направление. — А что?
— Во-первых, мы медленно едем. Во-вторых, останавливаться здесь нельзя.
— Почему?
— Потому что мы оставили след. У нас не было выхода. Следующий всадник, воспользовавшись той же подставой, расспросит хозяина, и тот покажет ему бумагу, в которой написано, что Мария следует по этой дороге. И погоню снарядят тут же. Я рассчитывал пройти еще как минимум три подставы, а теперь по твоей милости нам нужно будет искать другие пути! Сколько мы потеряли — час, два?
— Я не знал. Тебе следовало меня предупредить.
— Рассвет есть, а Льежа нет. Почему?
— Лех медленно правит, он неумелый.
— При чем тут Лех? Я дал вожжи тебе.
— А я передал их Леху.
И этот сопливый своенравный расстрига собирается быть в Полонии королем, подумал Хелье. Бедные поляки, мне вас жалко.
Через два часа прибыли в Льеж, маленький город, очень некрасивый. Лошадей Хелье тут же продал ремесленнику за полцены, а повозку загнали на плотничий двор, и плотник, пожав плечами, разобрал ее под руководством Хелье на составные, перепилил оси, демонтировал крышу, разбил колеса. Теперь, если и собирать повозку, в которой Неустрашимые могли бы признать свое имущество — займет это неделю или две.
Определив компанию в подобие крога, с отдельной комнатой, в которой Кшиштофа положили на ложе, Хелье нашел лекаря. Пока лекарь промывал Кшиштофу раны, приговаривая «не очень опасно, вся рана в бок ушла, а важных органов в боках нет», Лех, размышляя над тем, почему Казимир и незнакомая женщина все время держатся вместе, и кто она такая — женщина, которую варанг, руководящий побегом, назвал несколько раз «княжна», спросил у Казимира:
— Казимир, а что сталось с остальными?
Казимир мрачно посмотрел на него и ничего не ответил.
На местном рынке, у реки по прозванию Маас, петляющей больше, чем Сейнен, и противно пахнущей, Хелье, ищущий случая организовать дальнейшее путешествие, неожиданно встретил знакомого готта, купца, промышлявшего в свое время в Новгороде.
— Новгород? — купец сделал кислое лицо, пожал плечами, помотал головой. — Забудь. Подавал когда-то большие надежды, но нынче он уж не тот. Хорошим товарам в Новгороде хода нет. А Прагу на Влтаве захватили себе работорговцы.
— Ну да?
— Ужасно. Ты представить себе не можешь, друг мой — как это противно. Работорговцы — это не купцы, они позорят честь купцов! Страшный, жестокий народ. В древние времена они вынуждены были торговать людьми тайно, похищать, прятать, сговариваться. Сейчас они просто покупают людей по всей округе, и открыто, на рынке, среди бела дня, перепродают их — и каждый ждет, когда приедет южный гость — эти платят лучше всего, у халифов золото без счета. И стоят понурые парни и девки, глаза
