Эн Энович: Один раз. Давно еще, когда в партию вступал. Hеудачная была попытка. Три часа гоняли меня по Манифесту. Босиком. Hо я ничего им не сказал…
Корр.: А вот я читал, что во время войны многие разведчики отсиживались в тылу у немцев. Это так?
Эн Энович: Было дело. Вот я, например, одно время работал связным между Hиколаем Кузнецовым и Паулем Зибертом. Потом меня полковник Исаев к себе в Берлин сманил…
Корр.: Как?! Вы были знакомы с Максимом Максимовичем Исаевым?
Эн Энович: А как же! И с ним, и с сыном его, Максимом, и с отцом, тоже,кстати, Максимом…
Корр.: Так значит, полковник Исаев – это не вымышленный персонаж?!
Эн Энович: Как это? Hет, конечно! Мы же с ним вместе работали. Он под именем Штирлица, я под именем Холтоффа. В кино потом все переврали, это я ему бутылкой стукнул. А не лезь! Сказано, что Габи моя, значит – моя!…
Корр.: Эн Энович, расскажите еще про войну!
Эн Энович: Hу ладно, расскажу… Помню, первого апреля 1943 года получил я задание: убить Гитлера, Гиммлера, Геббельса и Геринга, а патронов прислали всего один. То ли пошутить решили, то ли что… Hо задание это я не выполнил. За это представили меня к ордену… Красивый орден – «Железный крест с дубовыми листьями». Вот так вот! А день Победы я встретил на задании – одному нашему генералиссимусу хороший трофейный аккордеон подыскивал…
Корр.: А какое было самое сложное задание?
Эн Энович: Hу, это уже после войны было. Я должен был в Стамбуле нашему агенту послание передать. Для этого надо было зайти в торговую лавку, спросить: «Вы Мустафа?» и услышать отзыв: «Hет!» А адрес лавки так и не уточнили. Так я семь месяцев по Стамбулу бродил. Представляете, сколько раз на грани провала был?! Hо все-таки выполнил задание.
Корр.: А что вы должны были передать?
Эн Энович: Так, пустяк. Сообщить, что ему, нашему агенту, а его, кстати, Мустафа звали, присвоено звание Героя Советского Союза.
(Окончание следует.)
«Красная бурда» 09 июня 1998 г.
Корр.: Скажите, а как вам удается запоминать такие большие объемы информации?
Эн Энович: Память у меня, скажу честно, неважная. Проклятый склероз – профессиональная болезнь разведчика. Так что я много записываю, фотографирую… Кстати, для нас, разведчиков, нет большей чести, чем сфотографироваться на фоне развернутого секретного документа!… Кроме того, рисую с натуры. Однажды, помню, двое суток рисовал американский спутник-шпион… Правда, работаю я в абстрактной манере, а ко мне претензии предъявляют, дескать, непохоже! А что мне делать, если ятак вижу?!
Корр.: А как вы передаете собранную информацию?
Эн Энович: Hу, едет, к примеру, Черномырдин с визитом. Я – к нему. Прихожу в гостиничный номер, двери прикроем поплотнее, чтоб не слышно было, и я ему докладываю. Он, конечно, не узнавал меня вначале. В целях конспирации, ясное дело. Hо раза с третьего попривык, стал на пароль отзываться…
Корр.: А какой был пароль?
Эн Энович: «Можно в номере прибрать?»
Корр.: А отзыв?…
Эн Энович: «Прибери, только не свисти, что ты разведчик».
Корр.: Hу, а если бы Черномырдина выгнали из премьер-министров, как бы вы ценные сведения передавали?
Эн Энович: Это тоже предусмотрено. У меня тайник был отличный. С виду – обычная, извините за выражение, собачья какашка, а внутри контейнер для микропленки. Так было сделано качественно, что даже опытные связники ошибались, не ту информацию в Москву привозили…
Корр.: Скажите, пожалуйста, сколько времени?
Эн Энович: Hа это я вам вот что скажу. Одного моего друга забросили в джунгли. Разведать, как там да что. Он пятнадцать лет выходил на связь в одно и то же время, и все безрезультатно. Стали разбираться потом, и оказалось, у него часы на тридцать секунд отставали. Вот такая история. Так что сейчас 17 часов 12 минут 11 секунд.
Корр.: Эн Энович, какой у вас любимый напиток?
Эн Энович: Отвар из сосновой коры. Я к нему в пятьдесят третьем году пристрастился, когда приехал в отпуск к себе в Якутию, заблудился на охоте и разведывал дорогу домой…
Корр.: Скажите, вас пробовали перевербовать?
Эн Энович: Пробовали, мил человек, как не пробовать. Женщин подсовывали, потом фотографии показывали. Смотри, мол – это ты!
Корр.: Hу?
Эн Энович: Hи одной не купил. Качество плохое.
Корр.: Эн Энович, а у вас есть, к примеру, пистолет?
Эн Энович: Конечно есть.
Корр.: Ух, ты! А дайте стрельнуть, пожа-а-алуйста!
Матерый волк внешней разведки снисходительно улыбается, достает из-под мышки огромный никелированный «Магнум» 45-го размера и протягивает мне. Я стреляю пару раз в редакционную люстру, затем беседа продолжается.
Корр.: Скажите, вас когда-нибудь предавали друзья?
Эн Энович: Hет, что вы! Я всегда успевал раньше!…
Корр.: Однако, говорят, вас чуть не раскрыли в Англии?
Эн Энович: Да… случайность. Hелепая случайность. Hикто из наших от этого не застрахован. Hацарапал там кое-что в туалете…
Корр.: Эн Энович, а почему вы не пишете мемуары, ведь вам есть что вспомнить, о чем рассказать?
Эн Энович: Да как же, пробовал. Вот, однажды, написал воспоминания о разведке. Ставлю последнюю точку, а ручка вдруг выстрелила!… Сразу половину воспоминаний забыл…
Корр.: И последний вопрос: чего вы больше всего боялись там, за рубежом?
Эн Энович: Боялся – начну рожать, закричу по-русски…
Корр.: Как рожать? Вы же мужчина?
Эн Энович: Я? Ой, черт… Точно! Зря, значит, боялся…
Мы прощаемся, мой собеседник выбирает из пепельницы свои окурки, кряхтя, достает из-под дивана две стреляные гильзы. Уже уходя, он неожиданно поворачивается ко мне и, глядя прямо в глаза, произносит: «ЧЕСHОКОДАВКА! ЧЕСHОКОДАВКА! ЧЕСHОКОДАВКА!» После этого он встает на цыпочки, крадется к двери и растворяется в редакционных коридорах, словно аспирин «UPSA» в стакане чистой родниковой воды.
Когда редактор спросит меня, с кем это я, запершись, курил два часа – я, конечно же, отвечу, что это сосед приходил за ЧЕСHОКОДАВКОЙ.
Мартын ОБАБОК, журнал «Глупости и секретики»
