Сразу вспомнил все истории об избиениях в нашей милиции, отбитых почках, печени и прочих органах.
Опер показал на сигареты:
— Если хочешь, кури…
— Не курю, бросил два года тому назад, — пробурчал я, почему-то мне захотелось спать, сказывалась бессонная ночь в поезде. — Врачи сказали, что это вредно. — Знаю, мне тоже говорили, только я им не поверил. Итак, что мне с тобой делать?
Мне почему-то стало безумно скучно, как-то вдруг все стало понятно, и что он спросит и сделает, поэтому, не доживаясь его вопросов, я достал из кармана два железнодорожных билета и положил на стол перед ним.
Я их не выбросил, хотя и мог бы, что-то мне не дало это сделать.
— Жил у сестры, дачный поселок, — я назвал номер улицы, — Видели меня там многие.
Никуда не выезжал, нигде не был.
Опер посмотрел на билеты, внимательно прочитал все, что там написано и ухмыльнулся:
— Простите господин, Макаров, но есть один маленький нюанс, который все меняет.
Господина Филимонова Анатолия Сергеевича
1967 года рождения убили как раз перед вашим отъездом.
У меня внутри все обмерло. Одно дело предчувствие, и совсем другое, когда оно исполняется. Голос старшего опера, куда-то исчез, а потом снова появился.
— После совершения преступления вы вполне могли успеть на поезд, а в свете предыдущих наших подозрений становится понятным ваше желание приобрести алиби. Обычно, этим озабочены только те, кому оно по-настоящему нужно.
— Если Филю убили, туда ему и дорога! — я снова обратился взглядом к пространству за окном. — Хотите, верьте, хотите, нет, но я его не убивал. А большой любви к нему не испытывал, потому что после последней встречи с ним обнаружил на своем теле немало синяков.
— Выходит, мотив для убийства у нас уже есть! — довольно ухмыльнулся опер. — Значит, имелись какие-то отношения и сложились они не очень хорошо…
— Отношения сложились, я его не любил, а он меня, — я вздохнул. — Только убийство это на меня вам не удастся повесить. Меня видели соседи, когда выходил из дома. И если сравнить время, а я надеюсь, что они его запомнили, то окажется, неспешным шагом едва успевал на поезд.
— А я и не сказал, что его убили утром.
— Ночью я спал — алиби, как вы сказали, себе обеспечивал, хоть и не знал, что оно мне понадобится…
— Спал не один? Есть свидетель, или свидетельница? — Нет, свидетеля нет.
— Проверим, — мрачно пробурчал опер, но по его внезапно поскучневшему взгляду я догадался, что он уже и сам понял, что Филю убил не я.
Не знаю, что его больше всего убедило то ли мой ленивый тон, то ли упоминание о соседях. Вероятно и то и другое, потому что после моих слов он тут же позвонил дежурному и предупредил того, что меня отпускает. Потом показал рукой на дверь. Хорошо так показал, размашисто. Рука со свистом пролетела перед моим носом.
— Пока свободны, Максим Андреевич, если накопаем что-нибудь новенькое, то вам обязательно сообщим. Из города никуда не уезжайте, не стоит вам никуда ехать, вокруг свирепствуют эпидемии разных болезней.
Поверьте мне, это для вас станет небезопасным. Подписку о невыезде я вам давать не буду, но в случае если вы меня не послушаете, снова станете подозреваемым номер один еще и в этом убийстве.
Вопросы ко мне есть? Жалобы? Может, желаете написать заявление прокурору о грубом обращении оперативников при задержании? — Жалоб и заявлений пока нет, наоборот, в полном восторге, — я поднялся со стула. —
Прошу отметить похвальной грамотой высокую культуру задержания вашими подчиненными, даже никто ни разу не ударил ногой, так потоптались немного и все…
— Это мы в следующий раз исправим, благодарности и грамоты давать не будем, а невиновные в неприменении оружия при задержании будут сурово наказаны… — Опер достал из сейфа какое-то дело и что-то начал писать, я для него больше не существовал. — А побить действительно могли, их этому учили…
Я остановился у двери, а почему бы и на самом деле не спросить, пользуясь предоставленной возможностью?
— Но вопросы у меня к вам есть. Кто убил Ольгу?
— Филя точно не убивал, — процедил сквозь зубы старший оперуполномоченный. —
Он в это время был в другом месте. Так что если пойдешь по этому следу, упрешься в тупик. Кстати, ты ведь спросил об этом не зря?
Думаешь, что кто-то еще кроме тебя вышел на кровавую охоту? Или все-таки Филю прибил ты?
— Когда стражи защищают не тех, кто нуждается в защите, стражем становится каждый из горожан. Организуются дружина в каждом квартале, и она начинает патрулировать прилегающие улицы. Налоги на содержание стражи в это время не платятся, а оплачиваются только сторожа для городской тюрьмы. Так написано в городском укладе четырнадцатого века… — пробормотал я, выходя из кабинета. — Возможно, за Ольгу мстят теперь все нормальные парни этого города, а вы пытаетесь спасти убийц. Такое всегда кончается плохо. Смерти будут продолжаться. До свиданья…
— До скорого свиданья, — донеслось из-за двери. — Не исчезай. Думаю, у меня скоро к тебе опять появятся вопросы. А насчет всего остального ты не прав, дерьма у нас много, но не настолько. А с ваших налогов нам проку нет, эти деньги в Москву уходят, а зарплату мы получаем из области.
А того, кто убивает, мы найдем, мстители никому не нужны, без них разберемся, на то власть нам и дадена. А твои народные дружины исчезли вместе с Советской властью.
Я хмуро покосился на закрытую дверь, продолжать дискуссию не имело смысла. Старший оперуполномоченный может изменить свое решение, и тогда придется ночевать в камере. Нет уж, лучше по старинке, дома…
На меня никто даже не взглянул, когда я выходил. Похоже, опер верил в то, что дежурного может интересовать еще что-то кроме газеты, которую он читал. Я открыл дверь и вышел на улицу. Солнце светило вовсю.
…Когда ты расплачиваешься за свою неосмотрительность смертью, — значит, жизнь проведена бесцельно, но помни, смерть не роняет твоего достоинства, она не бесчестит…
Так гласит Бусидо.
Глава пятая
Неужели оборотень?
Рожденные без душ живут средь нас.
Им все понятно с самого рожденья.
Они живут, чтоб отбирать и убивать.
