Услыхав, что Лоренца нет на месте, Шани собрался, было, развернуться и уйти. Но я попросила его:
– Послушай, останься у нас ненадолго...
Он заколебался, поэтому я добавила:
– Лоренц должен вот-вот подойти...
И поскольку он всё ещё стоял в нерешительности у дверей, я сказала:
– Останься, мне всегда страшно, когда я дома одна.
Тогда он переступил порог. Мы оба были смущены и прошли из кухни в комнату. Смущение наше, правда, вскоре растаяло, однако мы не знали о чём говорить. Но я находилась под сильным впечатлением его агатовых глаз и, точно ласкающийся котёнок, прижималась к нему. Он терпеливо сносил это и улыбался, но ничего не говорил. Тогда я обхватила его за шею и крепко потёрлась об него нижней частью тела. Я ожидала, что теперь он как и другие полезет мне под юбки или достанет свой хобот и вложит мне в руку. Но он ничего подобного не сделал. Он позволил себя обнимать, только улыбался на это и ничего не предпринимал. Не знаю, как мне пришла в голову такая мысль, но я отпустила его, шагнула к кровати, улеглась на неё и сказала:
– Иди сюда.
Он подошёл ко мне и остановился перед кроватью. Я рывком приподняла платье:
– Ты ничего не видишь? – спросила я. – И сейчас ещё ничего?.. – Затем обнажила колени. – И теперь тоже ничего? – Я снова немного приподняла платье, взору предстали мои голые бёдра. – Сейчас тоже ещё ничего не видишь? – Он глядел на меня, улыбался и не шевелился. – Ну, а теперь?! – крикнула я и разоблачилась полностью.
Он продолжал стоять, а я лежала и ждала. Возбуждение моё нарастало, тем более, что я была убеждена в том, что его хоботок, как и хоботок Алоиза, должен быть мне совершенно впору. Я просто сгорала от нетерпеливого желания увидеть и подержать его, а потому схватила Шани за брюки. Он отступил на шаг.
– Отпусти, – печально и сконфуженно попросил он, – я не могу этого сделать...
– Почему не можешь? – Я одним прыжком соскочила с кровати.
– Просто так. Не могу и всё... – едва слышно проговорил он.
– Покажи-ка. – Я быстро потянулась к его ширинке. – Покажи, что ты действительно это не можешь.
Он хотел вырваться, но я уже крепко держала его за пуговицы. Тогда он остановился, и я нащупала в брюках шлейф, который незамедлительно вытащила наружу. Он оказался тонким и очень длинным, и мне бросилось в глаза, что крайняя плоть его чуть не на всю головку была оттянута назад. Однако хобот у него стоял настолько образцово, что дай бог каждому. И мне так не терпелось вставить его себе в щелку, что я расторопно задрала юбки. Но он и теперь мною не соблазнился.
– Оставь, я не могу.
Я совершенно растерялась от досады и изумления:
– Ты ведь можешь, – ревниво сказала я, – ты лжёшь, ты прекрасно всё можешь, только не хочешь.
– В самом деле, не могу. Я бы и сам с удовольствием, да ничего не выйдет.
Он произнёс эти слова так серьёзно и грустно, что они произвели на меня сильное впечатление и разбередили моё любопытство.
– Тогда объясни, почему не выйдет, коль это правда, объясни... – наседала я на него.
Я всё ещё продолжала держать в руке его шлейф. Он отнял его у меня, спрятал и застегнул брюки.
– Этого я тебе сказать не могу.
– Потому что ты лжёшь, – упорствовала я. – Ты не хочешь сношаться... а коли не хочешь, так прямо и скажи, только не лги!
– Я не лгу, – возразил он. С этими словами он, не поднимая мне платья, схватил меня за виньетку, немного помедлил в таком состоянии и, наконец, повторил: – Нет, я не могу...
– Да из-за чего же?
– Из-за этих проклятых баб... – в сердцах бросил он.
– Что ещё за бабы?..
– Мне сегодня уже два раза пришлось отпудрить... – произнёс он яростно.
– Кого же?.. – Я сгорала от нетерпения услышать это.
– Два раза, – повторил он. – И если сейчас я посношаюсь с тобой, тогда он у меня ночью не встанет и она за это устроит мне трёпку.
– Да кто же?
– Мать...
– Твоя мать?..
– Да.
– Она колотит тебя, если у тебя не стоит хвост?..
– Да.
– Но почему? Ты же, надо думать, вполне способен отсношать мать?
– Я вынужден... – Он пришёл в ярость. – Эти окаянные бабы, будь они прокляты, – выкрикнул он, – они ведь все одного поля ягоды и такие завистливые...
– Выходит, сегодня ты уже дважды сношал её?..
– О нет, она придёт домой только вечером.
– Тогда кого же ты оприходовал?
– Своих сестёр...
– Своих сестёр?! Обеих что ли?..
– Да, обеих, и если я сейчас посношаюсь с тобой, то вечером он у меня в постели, вероятно, не встанет, а в таком случае мать сразу же раскумекает, что я кое-что проделал с Розой и Ветти, и тогда отлупит меня, – сказал он вконец опечаленный.
И дальше поведал целую историю. Мне даже не потребовалось больше подстёгивать его дополнительными вопросами. У него самого, очевидно, возникла потребность довериться мне. Отца своего он не знал, он едва ли даже мог его помнить, поскольку тот умер, когда Шани был ещё совсем маленьким. Его сестёр я видела часто, мать тоже. Она была маленькой, очень худой, но ещё не старой женщиной. И у неё были такие же красивые чёрные глаза, как у сына. Восемнадцатилетняя Роза, старшая из сестёр, была белокурой стройной девушкой, и хотя лицо у неё было в изобилии усеяно веснушками, зато она имела две упругие, высоко вздымающиеся острые груди. Шестнадцатилетняя Ветти, младшая, была, напротив, низкорослой толстушкой с пышными молодыми грудями и такой внушительной попой, что мужчины на улице волочились за нею. В двенадцатилетнем возрасте она была лишена девственности одним распространителем литературы, торговавшим вразнос душещипательными романами, когда тот однажды застал её дома одну. Однако мужчина ни в коем случае её не насиловал, скорее он понял так, что Ветти его соблазняет. Потому что она как раз в то время вступила в фазу бурного созревания и на всех мужчин смотрела завлекающими глазами.
Она рассказала брату об этом приключении, показала ему, как всё происходило, и с той поры оба часто играли в «распространителя». Однажды, когда их игра была в самом разгаре, их застукала Роза. Она совершенно неслышно предстала перед ними и, когда оба в испуге вскочили, спросила:
– Чем это вы тут занимаетесь?
Она, естественно, не получила ответа. Ветти и Шани боялись, что старшая сестра побьёт их или выдаст матери. Однако ничего подобного не случилось. Роза их не побила и не выдала. Зато ночью, когда брат и обе сестры, спавшие все вместе в одной комнате, уже лежали в кровати, она позвала Шани к себе.
– Что ты вытворял сегодня с Ветти?
– Ничего.
– Так ли уж? Просто от нечего делать задрал ей юбки и вынул сиськи?
– Ох, да мы всего лишь играли...
– Ну, тогда покажи мне, во что вы играли.
Шани стоял в темноте перед кроватью сестры. Ветти спала, в кабинете спала мать, и этот диалог вёлся шёпотом.
